Следует учитывать, что все эти проблемы встают перед региональной властью в условиях, когда авторитарные механизмы уже не действуют, а демократические еще не выстроены. В ситуации дефицита у региональных властей политических средств и возможностей и хозяйничанья на территориях российских республик олигархических структур, недостаток политической воли у федерального Центра означает, что выправлять старые экономические диспропорции и все более активно возникающие новые “искривления” В ИНТЕРЕСАХ ОБЩЕСТВА оказывается просто некому. Политический субъект, эффективно выражающий его (общества) интересы (в безопасности, в повышении благосостояния, в устойчивом развитии и т.п.) пока практически отсутствует. (Собственно, региональных владык погубила – с точки зрения роста их политического влияния – их собственная жадность. Во-первых, они не стали настоящими лидерами региональных социумов, /с точки зрения выражения интересов большинства населения/ превратившись лишь в лидеров региональных политико-экономико-криминальных и т.д. кланов и, лишенные массовой поддержки вынуждены порой уступать свое лидерство в этих конгломератах. Во-вторых, несмотря на представившиеся возможности: место и роль Совета Федерации во второй половине 1990-х гг., - интересы сенаторов от разных территорий были весьма противоречивы, и выработать общую основу для проведения успешной политики децентрализации РФ «партия регионов» так и не смогла. Количество погубило качество, и региональные лидеры практически безропотно уступили политические позиции, имевшиеся у них в Москве).
Кстати, эти изменения видится нам и в качестве полит-экономической подоплеки смены власти в республике Коми, где в конце 2001 г. Юрий Спиридонов уступил свой пост Владимиру Торлопову. По видимому, прежняя власть не вполне адаптировалась к новым правилам «разруливания» возникающих противоречий.
Не вызывает сомнений, что в РК, где сменилась власть, идет новый передел собственности. Масштабы его предсказать трудно, но уже сейчас ясно, что они будут весьма впечатляющими. Но и наследство досталось, от значительной части которого хотелось бы отказаться. Как правило, когда разрушается прежняя монополия власти, объемы пропавших и похищенных финансовых средств просто поражают воображение. Сегодня в Коми, например, расследуется, куда “исчезли” средства, выделявшиеся на северный завоз, почему за бесценок были проданы акции ряда высокодоходных компаний и др. Счет идет на миллиарды. Особенно громкие скандалы были связаны с продажей за бесценок акций гигантского Сыктывкарского лесопромышленного комплекса, с судьбой воркутинских и интинских шахт, с получением доходов от нефти и т.д., и т.п.
Захват ресурсов регионов приходящими извне компаниями и перераспределение региональных доходов в пользу крупного бизнеса – процесс повсеместный. Собственно говоря, “самостийность” региональных властей и произвол “естественных монополий” в 1990-е годы выглядят продолжением на новый лад традиций местничества и ведомственности советского периода. Путинские административные реформы приостановили политическое местничество, укротили политические претензии олигархов на федеральном уровне, но взаимоотношения регионов и крупного бизнеса пока часто регулируются по “законам джунглей”.
В этом заключается проблема региональной автономии – отсутствие региональной бюрократии, как единой властной группы, представляющей интересы региона. Не произошло преемственности с предыдущей структурой власти обкома, большинство членов которого к 1991 году уже перешло в коммерческие, управленческие и политические организации. 12 из 117 членов Обкома заняли ключевые позиции в новых органах государственной власти, однако представляли интересы различных группировок за пределами региона. Создание института Главы Республики с неограниченными внутрирегиональными полномочиями закрепило влияние нефтяного бизнеса фактически управляющего республикой через Ю.Спиридонова. В итоге, за десять лет самостоятельный бюрократический класс так и не сложился, не сложилось и регионального бизнес-лобби, хотя предпосылки для этого, благодаря уникальному переплетению угольных, лесных нефтяных и газовых предприятий, безусловно, были.
Сейчас экономику республики можно сравнить с банкой, которая вскрывается сразу несколькими консервными ножами: «Лукойл», СУАЛ, МДМ ... перечень не закончен. Что и почему изменилось?
