В существе просьбы содержится одна опасность. Выполненная личная просьба или надежда на ее выполнение обуславливает личную преданность определенному руководителю – вирус, способный разрушить всю систему в дальнейшем. В требовании же содержится другая опасность. Удовлетворенное требование подчиненного придает ему харизму и отнимает авторитет у руководителя.
Традиционно сложились следующие механизмы системной защиты. Первым уровнем защиты является неодобрение (или более жестко – осуждение) коллективом. Как предохранитель функционирует зависть, построенная на установке «ему больше всех надо». Таким образом, руководитель изначально имеет поддержку коллектива против тех, кто просит и требует.
Вторым уровнем защиты является отказ. Это понимают многие руководители, но не всегда осознают один важный психологический момент отказа. Дело в том, что отказ имеет свои определенные границы и имеет силу только тогда, когда подчиненный стремится получить нечто особенное по сравнению с другими.
Особенность российского склада в том, что мы завидуем тем, кто имеет больше, чем мы, но стремимся помочь тому, кто оказался в более тяжелом положении, чем мы. Поэтому даже минимальная поддержка потерпевшему – это укрепление коллектива. Здесь необходимо отметить, что руководитель в таких случаях не должен ждать обращения к нему с просьбой. Он должен действовать с упреждением. Такое поведение обеспечивает рост харизматической составляющей и авторитета руководителя в целом.
Будь, как все, или соответствуй своему статусу
Резюмирующей ценностью, пронизывающей все остальные, является – «будь, как все». Быть, как все, значит быть равным с людьми своего статуса и соответствовать статусной функции своей должности. Любая уникальность, как уже отмечалось, бывает оправдана только в исключительных случаях. Это проявляется в наличии атрибутов статуса и в поведении, соответствующем принципу личной преданности. Однако, человек-функция также неприемлем в российских коллективах. Необходимо выбрать определенную социальную роль, соответствующую профессиональной специфике.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. СОЦИАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ
СПЕЦИФИКА РОССИЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ
Как отмечалось, характер народа формируется в регулярном однотипном действии. Но любое повторяющееся действие, выполняемое отдельным индивидом, группой индивидов, или достаточно крупным социумом не может быть исключительно однотипным[223]. В реальной деятельности сам человек осуществляет корректировку в случае отступления от алгоритма (привычки) и, тем самым, управляет своими действиями, направляя их на сохранение привычки. Человеческий коллектив может возникнуть на основе взаимного действия, но после его осуществления такой коллектив распадется. Если такие взаимодействия будут неоднократны, сформируется алгоритм взаимодействия и, тем самым, у членов группы возникнет потребность осуществлять взаимодействие. Тогда либо группа в целом, либо лидер (лидеры), или другие члены, имеющие санкцию группы, будут стремиться к воспроизводству условий взаимодействия, в том числе используя стимулы и репрессии к отдельным представителям группы, для сохранения этого привычного действия. Так в социуме в зачаточной форме зарождаются инструменты управления. С нашей точки зрения, главной целью управления в системе является поддержание типичного способа деятельности.
Кроме общих предпосылок возникновения определенных форм управления существуют и специфические, определяемые «характером народа», или привычным образом действия социума. Русский человек лишен дара формы, как отмечал Бердяев[224], и причина этого в импульсивности нашего характера, в спонтанности, отсутствии плана действий. Ни один человеческий коллектив, имея в основе своего поведения импульсивность, не смог бы сохраниться, а естественным образом должен был распасться. Однако, импульсивность, будучи основной чертой российского характера, существует уже не одно столетие, столь длительное время она смогла сохраниться, будучи уравновешена регламентацией.
Вместе с тем, регламентация (правила, нормы и т.п.) принимается только тогда, когда она обладает «священным» характером, либо институт регламентации имеет достаточно ресурсов для осуществления контроля и принуждения. Таким институтом становится управление, реализованное в форме иерархического государства. Бердяев отмечает: «Русские историки объясняют деспотический характер русского государства этой необходимостью оформления огромной, необъятной русской равнины»[225].
Однако иерархия не возникает сразу же на высшем уровне, как форма государственного управления. Иерархическая форма самоорганизации зарождается во взаимодействии индивидов, образующих первичный коллектив. Импульсивный коллектив может породить из своей среды только импульсивного лидера. Но в таком случае, чтобы управление было возможным, коллектив должен быть терпим к лидеру, лоялен к принятию им импульсивных, «по наитию» решений, к его мерам принуждения. Чтобы сохраниться, коллектив культивирует такое качество, как терпимость[226], и делегирует лидеру право принятия решения и право принуждения, тем самым, наделяя лидера правом ограничения своих действий, т.е. дает ему возможность регламентации коллективной импульсивности.
