Отсюда первым критерием, по которому может быть оценена эффективность государственной власти, является степень институционального нормирования социального действия, степень аккумуляции социальной энергии на цели общества. Соответственно общество, в котором государство утратило эту функцию, погибает. И наоборот, общество, в котором институциональное нормирование доведено до полной регламентации всех социальных действий становится тоталитарным.
Общество способно дифференцироваться, усложняться, а тем самым в обществе возникают иные устремления индивидов, иные цели, институционально не нормированные государственной властью, и если не возникнет механизм их адаптации, то государство будет неэффективно, утрата институционального нормирования при усложнении общества будет вести к анархии. Поэтому другим критерием эффективности государственной власти является способность обеспечивать интеграцию общества при его дифференциации. Такая способность отражает эффективность функционирования механизма адаптации новых целей общества.
Оптимальной государственной властью в таком случае будет такая, при которой новые цели индивидов и коллективов будут институционально нормированы, тем самым энергия индивидов постоянно будет направляться на достижение общих целей, за счет чего, при растущей дифференциации общества, будет сохраняться его интеграция и устойчивость. Исходя из данных критериев эффективности государственной власти (степень институционального нормирования и степень дифференциации), выделим четыре крайние состояния государственной власти: коллапс, анархия, тоталитаризм, оптимум. Предложенные критерии представляют собой теоретическое осмысление идеи аномии Р. Мертона. Обратимся к его схеме аномийного действия и транслируем формы индивидуального приспособления на действие системы в целом.
Наиболее крайние аномнийные формы, «ретритизм» и «мятеж», могут быть соответственно соотнесены с «коллапсом». «Конформность» может пониматься как достижение социальной системой устойчивости и интеграции, или оптимума. Но, признавая, что общество постоянно дифференцируется (у него появляются новые элементы и функции), в следствии влияние иных культур и природной среды, утверждаем, что «оптимум» как таковой недостижим. Однако выработка способов обеспечения интеграции и устойчивости системы дает возможность движения к оптимуму и противодействует энтропии, что может быть обеспечено саморефлексией общества как балансирование между аномийными полюсами. Общество как маятник движется между аномийными полюсами, «проскакивая» точку оптимума. Саморефлексия снимает «размах» «маятника», приближая его к точке оптимума.
Схема 1. .Координаты функционирования социальных систем по Р.Мертона
Таблица 1. Типология форм индивидуального приспособления (по Р.Мертону) | 
«Инновация» соотносима с состоянием дезинтеграции социальной системы, когда отдельные ее части действуют несбалансированно с целым. Институционально это предстает как децентрализм, или анархия. Противоположная форма – «ритуализм». В тенденции «ритуализм» связан с усилением иерархической власти, крайней формой которой является тоталитаризм. Такова одна из полюсных аномийных точек, свойственных для России. Тоталитарное общество предельно нормирует социальные действия. Достигается это за счет того, что идеология синкретизирует цели общества и индивидуальные цели личностей (яркий пример, идеал «строителя коммунизма»). Такое общество предельно интегрировано (за счет институализации энергии индивидов) и стабильно. Однако для того, чтобы сохранить такое положение, система должна направлять свою энергию на снижение дифференциации, т.е. упрощать свои функции, снижая уровень саморефлексии, тем самым, открывая себя «сбивающим» факторам, что приводит к расколу центра, децентрализации и анархии. Таков второй аномийный полюс движения российского «маятника», который весьма энергичен, и движим он противоречием полюсов, но не чувством меры, поэтому постоянно «проскакивает» точку равновесия.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ ФОРМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ В РОССИИ
Исходя из обозначенных критериев, рассмотрим функционирование государственной власти России. Необходимость государственной власти в древней Руси была продиктована потребностью в снятии конфликтов между отдельными племенами (по этой причине были приглашены на княжение варяги) и защитой от внешнего врага. В основу власти был положен принцип удельного княжения, согласно которому родственники великого князя становились удельными князьями. Каждый из них имел свою дружину, тем самым общины славян, проживавшие в уделах, лишались возможности самостоятельно вести военные действия. Таким образом, наличие воинского формирования удельного князя обеспечивало защиту населения подвластной территории от межплеменных конфликтов и внешнего врага. Однако внутри самой государственной власти отсутствовал институциональный механизм внутренней консолидации.
