«Свобода, Санчо, – говорит он, – есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей... Ради свободы, так же точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случиться с человеком»[10]. Санчо Панса, к которому обращены эти слова, с полным правом занимает в романе значительное место. Санчо тесно связан с народной средой, свободной от сословных предрассудков, с крестьянством, обладавшим чувством собственного достоинства и огромным жизненным опытом.
Совместное странствование рыцаря и его оруженосца освобождает их от иллюзий не сразу, а только после ряда трагикомических и поучительных событий и встреч. Возвратившись домой, Дон-Кихот перед смертью выносит убийственный приговор рыцарским романам. Как образ бескорыстного борца Дон-Кихот сохраняет свое обаяние и поныне.
Что представляет собой рыцарь Дон-Кихот? Обыкновенно говорят так: Сервантес понял, что рыцарство умерло, нет больше почвы для рыцарей, последний рыцарь должен быть смешным. Он вывел такого разоренного рыцаря, который сохранил какие-то лоскутья от славного века. На пути его встречаются трактирщики, разносчики, судьи, а не прежняя арена для средневековых приключений. Сервантес с иронией и меткостью описывал этот простой прозаичный мир трактирщиков и лавочников.
Комизм состоит именно в том, что, живя среди них, Дон-Кихот не отрешился от средневековых представлений. Он налетает с копьем на мельницу, принимая ее за великана. Он бросается высвобождать разбойников, которые его же колотят. Дон-Кихот делает на каждом шагу нелепости, находится в разгоряченном, полном иллюзий состоянии. Он ударяется лбом в действительность, и мы хохочем. По этому толкованию, главное значение Сервантеса в том, что он похоронил феодализм…Сервантес сам хорошенько не знал, как относиться к Дон-Кихоту[11].
Хоронить-то феодализм он хоронил, но хоронил не просто. Он хохотал над этим феодализмом, но и оплакивал его лучшие черты – лучшие рыцарские заветы. Вы помните, что в первые времена феодализма, когда духовенство старалось приспособить христианство с его любовью к ближнему, с его идеалом служения вечной правде к феодальному строю, оно выставляло высокий идеал рыцаря, воина-монаха, который делает все во имя Христа и совершает свои подвиги на благо ближнему.
Конечно, это был только идеал. Когда рыцарство стало вырождаться, это фантастическое представление пережило себя в рыцарских романах и легендах. И Сервантес, который сам был благородным человеком, был сам Дон-Кихотом и считал, что настоящий человек должен отдать себя за ближнего, был лучшим представителем тогдашней буржуазии в ее протесте и в ее стремлении вырваться из когтей неправды, – этот представитель вольной, неопределившейся еще буржуазии преклоняется перед старым идеалом. Он рад бы, чтобы мир был таким, каким хочет его видеть Дон-Кихот.
К сожалению, он не таков. Сочувствует ли Сервантес трактирщику, лавочнику? Ничуть не бывало. Вы сразу видите, что реальный мир для него пошл, полон неправды, полон насилий. Этот герцогский двор, эти шуты гороховые, которые издеваются над Дон-Кихотом так жестоко, так нелепо, – вы чувствуете, насколько выше их всех Дон-Кихот. Мир зол, мир гадок, а Дон-Кихот добр, он готов заступиться за всех, готов все отдать за других. Однако мир силен, а он слаб. Вот это и делает его комичным.
Вы чувствуете, что автор говорит: да, правда, жизнь сера, действительность победила романтику, действительность победила идеализм. Умер идеал, умерла настоящая доброта, умер подвиг. В ваших серых буднях, в вашем мире трактирщиков идеальный рыцарь смешон, он превращается в комическую фигуру. Но поймите, подлецы, что этот смешной Дон-Кихот в тысячу раз выше вас, что он подвижник, что он добр. Вы смеетесь над ним, и читатели смеются, и я сам смеюсь, но в то же время мы все чувствуем, что его душевное величие нас трогает, хватает нас за сердце. В «Дон-Кихоте» изображено столкновение высокого идеализма и будничной действительности. Мы видим, что автор издевается здесь над идеалистами, которые принимают за действительность свой идеал, но вместе с тем какую дань уважения он отдает этим идеалистам![12]
Вот эти противоречия и дают такую многоцветность, многокрасочность, такую глубину произведению Сервантеса и делают Дон-Кихота вечной фигурой. Два слова об оруженосце Санчо Панса. На первый взгляд, Сервантес относится к Санчо Панса очень неуважительно. Правда, Санчо Панса лучше знает действительность и должен бы быть менее смешон, чем Дон-Кихот. Если отделить его от Дон-Кихота, он ни одного трактирщика не примет за хозяина замка, не будет просить о посвящении в рыцари, не будет нападать на крестный ход или стадо баранов, думая, что это войско. Ничего этого он не сделал бы. В сущности в нем ничего смешного нет, – между тем мы смеемся над ним. Почему? Потому что он благородным речам Дон-Кихота противопоставляет простые, пошловатые пословицы. И вы чувствуете, что тот парит в небесах и говорит велеречивые, но прекрасные вещи, а этот семенит за ним на коротких толстых ногах и все время очень близок к земле. Он, пожалуй, близок к ней до пошлости, и надо было бы им рассориться; но положение смягчается тем, что Санчо Панса всегда соглашается с Дон-Кихотом. Санчо готов отказаться от своего здравого смысла.
