О. Шахназаров исходит из позиции, что исторический тип хозяйственной деятельности предполагает и обеспечивается соответствующей ей определенной хозяйственной этикой. По мысли автора, в истории человечества существовали четыре эпохи – эпоха морфологического приспособления человека к среде (гомеоцентризм, или первобытное общество); эпоха приспособления ландшафта к себе (эктоцентризм, или эпоха традиционных обществ); эпоха приспособления к себе природных недр (геоцентризм, или эпоха индустриализма). На смену геоцентризму идет антропоцентризм (эпоха информации).
Переход от гомеоцентризма к эктоцентризму был связан с природными катаклизмами и потребовал от человека смены хозяйственной деятельности. Охотники и собиратели вынуждены были стать скотоводами и земледельцами, а значит «в поте лица своего добывать хлеб свой насущный». В этот период происходит отчуждение морфологической природы человека от способа жизнедеятельности. Это означает, что человек «должен» трудиться, а не «получать» «дары» природы. Возникает необходимость принуждения человека к труду, там, где это удалось реализовать, и возникли государства. Одновременно «трудовая деятельность» нуждается не только в принуждении, но и обосновании, что приводит к возникновению религий, этические концепции которых понимали, во-первых, труд как необходимое страдание во имя будущего искупления. Во-вторых, труд не должен давать результатов сверх необходимого для существования индивида. Этика «страдания и нестяжательства» обуславливалась ограниченной эффективностью хозяйственной деятельности человека. В традиционную, эктоцентрическую эпоху, рост производительности вел к исчерпанию ресурсных возможностей ландшафта – это одна причина потребности этики «нестяжательства», другая заключалась в том, что сложившаяся в обществах социальная дифференциация соответствовала профессиональной и была стабильна. Изменение социальной дифференциации (за счет роста богатства) вело к нарушению стабильности и дезинтеграции социума, что несло угрозу его гибели. Отсюда еще одна особенность этой эпохи – «каждому свой крест» – социальная дифференциация постоянна, неизменна и должна быть этически оправдана. Место человека, его «крест» в этом мире обосновывается общей экзистенциальной целью, которая исключает социальную мобильность («не собирай сокровищ на земле»).
В дальнейшем придет новая эпоха - геоцентрическая (индустриальная), особенность которой в том, что за счет роста производительности большинство индивидов (а не отдельные, как прежде) оказались в состоянии увеличивать свое богатство. С другой стороны, возникла необходимость и в социальной мобильности: рынок рабочей силы требовал горизонтальной мобильности, а потребность в производительности предполагала вертикальную (это обусловлено стремлением индивида к достижению и богатству). Этические концепции традиционной эпохи не соответствовали новым требованиям. Возникновение в Западной Европе протестантизма явилось ответом на вызов времени.
Таблица 10. Эпохи освоения природной среды и этические парадигмы[168][К7]
| ЭПОХА | ХАРАКТЕРЕИСТИКА ЭПОХИ | ВОСПРИЯТИЕ ЧЕЛОВЕКОМ СРЕДЫ | ТРЕБОВАНИЕ | РЕЛИГИЯ (ИДЕОЛОГИЯ) | |
| РОССИЯ | ЕВРОПА | ||||
| Гомеоцентризм | Человек приспосабливается к среде (первобытное общество) | как предел возможности приспособления к среде обитания. | Отсутствует | Язычество | Язычество |
| Эктоцентризм | Человек приспосабливает ландшафт (традиционное общество – земледелие, скотоводство) | как право на личностный нравственный выбор. | Испытание | Православие | Католицизм |
| Геоцентризм | Человек приспосабливает недра (индустриальное общество) | как осознанная необходимость. | Призвание | Коммунизм | Протестантизм |
| Антропоцентризм | Человек управляет информацией (постиндустриальное или информационное общество) | как необходимость ограничений в использовании интеллекта. | Не сформировалось | ||
В этой связи сравнение этического строя православия и протестантизма – это сравнение двух этических концепций разных исторических эпох. Между тем, протестантизм уходит своими идейными корнями в католицизм, из которого он вызрел в результате войн Реформации. Как убедительно показал О. Шахназаров, в России была своя «Реформация». Она началась с Раскола (началом русской Реформации О. Шахназаров считает дату анафемы староверам, объявленной Большим Московским Собором в 1666 году[169]), который сопровождался преследованием, пытками, каторгой староверов и ответными крестьянским бунтами и двумя войнами (К. Булавина и Е. Пугачева). Европейская Реформация заканчивается Великой французской революцией, точно также и русская реформация заканчивается революцией 1917 г. Основными движущими силами российской революции явились православные крестьяне, движимые ненавистью к дворянству и церкви. Но если ненависть низших сословий к высшим объяснима, то абсолютно непонятна ненависть православных (которые составляли в то время подавляющее большинство населения) к православной церкви. Одним влиянием большевистской идеологии это не объяснишь. Этот факт объясняет О. Шахназаров, проводя расчеты, согласно которым в 90 миллионной России к началу революции было до 37 млн. старообрядцев[170], которые, будучи социально активными, составили основную движущую силу революции, институциализированную в Советах. Заслуга большевиков только в том, что им удалось «оседлать» это народное движение, во главе которого встал В. Ленин – «Пугачев с университетским дипломом»[171].
