Сам Ратенау писал: "Не думаю, что наше соглашение с Россией действительно было бы достигнуто на основе лишь готовности, если бы не подействовала напряженность положения в Генуе. Только в ночь с пасхальной субботы на воскресенье мы узнали, что имеются новые возможности для ведения переговоров с Россией. Русская делегация пригласила нас поздно ночью для возобновления переговоров. В результате немедленно проведенных консультаций со вторым помрейхсканцлером было принято решение принять приглашение.1 Таким образом, германская делегация решилась на возобновление переговоров с делегацией РСФСР, начатых в Берлине.
В. Ратенау описывал дальнейшее событие так: " … На следующее утро в 9 часов утра я выехал к русским в Рапалло. Переговоры продолжались весь день. Мы возвратились лишь поздно вечером. Переговоры пришлось вести в полной изоляции от остальных членов делегации в Генуе. О связи с Генуей по телефону не могло быть и речи, а непрерывные поездки туда и сюда были невозможны, учитывая расстояние. Нам самим хотелось бы вести и закончить переговоры с меньшей поспешностью, но мы должны были воспользоваться представившейся возможностью. Итак, утром на пасху появился на свет договор"2. Участники этих событий Любимов и Эрлих оставили несколько иное описание. Рано утром 16 апреля Эрлих, исполнявший обязанность коменданта делегации, получил от В.В. Воровского указание открыть ворота к 11 часам - приедет немецкая делегация.
Около 11 часов к воротам гостиницы "Палаццо Империале" подъехал автомобиль. Из него вышли Ратенау, Мальцан, Гильфердинг и фон Симсон. "Немецкие делегаты были очень измучены. Лица у них были серые, глаза воспаленные и весь внешний облик показывал большую озабоченность и усталость. Это было наглядным следствием ночного "пижамного совещания"3. Они прошли на территорию гостиницы, и начались переговоры". В "Истории дипломатии" переговорам в Рапалло придан ничем необоснованный драматизм, подчеркивается их трудный, жесткий характер: "обе стороны были упорны", "дело подвигалось медленно" и т.п. Явно сочинена Д`Аберноном история о том, что после звонка Ллойд Джорджа с приглашением Ратенау "на чай или завтрак возможно скорее", русские "стали сговорчивее"4.Требует уточнения запись Мальцана о том, что он высказывался за договор с энтузиазмом, Вирт с ним соглашался, и лишь Ратенау был против и подписал договор вопреки своим желаниям, более чем неохотно.
Уже отмечалось, что переговоры длились недолго, не более двух часов в целом, ибо все было готово к его заключению, о чем заявил член советской делегации М.М. Литвинов.
Французское агентство "Гевес" опубликовало его заявление о том, что "весь сыр-бор вокруг договора в Рапалло" зажгли совершенно напрасно, так как текст его был согласован советской делегацией с германской стороной еще в начале апреля 1922 года в Берлине. Ратенау, впрочем, не смог тогда же парафировать этот текст, поскольку ему не удалось срочно собрать заседание Совета министров. И в Рапалло, заключил Литвинов, все дело свелось к завершению давно начатого дела1. Об этом говорили и немцы. Так, экономический эксперт делегации Р. Гильфердинг в интервью французской газете "Темп" заявил сразу же, что договор был подготовлен уже несколько месяцев тому назад, но германский проект был представлен только тогда, когда стали опасаться. Что Россия договорится с союзниками без Германии и против Германии2.
Действительно, в Рапалло обсуждался текст договора, уже подготовленного в Берлине. Шла доработка, в частности, немецкая сторона хотела специальной оговорки о том, что Германия будет поставлена в равные условия с другими государствами в случае удовлетворения Россией их претензий по социализации иностранного имущества3.
Работа, начавшаяся где-то в 12-м часу дня, была вскоре прервана, так как немецкая делегация отбыла на званый дипломатический завтрак. Оставшиеся эксперты подготовили окончательный текст соглашения. Ратенау, ожидавшему у себя в отеле окончательной подготовки текста, сообщили, что можно выезжать. И вот как раз в этот момент, когда Ратенау садился в автомобиль, чтобы направиться в Сан-Маргерит, ему сообщили, что его просит к телефону Ллойд Джордж, чтобы условиться о встрече. В крайнем душевном волнении Ратенау постоял минутку, но вернуться назад не захотел ради неопределенного результата. Он дважды пробормотал по-французски: "вино открыто и его следует выпить". С этими словами он сел в автомобиль и отправился подписывать договор.
