В рассказе «День Петра, царь Петр у которого круглые... черные глаза, словно горевшие безумием», обладает необыкновенной волей и гордостью, страшит и пугает всех от боярина до тяглового человека. Этот же взгляд на Петра как на царя одиночку сохранен и в пьесе «На дыбе» (1928г.). Петр в пьесе по признанию писателя, «попахивал Мережковским». В середине декабря 1928 года он уже договорился с Мхатом о постановке пьесы, а не задолго до Нового года читал её актером театра. К сожалению, ведущие актеры, в том числе и его друзья Качалов и Москвин, холодно приняли новую работу. Выражая общую точку зрения театра, Монидов вскоре после Нового года писал Станиславскому: «Петр I - слабо». И таким бледным по прошествии нескольких лёт казались самому Толстому первые попытки дать образы Петровской эпохи, каким странным и малоубедительным представал образ самого Петра Великого.
Таким образом «Наваждение», «День Петра» и «На дыбе», при всей самостоятельной значимости, важны для понимания эволюции А.Н.Толстого - исторического писателя. К главному произведению своей жизни А.Толстой шел сложным путем.
Глава II
Роман о Петре
В начале февраля Алексей Николаевич засел над романом «Петр I». Он поставил себе задачу: меньше описательности, которой обычно грешат исторические романисты. Больше действия, движения, событийности. Пожалуй, как нельзя более, кстати, ему пригодиться при создании этой вещи драматургический опыт: навык к сжатым формам, к энергии действия, диалогу и к психологическим обрисовками. Толстой, как крупный художник-реалист, почувствовал созвучность эпох — начала XVIII столетия и нашей эпохи в смысле творческого энтузиазма, взрыва сил и энергий. Первую книгу романа Толстой опубликовал в 1931 году, вторую — в 1934 году.
Изображая Петровскую эпоху, Толстой не дает биографии Петра, а показывает его только в связи с теми событиями, которые имели место в то время. Царь Петр — мальчик впервые появляется на страницах романа во время стрелецкого мятежа в Кремле, когда Наталья Кирилловна выносит его на красное крыльцо: «Круглощекий и тупоносенький, он вытянул шею. Глаза круглые, как у мыши...»
Стрелецкий мятеж написан с большой художественной силой, автор, мастерски используя изобразительные возможности глагола, добивается наивысшей эмоциональности по мере того, как разворачивается, приходит к кульминации это кровавое событие: «Стрельца, уставая копья, кинулись» за ним (Долгоруким) и «растопыренные тело его полетело и скрылось в топчущей, рвущей толпе». Овсей Ржов «насел сзади на Матвеева», как на более важного и сильного человека; «царевич Иван, отпихнутый, упал и заплакал». «Оттащили царицу, отшвырнули Петра, как котенка». «Огромное тело Матвеева с разинутым ртом высоко вдруг: поднялось, растопыря ноги, и перевалилось на уставленные копья». Петр впервые увидел кровавую жестокость стрельцов, подстрекаемых к бунту Хованским и Василием Васильевичем Голицыным, и это детское впечатление отложилось в его душе как страшная болезнь.
В первых четырех главах первой книги еще, не видна борьба Петра за свою программу, потому что этой программы у него не было. Здесь идет дворцовая борьба за власть между Петром и Софьей, между Нарышкиными и Милославскими, хотя можно видеть, как формируется характер Петра, какие противоречивое черты складываются в; нем. То он демократичен — приближает к себе Меньшикова, Алешу Бровкина, живет простой, без комфорта и благолепия, жизнью, то жесток, страшен. Когда, например, Петр попал на Кукуй к Лефорту, за ним приезжает его стольник Василий Волков и падает перед ним на колени, «царь загорелся, ударил его ногой: —
Прочь пошел, холоп!». Петру нравится на Кукуе — его деловитость, демократичность в отношениях между немцами.
Петра женили по старому обычаю, и это ему очень не понравилось: «Свадьба проклятая! Потешились старым обычаем». Петр продолжает потешные игры, однако с ними разворачивалось большое дело — строились потешные корабли на Переяславском озере. Сам Петр с утра до вечера — в труде, в заботах.
Софья начала принимать уже решительные меры против «подросшего волчонка». Это поняли в Преображенском, и за Петром едет Лев Кириллович, его дядя. «Петра нашли в лодке, он спал, завернув голову в кафтанец...
Петр сладко похрипывал. Из широких голландских штанов торчали его голые, в башмаках набосо, тощие ноги. Раза два потер ими, во сне отбиваясь от мух. И это в особенности удручило Льва Кирилловича... Царство — на волоске, а ему, вишь, мухи надоедают...»
Когда Лев Кириллович стал рассказывать Петру, что около Яузы видели ночью до сотни стрельцов, готовых сжечь Преображенское, что в Москве хотят ударить в набат, что царская власть висит на волоске,— у Петра начался припадок. Перед его глазами возникли ужасы далеких детских лет, казнь сторонников Нарышкиных.
Софья, узнав о бегстве Петра в Троицу, не придала большого значения этому: «Вольно же ему, взбесяся, бегать», результаты этого бегства сказались на следующий же день — войска уходили в Троицу самочинно, никого не спрашиваясь. Ушел стрелецкий полк Сухарева, с частью стрельцов и командиров — Иван Циклер и другие полковники. И, несмотря на строгий приказ Софьи: «Кто осмелится идти к Троице, тому рубить голову», все равно войска уходили к Петру. Ушел и Гордич со знаменами и строем. «Как сон из памяти - уходила власть, уходила жизнь» от Софьи.
