Смекни!
smekni.com

Суфии. Восхождение к истине (стр. 54 из 69)

— «остановка для исчисления» предназначена для опре­деления степени сосредоточенности на медитации путем контрольных подсчетов числа повторения медитационных формул;

— «остановка на сердце» — остановка для воспроизве­дения мысленной картины человеческого (собственного) сердца с запечатленным на нем именем Бога.

Эти ступени иногда называют «макамами» (множественное число — «макамат», что означает «стоянки»), либо «долинами», в которых отдыхает путник.

Баха ад-Дином была также разработана духовная генеа­логия братства Накшбандийа — так называемая «золотая цепь», в соответствии с которой духовная преемственность в братстве восходит к Пророку духовно через первого пра­ведного халифа Абу Бакра и физически — через четвертого праведного халифа Али, родственника Мухаммада. Благода­ря этому братство Накшбандийа, возникшее как чисто сун­нитское объединение, завоевало высокий авторитет и в шиит­ской среде, и в его структуре возникли даже шиитские груп­пы (в Иране), действующие и поныне.

Лишь одно из положений братства Накшбандийа, выска­занное Баха ад-Дином, а именно — о недопущении контак­тов с властями, было впоследствии скорректировано лиде­ром этого братства в XV в. ходжой Ахраром, и с этого мо­мента Накшбандийа становится активным участником многих политических событий на Ближнем и Среднем Востоке, что автоматически привело к отмене аскетизма в быту членов братства, состоящего из внешне обычных мирян.

Творчество великих суфийских философов и поэтов Хо­расана — ал Газали, Санайи, Аттара и ставшего лидером род­ственного братства Маулавийа Джалал ад-Дина Руми — бы­ло как бы мозаикой суфийских мыслей и образов, из которой шейх Баха ад-Дин сложил свое весьма совершенное и дол­говечное мистическое учение, и это учение, в свою очередь, питало суфийское творчество Джами, Навои и многих дру­гих поэтов и философов.

Умер шейх Баха ад-Дин в 1389 году в родном селении, переименованном в его честь еще при его жизни в Каср-и-Арифан («Крепость познавших Божественную Истину»). По­сле смерти он был признан святым и покровителем Бухары. Он был канонизирован, и его культ был распространен дале­ко за пределами Туркестана, а воздвигнутый в 1544 году над его могилой мавзолей стал популярным местом массового поклонения, и, по преданию, трехкратное посещение могилы Баха ад-Дина заменяло паломничество в Мекку и Медину.

Такова более или менее достоверная биография Баха ад-Дина. Наряду с ней в суфийской традиции существует еще не­сколько полулегендарных жизнеописаний шейха.

2. Шейх Баха ад-Дин Накшбанд ал-Бухари в памяти людей

(Биография шейха, записанная со слов и по письменным воспоминаниям его ближайших учеников Ала-ад-Дина Аттара и Мухаммада Парса неким Абдул Мухани Мухаммад Бакыром ибн Мухаммад Али в 804 г. х./1401 г., т. е. через 12 лет после смерти Баха ад-Дина, была издана в Бухаре в 1328 г. х./1901 г. под названием «Макамат»).

Шейх Баха ад-Дин родился в месяце мухарраме 718 г. хиджры (1318 г. н. э.) за три года до смерти знаменитого шейха Ходжи Али ар-Ромитани, известного также под именем Азизан («величайший», «укрепляющий»), в селении Каср-и-Гиндуван (в одном фарсанге от города Бухары) и там же погребен в понедельник 3-го раби-ул-эввеля 791 г. хиджры (1389 г. н. э.), прожив на свете семьдесят три лунных года.

Его рождение, по преданию, предвидел один из наиболее известных учеников шейха Азизана — шейх Ходжа Мухаммад-Баба ал-Симаси, который часто бывал в селении Каср-и-Гиндуван и однажды, находясь там незадолго до своей смерти, предсказал, что здесь родится тот, кому суждено стать великим в тарикате (мистическом Пути) и через него селение Каср-и-Гиндуван («индийская крепость») получит название «Каср-и-Арифан» («крепость познавших Божественную Истину»).

Узнав о рождении Баха ад-Дина, шейх ал-Симаси назвал его своим духовным сыном и, умирая, завещал своему халифу (преемнику) Сайиду Амиру Кулалу беречь Баха ад-Дина. Согретый чудодейственной любовью ал-Симаси, Баха ад-Дин уже в раннем детстве творил чудеса, которые ставили в тупик его окружающих. Рос он и воспитывался, по-видимому, под ближайшим руководством своего деда, друга шейха ал-Симаси, потому что в рассказах как самого Баха ад-Дина, так и его современников ему уделяется особенное внимание, между тем как отец упоминается редко. Под влиянием наставлений духовного отца своего, Ходжи ал-Симаси, и деда, большого друга дервишей, у Баха ад-Дина с раннего детства стал слагаться тот мистически наст­роенный характер, который впоследствии привел его на путь высоких подвигов созерцательной жизни.

Женившись на семнадцатом году, Баха ад-Дин недолго пользовался сладостями семейного очага, ибо вскоре по смер­ти своего духовного отца и наставника, шейха ал-Симаси, дед взял его в Самарканд и там водил по всем почти мало-мальски выдающимся дервишам, заставляя внука поучаться у них духовной жизни. А когда оба они вернулись к себе до­мой, дед «покончил с отношением Баха-ад-Дина к его жене», отославши его жену к ее родителям.

