4. С помощью структурных совмещений: эпизод помещен внутри другого эпизода.
Так, в фильме «Андрей Рублев» в новеллу «Страшный суд» включен абсолютно самостоятельный эпизод «Ослепление мастеров».
В картине Луи Бунюэля «Призрак свободы», которая четко поделена на новеллы, чуть ли не в каждую из них помещен свой подэпизод. Например, герой одной из новелл, префект города садится на улице в кресло к чистильщику ботинок. Рядом с префектом — в другом кресле оказывается элегантного вида человек. Вскоре этот человек уходит, прихватив стоящий рядом с его креслом продолговатый футляр. Автор фильма и мы, зрители, начинаем следить за господином, забыв о префекте. Человек подходит к высотному зданию. Поднимается на лифте на его крышу. Открывает футляр. Свинчивает находящиеся в нем части снайперской винтовки с оптическим прицелом и начинает спокойно и методично расстреливать ни о чем не подозревающих людей — женщин, мужчин, стариков, девушек — на улице, в окнах домов. Человека хватает полиция. На суде его приговаривают к высшей мере. Он счастлив, его поздравляют с получением «Гран-при», журналисты наперебой берут у него интервью. После чего мы возвращаемся к префекту; новеллистический сюжет, героем которого он является, продолжается как ни в чем не бывало.
5. Включением в сюжет внефабульных кусков.
Так, в фильме И. Бергмана «Молчание» одна из его героинь оказывается случайной свидетельницей эротической сцены в темном зале ресторанного варьете.
В картине М. Хуциева «Июльский дождь» зритель терпеливо наблюдает длинную сцену у некоего посольства, когда по громкоговорителю вызываются к подъезду машины послов разных стран: «Машину посла Тайланда к подъезду!», «Машину посла… к подъезду!», — всего около 10-12-ти машин! Но оказывается, что сцена не имеет совершенно никакого отношения ни к фабуле, ни к героям картины.
6. Торможение и трансформация фабулы может производиться и введением в сюжет исторического, документального материала:
- в многосерийном телефильме «Михайло Ломоносов» — рассказами о дворцовых переворотах, снятых под «документ»;
- в многосерийной картине «Семнадцать мгновений весны» — дикторскими комментариями за кадром в исполнении актера Ефима Копеляна.
7. Отступлениями от фабулы могут служить и переключения течения фильма в другой жанровый план.
В фильме Л. фон Триера «Танцующая в темноте» самая что ни на есть обычная мелодраматическая фабула разбивается развернутыми вставками в жанре мюзикла. В одном из своих интервью режиссер говорил: «Суть моей концепции драматургии состоит в стремлении освободиться от наиболее тривиальных, надоевших условностей, уйти от жесткой регламентации».
II. Трансформация фабулы в киносюжете производится не только композиционными, но и другими кинематографическими средствами.
8. Подчеркнутостью точки зрения на события одного из персонажей фильма.
В «Молчании» И. Бергмана таинственность атмосферы мест действия — сначала ночного вагона поезда, а затем огромной пустынной гостиницы — создается во многом тем, что они даны в восприятии маленького мальчика.
В картине П.-П. Пазолини «Евангелие от Матфея» страсти Иисуса Христа поданы не впрямую (в отличие от значительно более поздних «Страстей Христовых» М. Гибсона), а как бы увиденными издалека через головы людей апостолами Петром и Иоанном, а также предателем Иудой.
У А. Хичкока в его фильме «Окно во двор» закрепленность точки зрения журналиста, лежащего с загипсованной ногой, на окна противоположного дома позволило герою выстроить весьма правдоподобную фабулу злодейского убийства, которая в финале обнаружила свою полную несостоятельность. А ведь на этой «увиденной» героем фабуле держался долгое время сюжет картины!
Точка зрения персонажа на происходящее может быть выражена:
а) непосредственно пластическим способом, например, использованием субъективной камеры в приведенных выше примерах; или
б) речевыми средствами — закадровым голосом автора или героя, как, например, в фильме Вуди Аллена «Дни радио».
9. Сопоставлением субъективных точек зрения нескольких персонажей на одни и те же события.
Так, в знаменитом фильме А. Куросавы «Расемон» (1950, гл. пр. МКФ в Венеции, «Оскар») кровавое и загадочное преступление и его последствия изображены в пяти версиях с точек зрения четырех персонажей: 1) дровосека (две версии)[153], 2) разбойника, 3) молодой женщины — жены убитого самурая, 4) духа самого самурая. Все эти версии настолько противоречат друг другу, что не могут сложиться в объективную картину случившегося.
Фабула в таком случае остается зрителями не разгаданной.
В картине французского режиссера А. Кайята «Супружеская жизнь» (1964) тоже выражалась относительность субъективно воспринятых жизненных фактов. В первой половине этого фильма непростые отношения между мужем и женой были даны с точки зрения жены, а во второй — те же самые события и те же самые диалоги — с точки зрения мужа, и если поначалу казалось, что в конфликтных ситуациях права в жена, то затем становилось ясно, что наоборот — прав муж.
