Нет сомнения, что в условиях трансформации российской политической системы необходим поиск наиболее эффективной избирательной системы. И такой поиск шел, начиная с начала 90-х годов. Вместе с тем, закономерность периодичности, с какой происходит процесс совершенствования избирательного законодательства наводит на размышления, что такое изменение правил игры во многом связано с реальным политическим процессом и корректируется в соответствии со складывающейся расстановкой политических сил и корпоративными интересами, что, конечно, не способствует политической стабильности в России. И это, пожалуй, одна из самых главных избирательных технологий, применяемых властью накануне выборов.
Характерная для начального этапа электорального цикла (до середины 90-х гг. ХХ века) организационная слабость кандидатов и неразработанность нормативно-правовой базы сменяется во второй половине 90-х гг. технологическим подходом к организации предвыборных кампаний, чему способствует устойчивая нормативно-правовая база и возросшая конкуренция”[59].
“Политологи установили, что в основе электорального выбора лежит совокупность мотиваций.”[60].
Вместе с тем, распределение этих мотиваций среди российского электората связано как с его общей политической культурой, так и электоральной культурой, а также и реальными политическими процессами, в частности, со становлением многопартийности в России.
Партийно-ориентированных избирателей в России, по некоторым данным не более 20%, поэтому сегодня избиратели больше голосуют проблемно, что находит свое отражение в темах, лозунгах избирательных кампаний, а также исходя из личностных симпатий или антипатий к кандидатам или лидерам партий, что тесно связано с понятием имиджа кандидата. Таким образом, кампании приобрели характер имиджево-тематических, и это обстоятельство напрямую связано с той ролью, которая сегодня отводится избирательным технологиям, прежде всего, манипулятивным, в избирательных кампаниях.
Одной из основных причин такого распределения мотиваций избирателей, как представляется, является не только неразвитость партий в регионах, где проживает большинство российского населения, но и сам вектор партийного строительства. Сегодня в России ширится процесс строительства партий “сверху”, которые получили название “партий власти”. Выражая корпоративные интересы представителей властных структур, и прежде всего, высшей бюрократии, эти партии не являются реальными представителям интересов социальных групп, связующим звеном между гражданским обществом и государством. Таким, образом, в регионах, где проживает большинство российских избирателей, партии слабы как массовые организации и не пользуются авторитетом ни у избирателей, ни у властей.
Конечно, введение в 1993 году на выборах в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации смешанной избирательной системы, сочетающей в себе принципы мажоритарной и пропорциональной избирательных систем, было направлено, прежде всего, на становление многопартийности в России.
Становления института демократических выборов, применения агитационно-пропагандистских технологий в различных избирательных циклах в современной России ставит на повестку дня рассмотрение проблем реализации права граждан на информацию в российских избирательных кампаниях. Актуальность этой проблемы связана с широким распространением манипулятивных технологий в российском избирательном процессе.
Наметилась тенденция монополизации государством информационного рынка и, прежде всего, основных федеральных телеканалов. В регионах это стремление власти отгородиться от общества выражено еще сильнее. Это особенно ярко проявляется в период проведения региональных и местных избирательных кампаниях.
Современные избирательные кампании, в конечном счете, сводятся к борьбе даже не самих политиков, как таковых, а их имиджей. Поэтому повлиять на эти краткосрочные факторы становится значительно проще через применение манипулятивных технологий политической рекламы и пропаганды, прежде всего, через электронные СМИ, учитывая большой охват ими аудитории. Традиционные же технологии оргмассовой работы, нацеленные на работу с конкретным избирателем, значительно меньше связаны с манипулированием.
Некоторые политологи отмечают, что, начиная, с избирательной кампании в Госдуму 1999 г., когда были развернуты информационные войны на центральных российских телеканалах, в российских рекламно-пропагандистских избирательных технологиях наметилась тенденция усиления пропагандистского направления.
Выборы, прошедшие 19 декабря 1999 г., проводились по новому федеральному закону, который, как и предыдущий, был принят перед самым началом избирательной кампании[61]. Однако этот закон не внес существенных изменений в электоральную формулу. Наиболее значимыми можно считать две новеллы: минимальное число кандидатов в общефедеральной части списка было увеличено до 18, и партиям (а также кандидатам) было разрешено вносить вместо подписей (число которых осталось неизменным) избирательный залог[62].