Во второй половине дня немецкие делегаты вновь приехали в Сан-Маргерит. Примерно в течение часа согласование текста было завершено4. В 18 часов 30 минут местного времени Чичерин и Ратенау подписали советско-германский договор и вышли из комнаты. Впереди шли Г.В. Чичерин и В. Ратенау. Они улыбались и дружелюбно разговаривали. Распрощавшись, немецкая делегация уехала. Позади глав делегаций шел В.Е. Штейн и нес мраморную чернильницу и перо, говоря: "Это исторические чернильница и перо, им было подписано первое соглашение с крупной западной державой"5.
Э. Эррио в своих мемуарах ошибочно указал, что договор подписывал не Ратенау, а канцлер Вирт. Эррио писал: " … на конференции, так же, как и в природе, разразилась гроза … . В одно воскресное утро набожный г-н Вирт приехал в Сан-Лоренцо … . Благословенный, поздравленный, освещенный таким образом, набожный канцлер (?!) подписал свое соглашение с русскими. Бумагу ему протянул г-н Ратенау; он побил Ллойд Джорджа1.
Событие исторической важности проведено было более чем скромно: не было торжественной церемонии, обстановка была сугубо деловая - ни цветов, ни фотографов, ни пресс-конференций и интервью. Характерно, что глава германской делегации рейхсканцлер Й. Вирт не появился в Рапалло. Есть мнение, что он поддержал договор не без "длительных колебаний"2.
Немецкий дипломат М. Шлезингер писал со слов самого Вирта, что канцлер не вел разговоров по проекту или времени его подписания, полагая, что договоренность уже достигнута. Канцлер полностью поддержал и доверил дело Ратенау, который и довел процесс до конца. Вирт не видел даже текст заключенного договора, но стоял решительно за него, полагая, что он нужен в принципе3. Понимал и, если верить нашим историкам, восторженно признавал договор А. фон Мальцан, твердый поборник дружбы с Россией. И все же представляется, что эти весьма натянутые утверждения не унижают роли человека, поставившего свою подпись, пусть после долгих раздумий и колебаний, но твердо и решительно - Вальтера Ратенау.
Договор между РСФСР и Германской республикой был составлен в двух экземплярах. Оба правительства отказывались от возмещения военных расходов и военных, также как и невоенных убытков, причиненных им и их гражданам во время войны. Германия и Советская Россия обоюдно прекратили платежи на содержание военнопленных. Германское правительство отказывалось от претензий, вытекающих из мероприятий РСФСР или ее органов по отношению к германским гражданам или их частным правам, при условии, что правительство РСФСР не будет удовлетворять аналогичным претензиям других государств.
Дипломатическое и Консульское отношения между Германией и Советский Россией немедленно возобновлялись. Оба правительства согласились принять принцип наибольшего благоприятствования при урегулировании взаимных торговых и хозяйственных отношений и благожелательно идти навстречу обоюдным экономическим потребностям. Было оговорено, что договор не затрагивает отношений договаривающихся сторон с другими государствами. Договор был составлен без указания срока действия и вступал в силу сразу же после момента ратификации за исключением статьи 4-ой и пункта "б" статьи 1-ой.4
В нотах-письмах, которыми тут же обменялись обе делегации и которые не подлежали опубликованию, было оговорено, что Германия обязуется принимать участие в отдельных мероприятиях консорциума в России только после предварительной договоренности с правительством РСФСР1.
Большой и неожиданный успех советской дипломатии вызвал вначале некоторую нервозность в Москве. В.И. Ленин, получив известие о договоре, написал записку И.В. Сталину, Л.Д. Троцкому и Л.Б. Каменеву, в которой сообщал, что получена телеграмма от М.М. Литвинова о подписании договора с Германией. Ожидавшийся и намечавшийся успех встревожил одним: не похоронит ли он конференцию в Генуе2. Отсюда вопрос: целесообразно ли сообщение о случившемся немедленно или целесообразно отложить до новостей из Генуи.
Как только выяснилось, что конференция продолжает работать, хотя ей и грозит крах (но по другим причинам), Ленин указал на возможность использования "в дальнейшем дипломатическом наступлении" двух козырей, первым из которых он назвал принципиальное значение русско-германского договора3.
19 апреля газета "Известия" опубликовала сообщение о подписании договора в Рапалло. В.И. Ленин телеграфировал Чичерину : "Учитывая значение русско-германского договора, его прием Германией, его влияние на Италию и драку держав из-за концессий, мы приходим к выводу, что всего правильнее для нас построить теперь всю международную политику на том, чтобы в течение известного периода не менее нескольких месяцев строить все и вся только на базе русско-немецкого договора, объявив его единственным образцом, от коего мы отступим лишь исключительно из-за больших выгод"4.