В дальнейшем повествовании лицемерие оказывается основной чертой буржуа— суеверного религиозного ханжи, жившего в отдельном мире фарисейской буржуазной морали. Рабочие отграничивали свою «республику» как от этого мира, так и от представителей других ремесел — сапожников, которые питались низшими сортами мяса, и каменщиков или плотников, которые рады были затеять ссору, когда по воскресеньям печатники, разделившись на «сословия» (casse и pi esse), пускались в загул по деревенским кабакам. Присоединившись к одному из «сословий», Жером воспринял его дух. Он отождествлял себя с определенным ремеслом и в качестве полноправного наборщика получил новое прозвание. Пройдя обряд инициации в полном — этнографическом — смысле слова, он стал «месье», т.е. «господином».
* * *
Но довольно про обряды. Как там у нас с кошками? Следует с самого начала сказать, что в кошках есть нечто je пе sais quoi (неуловимое), нечто загадочное, что завораживало людей еще со времен древних египтян. В кошачьих глазах можно усмотреть едва ли не человеческий разум. Ночью кошачий крик можно принять за человечий, словно он вырвался из самого нутра, из глубины нашей животной натуры. Кошки привлекали таких поэтов, как Бодлер, и таких художников, как Мане, стремившихся выразить человеческое в животных и животное в людях — особенно в женщинах".
В некоторых культурах эта неоднозначная онтологическая позиция, эта двойственность понятийных категорий наделяет определенных животных— свиней, собак, казуаров, а также кошек — магической силой, связанной с табу. Вот почему, объясняет Мэри Дуглас, евреи не едят свинину, а англичане, утверждает Эдмунд Лич, предпочитают обзывать друг друга «сукин сын», но не, предположим, «коровий сын». Некоторые животные очень подходят для обзывания, как другие, по знаменитой формулировке Леви-Строса, «подходят для думания». Я бы прибавил, что отдельные животные— в частности, кошки— очень подходят для участия в обрядах. Они имеют ритуальную ценность. Нельзя устроить шаривари с коровой, зато можно с кошкой: достаточно решить faire к chat, изобразить Katzenmusik.
Издевательства над животными были на заре Нового времени общепринятым развлечением по всей Европе. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на гравюру Уильяма Хогарта «Ступени жестокости», да и вообще мучение животных можно обнаружить в самых неожиданных местах. Убийство кошек составляло обычную тему художественной литературы, от «Дон Кихота» в Испании начала XVII века до «Жерминаля» во Франции конца XIX века. Жестокость по отношению к животным, с которой мы сталкиваемся в литературе, отнюдь не выражала садистские наклонности некоторых полубезумных писателей — в таких произведениях, как показал Михаил Бахтин в своем труде о творчестве Рабле, проявлялась одна из тенденций народной культуры. Это мнение подтверждается и многочисленными сообщениями этнографов. В Семюре, например, в «факельное воскресенье» (di-manche des brandons) дети обычно привязывали кошек к столбу и сжигали их на кострах. В «игре с кошкой» (jeu du chat), популярной в Экс-ан-Провансе на праздник Тела Господня, животных подкидывали высоко в воздух и разбивали оземь.
Были в ходу выражения типа «терпелив, как кошка, которой вырывают когти» (или же «как кошка, которой поджаривают лапы»). Англичане проявляли не меньшую жестокость. В Лондоне периода Реформации толпа протестантов обрила кошку, чтобы сделать ее похожей на священника, напялила на нее шутовское облачение и вздернула на виселице у Чипсайдского рынка. Подобных примеров можно было бы привести великое множество, однако суть дела ясна: в ритуальном убийстве кошек не было ничего необычного. Напротив, устроив судилище и повесив всех обнаруженных на рю Сен-Севрен кошек, Жером со товарищи опирались на привычный элемент своей культуры. Но какой смысл вкладывала эта культура в кошек?
Ответ на этот вопрос следует поискать в сборниках сказок, суеверий, пословиц и знахарских снадобий. Материала очень много, он интересен и разнообразен, только с ним крайне сложно работать. Хотя значительная его часть относится к средневековью, точная датировка в большинстве случаев невозможна. Материал в основном собирался фольклористами в конце XIX — начале XX века, когда устное народное творчество еще стойко противилось влиянию печатного слова. Однако на основе этих антологий невозможно делать выводы о том, существовал ли тот или иной обычай в парижских типографиях середины XVIII века. Можно лишь сказать, что печатники жили в обстановке традиционных порядков и представлений, что сам воздух, которым они дышали, был пропитан традицией. Она не была везде одинаковой — Франция еще до конца XIX века оставалась скорее лоскутным одеялом земель (pays), нежели единым государством, — но везде можно найти сходные мотивы. Самые распространенные были связаны с кошками. Французы раннего Нового времени использовали кошек в символических целях чаще остальных животных, причем использовали определенными способами, которые можно для нашего исследования сгруппировать, не принимая во внимание местные различия.