На этих выборах отказались от получения мандата несколько кандидатов, являвшихся “лицом” списка. У блока “Медведь” от мандата отказался министр по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий С.К. Шойгу, возглавлявший список блока. У блока “Отечество – Вся Россия” от мандата отказались мэр Москвы Ю.М. Лужков и губернатор Санкт-Петербурга В.А. Яковлев, занимавшие в списке второе и третье места. Закон 1999 г. предусматривал за отказ от мандата кандидата из первой тройки санкцию: объединение или блок должны были в этом случае лишаться мандата. Однако в законе присутствовала и оговорка о “вынуждающих обстоятельствах”, написанная столь нечетко, что позволила трактовать закон в пользу блоков, допустивших обман избирателей.
Выборы, прошедшие 7 декабря 2003 г., опять проводились по новому закону. Правда, в этот раз закон был принят раньше – за год до дня голосования[63]. В том, что касается основных параметров избирательной системы, он почти ничем не отличался от предыдущего. Наиболее существенной новеллой была обязанность разбивать список не менее чем на 7 региональных групп.
В то же время существенные изменения, касающиеся участников выборов, были внесены в 2001 г. Федеральным законом “О политических партиях”[64]. По этому закону единственным видом избирательных объединений на выборах в органы государственной власти стали политические партии, к которым предъявляется ряд требований, в том числе минимальная численность[65]. Затем новый Федеральный закон “Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации”, принятый в 2002 г.[66], установил, что в избирательный блок могут входить не больше трех участников, из которых хотя бы один должен быть политической партией. А уже незадолго до начала кампании в избирательное законодательство были внесены изменения, еще более ограничившие круг общественных объединений, которые могут входить в избирательные блоки[67].
Списки выдвинули 21 политическая партия и 5 избирательных блоков. Зарегистрированы были 23 списка (18 политических партий и 5 избирательных блоков). Из них 22 списка были зарегистрированы на основании подписей избирателей и один – на основании избирательного залога.
Результаты выборов продемонстрировали кризисные явления в развитии российской демократии и избирательной системы. Во-первых, явка оказалась ниже, чем на выборах Думы второго и третьего созывов и практически такой же, как на первых выборах 1993 г. В выборах приняли участие 60 712 299 избирателей или 55,75% от числа зарегистрированных избирателей. В голосовании приняли участие 60 633 179 избирателей или 55,67%.
Во-вторых, вновь 5%-ный барьер смогли преодолеть только четыре списка, в то время как еще четыре списка набрали от 3,1 до 4,3%. Списки, допущенные к распределению мандатов, получили в сумме 42 840 540 голосов, что составило 70,66% от числа избирателей, принявших участие в голосовании, или 39,34% от числа зарегистрированных избирателей.
При этом в отличие от второго созыва непредставленной в Думе оказалась праволиберальная часть политического спектра. Все партии, занимавшие эту политическую нишу, не сумели преодолеть 5%-ный барьер, в том числе и представленные в Думе третьего созыва “Яблоко” и “Союз Правых Сил”, вместе получившие более 8%.
“Единая Россия”, консолидированная “партия власти”, за которую проголосовали менее 38%, получила по пропорциональной системе больше половины мандатов (120).
Помимо “Единой России” и традиционно сильных партий КПРФ и ЛДПР барьер удалось преодолеть блоку “Родина”. Этот блок смог успешно конкурировать с КПРФ за избирателей левой ориентации и с ЛДПР за патриотический и протестный электорат.
Как и на выборах 1995 и 1999 годов, большая часть объединений и блоков получила менее 1% голосов.
Практика отказа избранных кандидатов от мандатов достигла своего апогея. У “Единой России” от мандатов отказались 37 кандидатов, в том числе занимавшие второе, третье и четвертое места в общефедеральной части С.К. Шойгу, Ю.М. Лужков и М.Ш. Шаймиев. Остальные 34 кандидата входили в первые тройки региональных групп: 24 занимали первые места, 7 – вторые и 3 – третьи.
Анализируя итоги четырех избирательных кампаний, исследователи отмечают довольно низкий процент голосов, которые в сумме получают списки, допущенные к распределению мандатов – и, соответственно, высокую долю “пропадающих” голосов. Если на первых выборах такие голоса составляли менее 13%, то на последующих ситуация была значительно хуже. В 1995 г. “пропала” почти половина голосов, в 2003 г. – почти треть.