Советы, как показывает О. Шахназаров, зародились в среде старообрядчества и представляли собой институт, поддерживающий и управление (внутри отдельного сообщества и между сообществами), и этический строй. Взаимная ассимиляция советов, партии большевиков и бюрократии (традиционной государственной российской формы управления) привела к возникновению российского коммунистического общества – «родился монстр, в котором атеистическое безразличие к человеку со стороны чиновника совместилось с религиозным рвением и самоотдачей масс»[172]. При этом возникла исключительно российская этика, адекватная требованию перехода к геоцентризму и обусловленная историческим цейтнотом, в котором в то время оказалась Россия. Фундаментальной основой этой этики стала идеология коммунизма, совместившая в себе принципы и староверческого православия и российского понимания марксизма[173].
Идеология русского коммунизма соответствовала переходу к геоцентрической эпохе, которая требовала понимания социального действия, исходя из осознания необходимости. Но если протестантизм в своей основе имеет индивидуализм и педантизм западного человека и формулирует принцип рационального принятия решения отдельной личностью с ориентацией на получение индивидуального результата (каждый полагается только на себя), то коммунизм исходит из импульсивности (иррационализма) и коллективизма.
Эти два момента мы находим в понимании В.И. Лениным сути коммунистического труда: «… бесплатный труд на пользу общества, труд, производимый не для отбытия определенной повинности, не для получения права на определенные продукты, не по заранее установленным и узаконенным нормам, а труд добровольный, труд вне нормы, труд, даваемый без расчета на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке [курсив мой – З.Н.] трудиться на общую пользу и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд, как потребность здорового организма»[174]. В данном случае В.И. Ленин формулирует идеальную норму хозяйственной этики коммунизма, соответствующую и требованиям геоцентрической эпохи и особенностям российского характера.
Такой идеал, как и в православии, соотносим с должным, а не с сущим. Но в отличие от православия к должному показан «инструментальный» путь – это привычка, которую необходимо сформировать. Отметим важное отличие этики коммунизма от православия и протестантизма: православие не принуждает человека к труду, оно оставляет за человеком выбор трудиться (только для самосуществования) или служить Богу, совершая страдальческий подвиг. Протестантизм мотивирует индивида к труду, к осуществлению своего призвания, за что человек получает в результате также и «земную» награду. Коммунизм же предполагает получение человеком награды от самого процесса труда, что является следствием привычки. Следовательно, чтобы коммунистический человек был счастлив, он должен привычно участвовать в трудовом процессе. Но формирование привычки трудиться возможно только в том случае, если для индивида столь же привычно не получать результаты своего труда или не оцениваться по результатам труда. Такой идеал с использованием «привычки» как инструментальной нормы в принципе не достижим (т.к. человеку свойственно испытывать радость не только от процесса, но и от результатов труда), но он становится осуществим, если используются не нравственные инструменты, а инструменты принуждения к труду. В результате существование коммунистической идеологии как инструментальной возможно только при использовании функций управления.