Мы видим в нем черты глубокого добродушия, поражаемся его сердечным качествам, его бескорыстию. Дон-Кихот ему обещает всякие блага, но ведь ничего этого нет, даже жалованья ему не платят. Иногда Санчо собирается уйти от своего вождя, но сейчас же раскаивается, плачет, волосатыми кулаками утирая лицо: я с вами, добрый рыцарь! В том, что он здоровым мужицким сердцем чувствует, что Дон-Кихот – прекрасный человек, есть нечто странное. Мы чувствуем, что есть что-то общее между этим глубоко прозаическим, толстым Санчо и самим рыцарем, что недаром Санчо является его преданным сподвижником.
Мало того, что издеваются над Дон-Кихотом – издеваются и над Санчо, делают его, для издевки, губернатором несуществующего острова. Но вспомните, каким был губернатором Санчо: ведь он был мудрым губернатором!
Дон-Кихот – центральный образ романа «Хитроумный гидальго Дон-Кихот Ламанчский» испанского писателя Мигеля де Сервантеса Сааведры. Этот роман, впоследствии переведенный на все европейские языки, поныне является одной из популярнейших книг мировой литературыры, а образ Дон Кихота, понятый как типическое явление человеческой природы, истолкованный как психологическая категория и возведенный в философское понятие – донкихотизм – породил огромную литературу[13].
Ряд современников и ближайших литературных потомков Сервантеса создали многочисленные подражания его роману, где продолжали описывать похождения Дон-Кихота. Многие писатели в последующие века продолжали в новом аспекте и с точки зрения их эпохи творить вариации на тему «Дон-Кихот». Истолкованием этого образа занимались не только крупные историки литературы (Пелисер, Тикнор, Хуан Валера, Стороженко), но и философы (Шеллинг, Гегель), и классики литературы (Байрон, Гюго, Гейне, Тургенев), и критики (Белинский). При всем различии толкований почти все писавшие о Дон-Кихоте сходились на утверждении, что Дон-Кихот является общечеловеческим образом, выражающим вечные свойства человеческого духа, причисляли его к «вечным спутникам» человечества.
Чтобы судить о правильности этого установившегося отношения к Дон-Кихоту и выяснить образ Дон-Кихота, необходимо ответить на три вопроса:
1. Место «Дон-Кихота» Сервантеса в современной ему испанской литературе (иначе говоря, нужно выяснить социальный генезис этого образа, ту социальную функцию, которую он выполнял).
2. История интерпретации образа позднейшими его исследователями и истолкователями (чем обусловливается тот или иной характер этих толкований).
3. Черты донкихотизма в последующей мировой литературе и их корни. Только ответив на эти три вопроса, можно сказать, в какой мере правильно обычное идеалистическое истолкование образа Дон-Кихота.
Много раз указывалось, что книга Сервантеса возникла как пародия на рыцарский роман и образ Дон-Кихота – как пародия на описываемых в нем рыцарей. Сам Сервантес об этом свидетельствует и в прологе и в заключении.
Осмеяние рыцарских романов должно быть тем полнее, что Дон-Кихот, умирающий «такою христианской смертью, какой не умирал ни один странствующий рыцарь», пред самой смертью раскаялся в своих увлечениях рыцарской литературой и признал сумасшествием свои поступки и как простой гидальго, Алонзо Квизадо, в своем завещании объявил, что если его племянница и «выйдет замуж, вопреки моему желанию, за человека, читающего эти зловредные книги, то считать ее лишенной наследства»[14].
В самом деле, «Дон-Кихот» был пародией не только на рыцарский роман, но и на всю схоластическую ученость и даже на некоторые, уже ставшие к тому времени штампом, приемы литературы Ренессанса.
Эта новая, чрезвычайно важная особенность сервантесовской, пародии, предметом которой таким образом являются и гуманисты, обычно не замечалась исследователями, так как она заслонялась основной пародией на рыцарский роман. Пародия на рыцарский роман в «Дон-Кихот» до крайности обнажена. Она в основных фигурах: рыцаря, его оруженосца, его коня и его дамы. Обнажение пародии уже в самих сонетах, которыми Сервантес открывает «Дон-Кихот» и которые являются пародированием обычая авторов рыцарских романов открывать книгу сонетами, посвящениями. Эти сонеты – обращения центральных фигур рыцарских романов к центральным фигурам «Дон-Кихота».
Сервантес, однако, дает пародию не на один этот роман, а на рыцарский роман вообще. Больше того, пародирование рыцарского романа по существу лишь один из элементов книги Сервантеса, притом второстепенный элемент, имеющий в значительной степени только композиционное значение. По существу «Дон-Кихот» – роман реалистический, бытовой.