Как видим, на формирование характера Петра Толстой обращает самое серьезное внимание, и возникновение жестокости его объясняет объективными причинами. Его постоянным учителем была сама жизнь. Именно она вызвала его на противодействие старому режиму, старому укладу русской жизни.
«Он взрос среди тревог, смут, крамол,— пишет Добролюбов,— не раз приходилось ему видеть кровь и слышать стоны близких ему людей; он видел умерщвление своих дядей, трепетал за жизнь матери, несколько раз должен был опасаться за свою собственную... Много вытерпело это сердце, многих ужасов и гадостей насмотрелся он в раннюю пору жизни; но зато закалился этот характер, окрепло это сердце, проницательнее сделался этот взгляд».
Петру во всем виделось запустение, воровство, отсталость, и это вызывало у него странный гнев. После поражения под Азовом Петра нельзя было узнать — он возмужал, стал злым, упрямым, деловитым. Он не сдался, а, наоборот, взялся готовить новый поход на Азов: в Воронеже стал
строить флот. А взятие Азова через два года было отмечено с великим тор-
жеством.
Петр, прежде всего, одержал победу над своими боярами. К их удивлению, теперь в боярской думе сидели иностранцы, генералы, адмиралы, инженеры. Петр нарушил старорежимный уклад боярской думы. Таким образом, Толстой показывает шаг за шагом рост сознания Петра, зарождение его программы, смену психологии.
Важным этапом в формировании характера Петра стал отъезд его за границу в составе Великого посольства. В Европе многое Петра радовало, но его зоркий глаз увидел там две культуры: великосветскую, пышную, нарядную и другую — простую, трудовую, народную. Иные критики упрекали А. Толстого за то, что он якобы нарисовал Запад заведомо возвеличено, красиво, но это неверно. Одна пейзажная картина «старой доброй Германии» не играет никакой роли по сравнению с тем, что увидел Петр у курфюрста Бранденбургского, курфюрстины Ганноверской. На вечере у курфюрстины Софьи ему не понравились итальянские музыканты, и он вызвал своих музыкантов — «ложечников и дудочников», и все плясали русские танцы под их музыку.
В Голландии он работает на судоверфи матросом, учится кораблестроению. Петр то и дело сравнивает европейские страны со своей
Россией, где возникают заговоры. «Погоди, Алексашка, вернусь — духу
Москвы вышибу».
Итак, характер Петра как великого исторического деятеля раскрывается в связи с тем живым делом, которым он был занят. То он строит флот, то казнит стрельцов, то отправляется в поход против Швеции — во всем выявляется государственный ум его, последовательная воля, стремление к намеченной цели.
Но Толстой нередко прибегает и к опосредствованному показу характера своего главного героя. Так, умер Лефорт. Из Воронежа на похороны приезжает Петр. «Из-за полости высунулась рука,— шарила ремень — отстегнуть». И эта рука, не найдя застежки, «зло оторвала ремень полости». Из возка выходит Петр. Он плачет у гроба Лефорта, а чуть позже говорит: «Плохим был адмиралом, а стоил целого флота».
Выдвижение Петра
к великой исторической личности, было, повторяем, закономерностью развития России. Но и нельзя умалить личных качеств характера самого Петра. Он строит в Воронеже флот, сам работает там, в поте лица как кузнец, матрос и т. д. Организует «кумланство» для торговцев — бурмистрскую палату, чтобы наладить торговлю по типу западноевропейскому. Чтобы войти в Черное море, завоевывает Азов. Мечтая о выходе к Балтийскому морю, готовится воевать с сильной европейской страной — Швецией.
«Мне нужно нынче летом сто тысяч пудов чугунных ядер, пятьдесят тысяч пудов железа. Мне ждать некогда, некогда — тары да бары — будете думать... Бери Невьянский завод, бери весь Урал... Велю!.. Денег у меня нет, а на это денег дам... К заводу припишу волости. Велю тебе
покупать людей из боярских вотчин...» — говорит Петр Никите Демидову. Характер Петра весь в движении, в развертывании. Его мысли — большие, государственные, прогрессивные — идут далеко. И он очень огорчен был, узнав, что Карл XII высадился с войском в Дании, двинулся на Польшу. Петр повел свои войска навстречу Карлу. Бездорожье, непогода, плохое обмундирование солдат навевают на Петра грустные мысли. Он остановился у солдата Алексея Бровкина. «Завтра пойдем на Нарву,— говорит Петр солдатам.— Трудов будет много, ребята. Сам светский король идет навстречу. Его надо одолеть. Отечества отдать нам не можно»
Бомбардировка Нарвы не дала ожидаемых результатов. Огорченный Петр говорит Меньшикову. «...Воевать еще не научились... Чтоб здесь пушка выстрелила, ее надо в Москве зарядить...». Петр едет в Новгород, а свою армию оставляет под начальство нанятого главнокомандующего герцога фон Круп. Петр понимал, что позорно оставлять армию перед решающим сражением, но его государственный ум подсказал именно это решение: теперь у него была прогрессивная программа, и потому поражение под Нарвой не может изменить его великие замыслы.