К концу 60-х годов на повестку дня был поставлен вопрос как о концептуальных основах, так и практическом содержании деятельности ЕС в новых социально-экономических условиях. Теоретики интеграции приходили к выводу о том, что европейское строительство не может проходить под углом зрения чисто экономическим или финансовым, без учета важных социальных последствий.
Следует иметь в виду, что создание общего рынка значительно укрепило материальную базу Сообщества и позволяло, используя имеющиеся средства, проводить политику социального маневрирования с целью достижения социально- политической стабилизации в Западной Европе. Однако видимых успехов в этом добиться не удалось. Острота, сложность и масштабность социальных проблем в 70-е годы продемонстрировали несопоставимость достигнутых результатов интеграции в экономической и социальной области.
70-е годы внесли коррективы в подходы к решению проблем в социальной сфере. На западноевропейское общество оказал большое влияние социальный кризис 1968 г., который заставил по-новому взглянуть на ситуацию, обусловленную изменениями в массовом сознании. Ясно обозначилось намерение трудящихся участвовать в принятии решений в сфере экономики. Новые задачи возникли в связи с внедрением принципа свободного движения людей внутри Сообщества. Расширение Сообщества и превращение из "шестерки" в "девятку", вступление в ЕС Дании, Великобритании и Ирландии выявили проблему совместимости разноуровневых партнеров, существенные различия между принципами организации социальной сферы в разных странах и обострили вопрос о компенсации социальных издержек.
Принятие плана строительства Экономического и валютного союза предполагало расширение сферы наднационального регулирования. Однако ситуацию осложняли чисто экономические факторы. Например, последствия нефтяного кризиса ставили под вопрос не только автоматическую связь между экономическим и социальным прогрессом, но и экономический прогресс в целом. Это было тем более важно, что вплоть до 70-х годов, явившихся переломными в оценке роли социального измерения Сообщества, Европа ставила во главу угла экономические соображения. Трудности, испытываемые интегрирующейся Европой, ее коммунитарными институтам при налаживании функционирования общего рынка в условиях колебаний экономической конъюнктуры, усугублялись отношением к процессу европейского строительства профсоюзов и населения, которые вину за негативные социальные последствия экономических процессов напрямую связывали с политикой Сообщества.
В такой ситуации огромное значение приобретало создание социальной базы, опираясь на которую ЕС могло бы проводить коммунитарную политику на направлениях, наиболее важных для создания Экономического и валютного союза, сделать более эффективным механизм регулирования социальных аспектов экономической политики.
В 1972 г. в Париже состоялась встреча на высшем уровне, где встал вопрос о разработке социальной политики как самостоятельного направления в ЕЭС, а социальные проблемы были названы в числе приоритетных для дальнейшего развития Сообщества. В заключительном коммюнике подчеркивалось, что "необходимость активных действий в социальной области приобретает такое же значение, как строительство Экономического и валютного союза". К руководителям европейского строительства — и это проявилось на Парижской встрече — пришло понимание того, что экономическое развитие должно сопровождаться социальными реформами, которые способны нейтрализовать возможные политические и социальные конфликты, связанные с наднациональным регулированием, и что социальная политика должна рассматриваться как самостоятельное направление деятельности ЕС, более того, как фактор, стимулирующий экономическое развитие.
По решению Парижского саммита предусматривалась разработка и принятие к 1 января 1974 г. программы социальных действий, что и было сделано. В программе была определена роль социальной политики ЕС, ее место среди других направлений деятельности Сообщества, сформулированы основные задачи, определены конкретные мероприятия на ближайшие годы. И хотя сама программа не являлась юридически обязательным документом и в ходе ее выполнения в течение периода 1974 — 1976 гг. нужно было ссылаться на соответствующие статьи договоров (в частности, ст. 235 Договора о ЕЭС), тем не менее она послужила сильным импульсом для разработки и развития социальной политики Сообщества и позволила принять определенное число директив. Программа предусматривала сорок приоритетных действий, которые должны были привести к решению трех задач: достижению полной занятости, улучшению условий жизни и труда, участию трудящихся и социальных партнеров в управлении. Результатом этого должно было стать создание "европейского социального союза".