Финансово-промышленные группы (ФПГ) набирали все большее влияние, а региональные и местные власти теряли возможности на равных разговаривать с этими «тяжеловесами». Крупные кампании также заинтересованы в расширении экономического пространства и «суверенитеты» его отдельных частей все больше воспринимались как досадная помеха. В резонансе с этими тенденциями находилась политика нового президента России, направленная на преодоление децентрализации и самоуправства в российских регионах.
Поэтому, анализируя следствия прихода «Лукойла» в регион, вряд ли можно говорить о региональных органах власти как самостоятельном и активном участнике формирования будущего региона. Даже распоряжение налоговой базой, создающие некоторые региональные льготы для работников бюджетной сферы, недостаточно для создания диверсифицированной экономической структуры. Она не способна обеспечивать рабочие места, развивать сбалансированную территориальную социальную инфраструктуру на долгую перспективу.
Финансово-промышленные группы, становление которых в России было оформлено президентским указом от 5 декабря 1993 г. и закреплено в законе о ФПГ 1995 г. и других документах, в силу ряда особенностей экономической политики российских властей были «откормлены» так, что оказались вполне конкурентно способными на мировом рынке, правда, в основном, в сырьевых его сегментах[60]. В процессе оптимизации структуры принадлежащей российским ФПГ собственности, многие производства просто не представляют для них никакого интереса и, возможно, будут обречены на деградацию и гибель (если это уже не произошло). Наша несчастная «социалка» также является дополнительным бременем для бизнеса, приходящего извне, и, по идее, должна быть защищена силой авторитета государственных органов... Ключевое место в которых в республике Коми теперь заняли выходцы из группы МДМ – в целях всестороннего социально-экономического развития экономики северной республики? Другой ближайшей проблемой в РК, очевидно будет выстраивание отношений между получившими явные преференции структурой и представителями бизнеса, не относящегося к МДМ. Может ли правительство Коми быть теперь для предпринимателей «судьей», если оно также является и активным «игроком», за спиной которого вырисовываются частные интересы. Как будут решаться эти и другие вопросы, мы пока не знаем, но что, например, могут сделать депутаты будущего Госсовета даже с сильной прослой директоров предприятий, хозяйственный потенциал которых (за исключением выдвиженцев «Лукойла» и Газпрома) попросту несопоставим с экономической мощью МДМ, а теперь и ее прямым политическим влиянием в регионе? При справедливости многих нареканий в отношении крупных ФПГ, хозяйничающих в регионах, надо, тем не менее, отдавать себе отчет в том, что частные кампании – это не благотворительные фонды и заинтересованы они, прежде всего, в максимизациии прибыли. Ради этого они готовы ломать границы суверенных государств, не говоря уже о «раскрытии» отдельных территорий, которые попадают в сферу их интересов. Есть ли иные, помимо чисто экономических, критерии деятельности крупного бизнеса. Конечно, есть – они в социальной сфере и в оценке перспектив. Либо «поматросил и бросил», либо, как говорится, с серьезными намерениями... Что ждет людей на местах: ухудшение экологической обстановки и новый виток нищеты либо новые рабочие места, стабильный заработок и развитие социальной инфраструктуры. Но дело в том, что обеспечить развитие по последнему сценарию может лишь сильное государство, базирующееся на сильном обществе, которых нет в современной России.
Взывать к сознательности капиталистов можно долго и без особых результатов. Бизнес надо принуждать к заключению социального контракта, что показывает опыт развитых стран Северной Америки и Европы, и что, как оказывается, вовсе не гарантировано на новом витке развития, связанного с глобализацией. Но бизнес тоже может быть заинтересован в поддержании стабильности и устойчивых правил игры и готов за это платить. Есть ли для этого шанс в регионах России, отягощенных дурной наследственностью ельцинского периода – это предмет особого разговора.
Повышение региональной политической автономии, конечно, противоречит интересам крупных кампаний. Деятельность таких компаний, как «Лукойл» объективно способствует преодолению регионального сепаратизма в РФ и дает видимые шансы для стабилизации экономики ресурсодобывающего региона. Вопрос, какие это перспективы: кратко -, средне-, или долгосрочные?
Один из признаков политики «нефтегосударства», неспособного противостоять негативным тенеденциям «нефтедолларов», является развитие «иждивенчества», раздувание социальных программ, политическое укрепление правящей элиты, посредством реализации популистких программ, вместо политически мало привлекательной экономической реформы прорыва из зависимости от экспорта ресурсов.