А.М. Василевский: «Ещё накануне первомайского праздника ЦК партии обратился с призывом к ВС (...) «Вперёд на Запад, за освобождение советской земли!»
Цель нового наступления состояла в том, чтобы завершить наметившийся перелом в войне, разгромить вражеские группировки армий «Центр» и «Юг», освободить Левобережную Украину с угольно-металлургической базой Донбасс и восточные районы Белоруссии, изгнав гитлеровские войска за линию реки Сож, среднего и нижнего течения Днепра.
К выработке плана предстоящих действий и всестороннему их обеспечению советское командование приступило сразу же после завершения зимней кампании – в конце марта 1943 года».
Э.фон Манштейн: «На предполагаемом намерении врага (наступать) основывалась идея контрнаступления, о которой командование группы армий «Юг» неоднократно докладывало Гитлеру в феврале – марте. Нужно было с боями отступить перед ожидаемым на Донце наступлением противника с тем, чтобы позволить его ударным армиям продвинуться примерно до линии Мелитополь – Днепропетровск. Одновременно самые крупные силы нужно было сосредоточить позади северного крыла наших сухопутных сил. С их помощью следовало разбить ожидавшееся там наступление русских, чтобы потом ударить во фланг армий противника, продвигающихся через Донбасс в направлении нижнего Днепра, и уничтожить их на побережье (...).
Но Гитлер менее всего был готов к возможному оперативному успеху ценой отказа – хотя бы и временного – от района Донбасса. С потерей этого района мы не смогли бы более обеспечить наше собственное военное производство. Тогда как для противника потеря Донбасса означала лишь сокращение производства стали на 25%. Более того, значение для нас месторождения марганца под Никополем вообще не поддается словесному выражению. Потеря Никополя (на Днепре, юго-западнее Запорожья) означало бы конец войне (...).
Таким образом, на передний план с неизбежностью выступила идея использовать имевшуюся слабость противника после поражений, которые он потерпел к концу зимней кампании, чтобы нанести удар прежде, чем он снова будет способен вести оперативные действия (...). Так, в конце концов, пришли к плану «Цитадель».
А.М.Василевский: «Казалось, для организации нашего наступления мы сделали все. Однако вскоре в намеченный Ставкой план летнего наступления, предусматривавший нанесение главного удара на Юго-Западном направлении, были внесены существенные поправки. Советской военной разведке удалось своевременно вскрыть подготовку гитлеровской армии к крупному наступлению на Курской дуге и даже установить его дату».
Э.фон Манштейн: «Начало операции «Цитадель» предусматривалось на возможно более ранний срок. В качестве такового оба командования группами армий называли верховному главнокомандованию сухопутных сил начало мая при условии, что до этого закончился бы период весенней распутицы. Фактически операция «Цитадель» могла бы начаться примерно в середине мая».
А.М.Василевский: «Анализируя разведывательные данные о подготовке врага к наступлению, фронты, Генеральный штаб и Ставка постепенно склонялись к идее перехода к преднамеренной обороне. Этот вопрос в конце марта – начале апреля многократно обсуждался в ГКО и Ставке. Тщательно, со всех сторон обсуждали мы этот вопрос по телефону с заместителем Верховного Главнокомандующего Г.К.Жуковым, который находился на Курской дуге, в войсках Воронежского фронта. В результате 8 апреля Г.К.Жуков направил Верховному Главнокомандующему обстоятельный доклад с оценкой обстановки, в котором изложил соображения о плане действий в районе Курской дуги. Там, в частности отмечалось: «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем ему танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьём основную группировку противника».
После принятия решения о преднамеренной обороне с последующим переходом в контрнаступление развернулась всесторонняя подготовка к предстоящим действиям. Одновременно продолжалась разведка сил и намерений противника, в результате чего советскому командованию стали достаточно точно известны сроки начала вражеского наступления, которое трижды переносилось Гитлером».
Э.фон Манштейн: «Постфактум склоняешься к признанию: учитывая, что начало операции «Цитадель» откладывалось всё далее, командующие группами армий должны были бы разъяснить верховному командованию сухопутных сил, что это наступление теперь потеряло свой смысл, и поэтому его не следует проводить (...).
В годовщину взятия Севастополя я должен был лететь в Бухарест, чтобы вручить маршалу Антонеску золотой герб Крыма. В последний момент полёт был отложен, так как Гитлер приказал всем командующим и командирам соединений сухопутных войск и авиации, предусмотренных для участия в операции «Цитадель», прибыть 1 июля в его ставку в Восточной Пруссии. На этом совещании, которое, как всегда перед подобной аудиторией, являлось исключительно докладом Гитлера, он сообщил своё окончательное решение: провести операцию «Цитадель». Наступление должно было начаться 5 июля».