Прежде всего, кошка ассоциировалась со злыми чарами. Стоило наткнуться на нее ночью фактически в любом уголке Франции, и вам была обеспечена встреча с дьяволом, с кем-либо из его приспешников или с ведьмой. Белые кошки были по своей причастности к колдовству ничуть не лучше черных, и день тут ничем не отличался от ночи. Типичный случай произошел с крестьянкой из Бигорра: ей встретилась заблудившаяся в поле очаровательная белая ручная кошечка. Крестьянка донесла ее в фартуке обратно до деревни, и возле дома женщины, которую подозревали в колдовстве, кошка выпрыгнула со словами: «Мерси, Жанна». Ведьмы превращались в кошек, чтобы околдовывать свои жертвы. Иногда, особенно на mardi gras, они собирались по ночам на отвратительные шабаши, где вопили, дрались и мерзко совокуплялись под руководством самого сатаны, принимавшего образ огромного кота. Обезопасить себя от колдовских чар кошки можно было лишь одним, классическим, способом: изувечив ее. Отрубите ей хвост, отрежьте уши, сломайте лапу, вырвите или сожгите шерсть — и вы разрушите ее злые чары. Изуродованная кошка не может участвовать в шабаше и бродить вокруг, околдовывая всех и вся. Бывало, что крестьяне огреют ночью дубиной кошку, которая перебежала им дорогу, а назавтра обнаруживают следы побоев у одной из женщин, подозреваемой в ведьмовстве, — так, во всяком случае, утверждает сельский фольклор. Деревенские жители рассказывали также об односельчанах, которые, найдя в хлеву бродячую кошку и желая предохранить свой скот, перебивали ей лапу. Наутро сломанная рука или нога неизменно обнаруживалась у какой-нибудь подозрительной женщины.
Кошки обладали волшебной силой и независимо от связи с ведьмами и чертом. В Анжу, если эти животные заходили в пекарню, переставало подниматься тесто для хлеба. В Бретани, если они перебегали дорогу рыбакам, у тех не было улова. В Беарне, если их живьем закапывали в землю, поле очищалось от сорняков. Они фигурировали в качестве основных ингредиентов во всевозможных народных снадобьях, не говоря уже о ведьмовских зельях. Чтобы оправиться от сильных ушибов, надо было пососать хвост, только что отрезанный у кота. Чтобы излечиться от воспаления легких, надо было выпить кровь из кошачьего уха, смешанную с красным вином. Чтобы избавиться от рези в животе, надо было добавить в вино кошачьи экскременты. Можно было даже сделаться невидимым (по крайней мере, в Бретани), съев мозги убитой кошки, — но только если тело еще не успело остыть.
Чудодейственная сила кошки проявлялась в совершенно определенной области, ограниченной домом и семьей, особенно наглядно — в отношении хозяина или хозяйки. В сказках типа «Кота в сапогах» подчеркивалось отождествление кота с его хозяином; об этом же свидетельствовали суеверия, в частности, обычай повязывать черную ленточку на шею кошке, у которой умерла хозяйка. Убить кошку означало навлечь несчастье на ее владельца и всю семью. Если кошка уходила из дома или переставала прыгать на постель к больной хозяйке или хозяину, больного ожидала смерть. При этом кошка, лежащая на кровати умирающего, могла быть чертом, который ждет, когда можно будет забрать его душу в ад. Как говорится в одной сказке XVI века, в Кентене жила девушка, которая за красивый наряд продала душу дьяволу. После ее смерти носильщики не сумели поднять гроб; когда они открыли крышку, оттуда выскочил черный кот... Кошки наносили дому самый разный ущерб. Нередко они душили младенцев. Они понимали разговоры и выбалтывали их содержание посторонним. Но их чары можно было ослабить либо обратить себе на пользу, если знать соответствующие приемы: например, при первом появлении кошки смазать ей лапы маслом или покалечить их. Для защиты нового дома французы замуровывали в него живых кошек — весьма старинный обычай, судя по кошачьим скелетам, которые были извлечены из стен средневековых зданий.
Наконец, кошачьи чары сосредоточивались на самом интимном аспекте семейной жизни, на сексуальной ее стороне. Жаргонные французские словечки к chat, la chatte, к minet означают то же самое, что по-английски слово pussy, и они веками употреблялись как неприличные. Во французском фольклоре кошка играет особую роль в сексуальных метафорах и метонимии. Еще в XV веке для достижения успеха у женщин рекомендовалось гладить кошек. Житейская мудрость, выраженная в пословицах, отождествляла женщин с кошками, например: «Тому, кто хорошо ухаживает за кошками, достанется пригожая жена». Если мужчина любит кошек, он будет любить и женщин — и наоборот. «Как он любит кошку, так он любит свою жену», — гласила еще одна пословица. Если же мужчина не обращал внимания на жену, про него говорили, что ему и без того есть чем заняться, или, буквально: «Для его хлыста есть другие кошечки». Женщина, стремившаяся завладеть мужчиной, ни в коем случае не должна была наступить кошке на хвост. Она могла отложить свадьбу на год, или, как в Кемпере, на семь лет, или, как в долине Луары, на столько лет, сколько раз промяукает кошка. Кошки повсюду ассоциировались с фертильностью и женской привлекательностью. Про девушек сплошь и рядом говорили, что они «влюблены как кошки»; а если молодая женщина забеременеет, значит, она «подпустила кота к сыру». Само поедание кошатины могло вызвать беременность. В некоторых сказках у девушек, отведавших кошачьего мяса, рождались котята. В северной Бретани благодаря кошкам могли заплодоносить больные яблони — если только животных закопать под ними определенным образом.