В это время рвение на пути тариката у Баха ад-Дина усили­вается под влиянием того, что к нему попадает одна из ре­ликвий знаменитого шейха Азизана, его «кулях», или дервишеская шапка. В то же время место его духовного руково­дителя и ближайшего наставника заступает любимый ученик покойного Ходжи ал-Симаси, Сайид Амир Кулаль, которому ал-Симаси еще при жизни завещал забо­титься о Баха ад-Дине, как уже говорилось выше.

Одновременно с суфийскими подвигами Баха ад-Дин за­нимается и чисто житейским делом: вместе со своим отцом Баха ад-Дин ткал роскошную шелковую цветную ткань «камха» и резал по металлу разные узоры. Отсюда его прозвище «Накшбанд» — «чеканщик».

Однажды Баха ад-Дину приснилось, что один из славней­ших тюрскских шейхов, Хаким-Ата поручает его некоему дервишу. Когда Баха ад-Дин пробудился, дервиш так отчет­ливо запечатлелся в его памяти, словно он живой стоял пе­ред ним. Когда Баха ад-Дин рассказал сон деду, последний истолковал его в том смысле, что Баха ад-Дин получит счас­тье от тюркских шейхов. И Баха ад-Дин решил разыскать дер­виша, что ему через некоторое время и удалось. Дервиша этого, происходившего из среднеазиатских тюрков, звали Халил; он произвел такое сильное впечатление на Баха ад-Дина, что последний оставался при нем некоторое время.

Через шесть лет после этого дервиш сделался государем Среднеазиатского Заречья под именем Султана Халила или Казан-Султана. Баха ад-Дин пользовался его большим рас­положением, изучив, по его словам, придворное обхождение и сделавшись свидетелем многих событий в жизни этого сул­тана; в его служебные обязанности входило также и непо­средственное исполнение смертных приговоров над разны­ми лицами, присуждаемыми султаном к казни. Однажды, выступая в роли палача, Баха ад-Дин посадил присужденно­го к казни человека на колени и, сотворив молитву, хотел от­рубить ему голову, но сколько ни ударял мечом по шее — никакого вреда не мог ему причинить. Заметив, что в то вре­мя, когда он рубит казнимого по шее, тот что-то шепчет, Баха ад-Дин воскликнул: «Заклинаю тебя Богом, во власти ко­торого находятся души всех, скажи мне, что ты хочешь?» — «Ничего я не желаю, — отвечал казнимый, — но у меня есть шейх-наставник, к заступничеству которого я и взываю в на­стоящую минуту».

Из дальнейшего разговора палача и жертвы выяснилось, что могущественным шейхом, останавливающим губительную силу меча, оказался Сайид Амир Кулал — шейх самого Баха ад-Дина, опекавшего его по посмертному поручению шейха Азизана. Под впечатлением этого момента Баха ад-Дин еще более познал всю святость своего наставника и понял великое значение пира-руководителя в жизни каждого его ученика («мюрида»): если пир столь чудесно охраняет по­следнего от удара меча в этой жизни, можно надеяться, что он сохранит его и от адского огня. Следует отметить, что Сайид Амир, как и многие другие суфийские шейхи, владел мирской профессией изготовителя глиняной посуды, что отразилось в его прозвище — «кулал» («горшечник»).

Наряду с обязанностями палача Баха ад-Дин не переста­вал заниматься и суфийскими подвигами. Когда же совер­шился неожиданный трагический конец царствования Сул­тана Халила и когда Баха ад-Дин, по его словам, в одно мгновение увидел все дела и бремена его царствования раз­веянными и рассеянными, как пепел,— его сердце стало хо­лодным и нечувствительным ко всем благам этого мира; для него стало ясно, что о величии и пышности царей нельзя су­дить по их внешним проявлениям, но необходимо твердо помнить, что на земных царях могущественный Царь царей проявляет свое величие во всех смыслах.

Лишившись своего царственного покровителя, он при­шел в Бухару и поселился вблизи города, в селении Рийвартун, уйдя всецело в созерцательную жизнь подвижника, но в то же время не чуждаясь людей и исполняя все положенные намазы вместе с жителями Рийвартуна в сельской мечети, не общаясь с Сайидом Амир Кулалом, жившим в это время в другом месте.

По ночам, находясь в мистическом настроении, Баха ад-Дин бродил по кладбищам, которых так много в окрестнос­тях Бухары, посещая мазары, где любил предаваться богомыслию. Однажды, как он сам потом рассказывал, находясь в состоянии исступления и приближения к Богу, он в одну из таких ночей в одном из мазаров был восхищен и сподо­бился чудесного видения. Ему явились отшедшие в вечность суфийские шейхи, окружавшие престол, на котором восседал в славе и блеске Ходжа Абд ал-Халик ал-Гиджувани. Ал-Гиджувани был одним из четырех любимых учеников знаменитого суфия и ученого Ходжи Абу Якуб Юсуфа ал-Хамадани (440 г. х./1048 г.—535 г. х./1140 г.). Сам ал-Гиджувани родился в селении Гиджуван недалеко от Бухары и там скончался в 575 г. х./1180 г. По легенде, источником света суфийского знания для ал-Гиджувани был не только его учитель ал-Хамадани, но и таинственный пророк и праведник Хизр, он же ал-Хадир, он же Хидр, он же Ходжа Хидр. Этот пророк не назван в Коране по имени и присутствует в суре 18 «Пещера» как «раб из рабов Аллаха». Хизр принадлежит к одному из первых поколений людей и за праведность получил от Аллаха в дар вечную жизнь.