10. Запутывание фабулы с помощью ложных ее ходов.
То есть автор нарочито создает одну версию происходящего (и может быть, не одну) — некую предполагаемую взаимосвязь событий, но не настаивает на ней, даже создает на экране положения, заставляющие сомневаться в ней, и только в самом конце сюжета раскрывает истинную взаимосвязь действий.
Чаще всего подобный прием трансформации фабулы используется в детективах, но не только в них. С замечательным мастерством он выполнен, например, Х.-Л. Борхесом в рассказе «Мужчина из розового кафе».
В кино такие обманные сюжетные ходы создаются с помощью чисто кинематографических средств. Зритель, воспринимающий впервые фильм А. Хичкока «Психо», уверен в том, что вместе с хозяином мотеля Норманом Бейтсом в доме живет и его сварливая матушка: он, зритель, замечает в окне дома, стоящего поодаль от мотеля, тень женщины, слышит раздающийся за кадром раздраженный старушечий голос, наконец, видит сквозь пленку шторы в ванной напавшую на молодую женщину старуху в халате и с ножом в руке. Только в предкульминационный момент фильма выясняется, что мать Нормана давно умерла, и что женщину убил переодетый хозяин мотеля. Но и это еще не вся правда. В финале выясняется, что убийство совершено было все-таки… матерью Нормана — ее личность продолжала пребывать в сыне. В последнем кадре картины мы видим лицо Нормана Бейтса и слышим за кадром его… нет, его матери внутренний монолог.
«- Я намеренно запутывал свой рассказ, чтобы вы дослушали его до конца», — написал в рассказе «Форма сабли» Борхес[154].
10. Переплетением двух (или нескольких) фабул -
- когда, как пишет Ю. Тынянов в статье «Об основах кино», «одна линия тормозит другую, тем самым двигая сюжет»[155].
В фильме К. Кесьлевского «Три цвета: красный» мы находим переплетение двух фабульных линий: молодой манекенщицы и стареющего судьи в отставке. Сюжет строится на том, что события предыстории героя с пугающей точностью разворачиваются в судьбе Валентины. И только в самом финале возникает неожиданное и радостное их несовпадение.
Еще более красноречивый пример торможения одной фабульной линией другой, двигающего сюжет вперед, находим мы в «Криминальном чтиве»:
I — фабульная линия: молодая пара в кафе, решившая стать грабителями,
II — ее перебивает другая линия: Винсент и Джулс в гостиничном номере — разборка;
III — и эта линия прерывается, тормозится линией Винсент-Мия;
IV — затем включается история Буча. А потом начинается реверс: мы возвращаемся сначала ко второйI линии, а потом и к первой.
11. Вариативностью развития фабулы из одной и той же ситуации
- что мы наблюдаем в трех эпизодах картины Т. Тыквера «Беги, Лола, беги». Здесь тоже истинное содержание фабулы остается не до конца разгаданным.
12. Обилием сюжетных линий
В качестве примера такого способа трансформации фабулы Ю. Тынянов приводит один из самых острофабульных романов — «Отверженные» В. Гюго.
Что касается кино, то мы можем вспомнить фильмы: «Окно во двор» А. Хичкока, «Короткий монтаж» (1993) Р. Олтмена — трехчасовая картина с огромным количеством персонажей и их историями, «Деликатесы» (1991) Ж.-П. Жене и М. Коро, тот же «Траффик» С. Содеберга с его 139-тью прсонажами.
13. Снятием детерминизма в смене событий, отсечением мотивировок.
Вся история создания фильма «Андрей Рублев» — от версии к версии, как уже говорилось, — это все большее отсечение «причинности», снятие мотивировок фабульных событий, разрушение связей между ними.
14. Характерным для повествовательного вида сюжета удержанием внимания зрителей на подробностях.
В той сцене фильма «Мой друг Иван Лапшин», где Ханин сообщает Лапшину о смерти жены, зрителям предлагается рассматривать в фойе театра клетку с животными, слушать пионера, ее охраняющего. Даже в драматическом эпизоде взятия банды Соловьева мы задерживаемся на большом количестве подробностей и ничего не значащих фигур — на подходе к дому, где засели бандиты, и внутри него…
Всех способов искажения фабулы в повествовательном сюжете перечислить невозможно. Они изобретаются создателями картин, как уже было сказано, постоянно…
В лирическом киносюжете
фабула трансформируется в еще большей степени, чем в повествовательном.
Здесь применяются дополнительно и другие способы искажения фабулы — вплоть до ее полного растворения:
1. Широким использованием снов и видений -
- когда границы между картинами снов и реальной жизни стираются. В короткометражном фильме А. Сокурова «Разжалованный» (1980) человек видит сон, просыпается, далее идут сцены, где герой говорит о своих душевных муках, а затем вновь просыпается точно так же, как в первом случае. Остается загадкой: что в этих сценах было сном, а что явью?