Российский коллектив, делегируя лидеру право регламентации, сохраняет «чистоту» своей импульсивности, «не замарывая» ее не свойственным ей регламентом. Функция регламентации передана лидеру. Главной целью регламентации является отнюдь не планирование достижения цели (что имеет место, но вторично), а «понуждение» и «сдерживание». Лидер регламентирует действия российского коллектива не так, как западный руководитель (вырабатывающий наиболее оптимальные способы действия, структурированные в поэтапное продвижение к определенной и установленной цели). Российский же лидер управляет энергией коллектива. Естественно, западная методичная регламентация, регламентация по установленным правилам, не принимается российским человеком, который предпочитает такую регламентацию, которая не подрывает основ импульсивности.
Русское слово «"У-ПРА-ВОЛЕНИЕ" – правильное осуществление воли»[227]. Управление, таким образом, этимологически предполагает «волю»[228] и «правду» Здесь мы выходим на особое значение «правды»[229] (или говоря современным бытовым языком «понятий») и предпочтения ее перед законом. Этимологической основой слова «правда» является корень prav-, древнерусское правь — «прямой», «правильный». Прав- предпочтительно и противоположно крив- — неправильный. Прав - в противопоставлении лев- дает значения: «поступающий правильным, должным образом», «невиновный», «честный», «справедливый», «поступающий по совести»[230].
Слово «правда» представляет собой отражение в обыденном сознании противоречия сущего и должного. Правда – есть должное, или идеальная реальность. Сущее же – искаженная «правда». Сущее диктует законы необходимости, которые, если они противоречат высшему должному, – «неправедны». Должное также может быть выражено в законах, и эти законы будут «правильными», пока не «окостенеют». В этом случае возникнет необходимость их «исправить». Следовательно, индивид должен следовать не столько закону, а самой «правде». Таким образом, правый по сути означает «служащий нормой или указывающий норму для следования»[231].
«Правда» строится на «чувстве коллектива», на неосознанном стремлении «быть, как все». Лидер в своем поведении реализует принцип «будь, как все», и, тем самым, его поведение становится оптимальной моделью для членов коллектива. Таким образом, «правда» персонифицирована в индивиде. Закон, напротив, «безликий» методичный регламент.
Поэтому авторитет лидера строится не на его методичном поведении, а, наоборот, на «послаблении» членам коллектива, которые сохраняют за собой возможность следовать «неписаному правилу», отступать от законного регламента (отступления от регламента в русской культуре, возможно, более регулярны, чем сам регламент). Эти отступления от регламента оформляются как «льготы» или «привилегии», которые в нашей культуре являются традиционным механизмом мотивации индивидов[232] (и более широко, необходимым инструментом любой иерархической организации, что подчеркивает В.Л.Романов: «привилегии являются объективно необходимы любой управленческой структуре в любом обществе»[233]).
Как отмечалось, взаимодействие российских индивидов должно опираться не на четко регламентированные правила (что не принимает импульсивный характер русского человека), а на что-то иное. Парадигма западного развития известна – независимость, свобода при подчинении закону, праву. В российском социуме действует «зависимость»: от коллектива, от принципа «будь, как все», от правды (которая и выступает как высший экзистенциальный идеал).
В российском коллективе ценится не индивидуальный труд, а труд, дающий синергийный эффект. Поэтому количественная (рациональная) оценка трудового вклада отдельного индивида по сути своей есть нарушение нормы «не выделяйся». Но чтобы получить синергийный эффект, необходимо пробудить активность отдельного индивида, мотивировать его, что возможно при осуществлении индивидом «личных целей». Механизм мотивации предполагает согласование целей индивида с целями коллектива. Мотивация труда западного индивида проста и наглядна: статус индицируется богатством. Общественная интеграция и стабильность (как цель социума) достигается через целевое стремление индивида к богатству. Поэтому западный индивид «зарабатывает». Использование западного мотивационного принципа в российских коллективах нарушает принцип «будь, как все» (и его следствие – «не выделяйся»), поэтому количественные показатели индивидуального вклада (богатство) имеют ограниченное применение.