Однако в процессе реализации содержавшихся в программе положений о необходимости расширения сферы действия общей социальной политики не произошло реального делегирования полномочий коммунитарным институтам. Более того, в условиях экономических трудностей позиции стран, играющих ведущую роль в Сообществе (Германия, Франция, Великобритания), стали еще более жесткими и все чаще становились преградой на пути претворения в жизнь новой социальной программы. Многие из проблем, признанных первоочередными, остались на бумаге. В первую очередь это касалось гармонизации законодательств стран, входящих в Сообщество, социальных подходов к вопросам занятости. Неудачей закончилась попытка введения в рамках всего Сообщества 40-часовой рабочей недели и четырехнедельного оплачиваемого отпуска в соответствии с решением, принятым Советом. Дестабилизацию усиливали, как уже упоминалось, профсоюзы и некоторые левые партии, проповедующие недоверие или прямо агрессивное отношение к интеграционному процессу в Европе и к попыткам коммунитарных институтов регулировать последствия конъюнктурных и кризисных колебаний в экономике. Так, видный французский экономист, представитель Французской коммунистической партии Филипп Эрзог так сформулировал свою позицию: "Какова же роль Европейского экономического сообщества? Будучи поборником концентрации капитала и частных вотчин, централизованных решений, оно, прежде всего, постаралось способствовать меркантилизации, дегуманизации происходящих процессов, усугубляя кризисные явления. Затем ЕЭС организовало скорее ломку, чем развитие. В этих условиях нечего проливать крокодиловы слезы по поводу отступления европейской идеи, поскольку народы могут сотрудничать и солидаризироваться для прогресса, но не для ломки".
Ситуацию усугубляли объективные факторы. В середине 70-х годов в Европе резко ухудшилось состояние экономики. Нефтяной кризис сказался на экономической и социальной обстановке. Между 1973 и 1976 г.г. число безработных увеличилось с 2,6 млн. до более чем 5,2 млн. человек. Социальные проблемы приобрели новые масштабы. Слабый цикличный подъем конца 70-х снова сменился хозяйственным кризисом в начале 80-х. Уровень безработицы вырос в ЕЭС с 2,6% в 1973 г. до 7,8% в 1981 г. Все это не способствовало развитию социальной политики на новой основе. Более того, конфликты, связанные с обострением проблемы безработицы, представляли собой угрозу самому процессу европейской интеграции и не позволяли добиться стабилизации обстановки.
Стало очевидно, что преодоление негативных последствий экономического кризиса, а это в 70-е годы являлось одной из первоочередных задач, могло происходить лишь при серьезном пересмотре и перестройке политики ЕС в социальной сфере и гармонизации ее с действиями, предпринимаемыми на национальных уровнях. Другими словами, задача восстановления экономической и социальной стабильности в Европе могла быть решена только на качественно новой основе, что и было отражено в ряде документов: Программе действий КЕС на 1975 г., ежегодных докладах о развитии социальной обстановки в Сообществе и др.
Так, в этих документах зафиксировано, что за период 1973 — 1977 гг. было принято значительное количество директив по социальным вопросам. Однако затем, вплоть до середины 80-х, процесс принятия решений в социальной области тормозился усилением экономического кризиса. Но даже принятые институтами Сообщества директивы зачастую блокировались из-за использования принципа единогласия при принятии решений. И именно поэтому одни документы того периода носили рекомендательный характер (например, о сокращении и реорганизации рабочего времени), другие же вообще не доходили до рассмотрения в Совете. Впрочем, главной причиной подобной ситуации было отсутствие юридической базы для принятия решений и претворения их в жизнь. Европейский совет, не отказываясь от поддержки на уровне Сообщества конкурентной политики и поощрения предпринимателей, все же пытался предусмотреть защиту трудящихся от негативных последствий происходящих процессов. Им были приняты директивы, зафиксировавшие права трудящихся в случае коллективных увольнений, связанных с закрытием, слиянием или модернизацией предприятий.
Директивы обозначили определенные смягчающие меры: заблаговременное извещение об увольнении, выплата пособий, помощь в переквалификации, предоставление профсоюзам права на переговоры об условиях увольнений. Пытаясь координировать социальную политику, Комиссия Европейских сообществ (КЕС) выступила с предложением о принятии специальных программ, направленных на поддержку наиболее пострадавших от экономических колебаний отраслей. На основе проделанного анализа ситуации были опубликованы критерии оказания государственной помощи находящимся в кризисном состоянии отраслям и приняты программы для текстильной (1976 г.), металлургической и судостроительной (1978 г.) отраслей. Это являлось частью широкой программы действий, разработанной КЕС, которая, однако, по большей части содержала рекомендации общего порядка и не стала этапом в формировании общей социальной политики Сообщества.