А.М.Василевский: «3 июля на Воронежском и на Центральном фронтах прошло, как и все последующие дни, спокойно. А с 16 часов 4 июля противник предпринял на широком участке Воронежского фронта боевую разведку примерно четырьмя батальонами, поддерживаемыми двадцатью танками, артиллерией и авиацией (около 150 самолетовылетов). Все попытки врага вклиниться в наш передний край были отбиты. Захваченный в бою пленный, немец из 168-й пехотной дивизии, показал, что войскам розданы на руки сухой паёк, порции водки и что 5 июля они должны перейти в наступление.
Из телефонного разговора с Жуковым я узнал, что то же самое подтверждают немецкие перебежчики, перешедшие к нам 4 июля на Центральном фронте. Посоветовавшись с Ватутиным, мы решили в ночь на 5 июля повести предусмотренную планом артиллерийско-авиационную контрподготовку, которая как выяснилось позднее, дала исключительный эффект. Противник, находившийся в исходном для наступления положении, понёс большие потери в живой силе и технике... Гитлеровцы с трудом смогли начать наступление вместо 3-х часов утра 5 июля тремя часами позже. Так развернулось великое сражение на Курской дуге. В этот день, одновременно с севера и юга, перешли в наступление на Курск обе вражеские группировки».
Э.фон Манштейн: «5 июля началось наступление на фронтах обоих групп армий после того, как до этого вечером 4-я армия в результате внезапного частичного нападения завладела наблюдательными пунктами, которые для ведения операции были необходимы».
А.М.Василевский: «В целом вражеское наступление продолжалось менее недели и 12 июля кончилось провалом. В итоге беспримерного сопротивления советских войск, противник, понеся огромные потери и продвинувшись до 12 километров на северном фасе Курской дуги и до 35 километров на южном, был вынужден прекратить наступление и затем начать отвод своих войск (...).
Главным итогом оборонительного сражения следует, на мой взгляд, считать поражение танковых соединений врага, в результате чего возникло особо благоприятное для нас соотношение сил по этому важному роду войск. В значительной степени способствовал этому выигрыш нами крупного встречного танкового сражения южнее Прохоровки в 30 километрах от Белгорода. Мне довелось быть свидетелем этого поистине титанического поединка двух стальных армад (до 1200 танков и САУ), который произошел на южном фасе Курской дуги 12 июля».
О Прохоровке вспоминают участники крупнейшего танкового сражения второй мировой войны
Вильгельм Рёс, радист командирского танка войскового соединения «Адольф Гитлер»: «Ту местность я и сегодня ещё вижу перед собой, словно был там вчера. Сто раз, не меньше, мне снился сон, будто я стою там, у Прохоровки, вокруг подбитые танки, и я один. Для солдата нет ничего страшнее, чем оказаться одному на вражеской территории...
И вот, наверное, раз сто я уже видел во сне, что нахожусь там, на поле битвы, и что я совсем один. Но потом поле исчезает, и передо мной лишь противотанковый ров да эта бескрайняя зелёная поверхность. И мне нужно домой. И я пытаюсь представить себе: две тясячи километров или сколько? – и можно идти домой... И в этот момент я всегда просыпаюсь».
Евгений Львович Дон, водитель танка: «Очень тяжёлые и сегодня вижу сны, нехорошие. Отдельно голова, отдельно рука, ямы, бой... Жуткие сны. Жуткие!»
Карл Ульрих, командир полка мотопехоты танкового соединения дивизии «Тотен Копф» («Мёртвая голова»): «Враг, большой дугой устремившийся на запад, должен был быть вдавлен немецкими войсками обратно. Удар северной группы войск должен был достичь Курска в то время как южная, в состав которой входил 2-й танковый корпус СС, ударяла с юга на Курск. Тем самым мы должны были создать возможность для уничтожения врага, который сидел там, внутри, в кишке».
Владимир Николаевич Баскаков, генерал-майор, начальник штаба 5-й гвардейской танковой армии: «Мы верили в то, что высшее командование немецкой армии все-таки сильно подвержено шаблону: обязательно удар под основание клина V, к счастью нашему, мы не ошиблись. На тех участках, где мы ждали наступления противника, там раза в три, а то и в пять оборона была сильнее».
К.Ульрих: «В 1943 году мы относительно превосходящими силами предпринимали подобные наступления. Несмотря на то, что иногда бывали обескровлены... Но с марта по июль мы получили прекрасное пополнение, получили новое оружие, новые машины. Да, нам было ясно: мы добьемся своего!»