Заметим, что в отличие от древней Руси, на Западе в то время уже сложился такой механизм – институт военного патроната, система норм, определявшие права и обязанности сюзерена и вассала. В дальнейшем этот механизм превратился в феодальную систему государственной власти. На Востоке, в частности в Китае, сложился другой механизм – абсолютизации прав высшей власти. В киевской Руси не было ни западной, ни восточной модели, целостность государственной власти поддерживалась только харизматическим авторитетом (и отчасти военной дружиной) великого князя. В дальнейшем, после ухода с исторической сцены харизматических великих князей, отсутствие механизма подчинения в конечном итоге привело к дезинтеграции древней Руси.
В эпоху киевской Руси, государственная власть смогла институционально нормировать социальные действия, привнеся западное право, которое письменно оформилось при Ярославе. Власть оказалась способной интегрировать в общество новые культурные ценности и социальные цели, т.е. создать механизм адаптации новых целей. Власть в древней Руси по характеру была «инновационной», что предполагало ее плюралистическую форму, но при этом была харизматической. Государственная власть древней Руси привнесла правовой регламент, сняла конфликты и противоречия восточнославянского мира. Однако, новая форма управления, была довольно таки противоречива. Носители власти создали централизованное ядро управления. Общество было организовано иерархически: правители – центр, народ – периферия. Но варяжские князья принесли и форму зародышевого плюрализма, проявившегося во взаимодействии представителей власти. Данная противоречивая форма управления существовала, пока не возникла реальная опасность, – битва на реке Калке в 1223 году вскрыла неадекватность такой формы управления, нашествие Батыя в 1237-1238 годах уничтожило ее.[49] Гибель древнерусского общества в результате монгольского нашествия имеет много причин, но одна из них – противоречивость формы управления.
Государственная власть в древней Руси возникла, с одной стороны, как антитеза анархии, с другой стороны, хотя и делались попытки институционально нормировать социальные действия, но они не достигли успеха, и поэтому общество как не могло стать тоталитарным, так и не могло достичь устойчивости. «Маятник» формы управления, двигаясь в плоскости плюрализма, совершал свои колебательные движения между полюсом анархии и коллапса.
Точка коллапса – нашествие Батыя. Монгольское нашествие разгромило старый мир, однако, принесло и иную, новую форму управления, заимствовав ее в Китае, – централизованную форму построения высшей власти, основу которой составила преданность иерарху. С этого периода «маятник» формы управления начинает двигаться в плоскости иерархии, между анархией и тоталитаризмом. Начинается новая фаза в истории государственной власти – эпоха монархии.
Первый цикл этой фазы – трансформация харизматической иерархии в институциональную и становление монархии. Особенность этого периода – концентрация в руках московского монарха функции распределения ресурсов и инструментов институционального контроля, что вылилось в создание государственных вооруженных сил – аппарата насилия и принуждения (армия и полиция), который был призван обеспечить порядок внутри государства, защиту границ и возможность территориальной или военно-политической экспансии. Этот аппарат с эпохи Ивана III является исключительно государственным. Он управляется монархом лично или через особо доверенных и преданных лиц. Примечательно то, что в свое время московские Великие князья сделали довольно много, чтобы ликвидировать воинские соединения («дружины») других князей. Российская аристократия постепенно была лишена личных армий, но обязана была служить в монаршей, или государственной армии. Со временем сложилась система назначений, а в дальнейшем и продвижения по службе, что исключало возможность «привязанности» аристократа к определенной воинской группе. Господствующий класс русского общества с эпохи Ивана III нельзя называть классом феодалов, т.к. не феодальный принцип лежал в основе функционирования этого класса. Здесь не было получения земли на содержание воинского подразделения. Землю русский аристократ получал как средство личного существования. Сюзерен не заключал договор с вассалом. Вассал был просто предан сюзерену. Не феодалы составляли основу господствующего класса, а «государевы люди». Поэтому эпоха становления России не может быть названа феодализмом, в большей мере здесь подходит наименование «этатизм»[50].