По мнению многих обществоведов, историков, политологов, явный перекос прерогатив в сторону исполнительной власти был необходим Б. Ельцину для закрепления доминирующего положения Президента в политической системе после конфликта осени 1993 года, когда противоречия между исполнительной и законодательной властями зашли настолько далеко, что закончились вооруженным столкновением с оппозиции, состоявшей из реакционеров.
Если проанализировать Основной закон страны с точки зрения реализации принципа разделения властей, то «можно увидеть, что власть в России разделена не на три уровня, а на четыре, поскольку глава государства возвышается над исполнительной, законодательной и судебной ветвями власти»[4]. Стоит отметить, что согласно Конституции 1993 года, формально, президент относится к исполнительной власти, но реально его полномочия таковы, что он как бы стоит несколько над остальными тремя ветвями власти, над правительством, Государственной Думой и судебными властями. Однако конституционно закрепленная концентрация власти в руках президента не сделала государственное управление более эффективным. Противоречия между Парламентом, в котором вплоть до 1999 года доминировала коммунистическая партия, ушли вместе с приходом к власти В.Путина, взявшего курс на укрепление государства и построении моноцентричной политической системы как единственно возможной формы управления российским государством[5].
Примечательно, что правовые основы для выстраивания моноцентричной политической системы, где центр принятия решений сосредотачивается преимущественно в одних руках, были заложены не только по горизонтали – между исполнительной и законодательной властями, но и по вертикали – в отношениях между центром и регионами. Во многом эта ситуация стала следствием царившей анархии и правового беспредела в области федеративных отношений в начале 90-ых годов, когда субъекты федерации принимали в обход федеральной Конституции свои законы. В период президентства Б. Ельцина отношения между центром и регионами характеризовалось постоянным нарушением взаимных обязательств, постоянным корпоративным внутриэлитным политическим торгом неформального характера. В результате в регионе складывались свои авторитарно-олиграхические режимы. «При этом, формально игра в федеративные отношения продолжалась, но отказ от неуклонного соблюдения Конституции и отсутствие прочной нормативной иерархии вызвали в государстве заметные тенденции к распаду[6]».
Неудовлетворительное управление, а также слабость самой власти неспособной реализовывать те политические принципы, которые были заложены в Конституции РФ, способствовали нарастанию энтропийности политической системы, в которой доминировали преимущественно неформальные отношения, базировавшиеся на постоянном торге как между центром и регионами, так и между исполнительной и законодательной властями. Подобные конфликты в период президентства Б. Ельцина были постоянным явлением, накал бескомпромиссной борьбы резко спал с назначением В. Путина и.о. президента РФ. Основные внутриполитические действия В.Путина демонстрируют его стремление к централизации власти в пределах правового поля, как адекватного механизма управления российским обществом. Только в период его правления широкие полномочия стали приобретать реальное содержание. Вместе с тем, реальные противоречия, свойственные российской политической системе, остаются не разрешенными и сохраняют высокий уровень конфликтности.
Относительная стабилизация институциональной структуры политической системы современной России, и регулярное электоральное воспроизводство власти создает потребность в применении новых подходов к исследованию политической системы России для выявления основных противоречий её функционирования и установления возможных путей её эффективной модернизации.
В.Путин встал на путь централизации политической системы для укрепления легитимности власти путем жесткой борьбы с потенциальными конкурентами. Еще в 1999 году антипрезидентские настроения демонстрировали практически все социально-властные институты общества. Первый политический проект Путина состоял в реформатировании всей политической системы. Ценой компромисса между двумя правящими группировками была сформирована полуторапартийная система, которая позволила власти добиться полного контроля в Нижней палате Парламента – Государственной думе и положить начало конструктивному сотрудничеству между ветвями власти.
Президент не остановился на достигнутом. Он также изменил принцип формирования палаты регионов – Совета Федерации, откуда были убраны главы законодательных и исполнительных властей – они были заменены на обычных представителей, а институт федерального вмешательства в дела регионов стал постоянно расширяться, что способствовало налаживанию законотворческой работы.
Уже на современном этапе после серии терактов, прокатившихся по всей стране, президентские структуры поменяли процедуру формирования исполнительной власти в регионах, перейдя от выборов к более сложной системе избрания губернаторского корпуса, что способствовало еще большей централизации власти и трансформации политической системы от дуалистического федерализма к централизованной федерации с элементами унитаризма. Параллельно политическая система укреплялась за счет давления на оппозиционные СМИ, в особенности телеканалы, которые переходили из олигархического под государственный контроль и в настоящий момент существенно поменяли концепцию вещания, став по сути дела инструментами пропаганды национальных интересов.
Другим этапом реформы политической системы стали изменения в отношениях между властью и бизнесом. Был провозглашен принцип корпоративного государства и подчеркивалась равноудаленность крупных финансово-промышленных групп от власти. Любое вмешательство и попытка оказать влияния на политический процесс заканчивались уголовными преследованиями «нелояльных олигархов», которые привыкли в реальности управлять страной и определять политику. Со временем многие крупные компании ушли фактически под контроль государства, а корпорации стали приводными ремнями внешней и внутренней политики. В большей степени подобные изменения происходили в нефтегазовой сфере, где государство становилось крупной энергетической державой. Таким образом, в политической системе президент начинает доминировать. Все остальные публичные институты были лишены политической субъектности.
Многие политологи отмечают, что с приходом к власти В.Путина произошло реформатирование политической системы, которая стала постепенно централизовываться. На современном этапе политические институты современной России все больше тяготеют к закрытости. Политика становится все более кулуарной и предельной иерархичной. Принятие политико-управленческих решений все больше перемещается в область латентных аппаратных процедур. Политическая сцена становится более иерархичной и технологичной. Это связано с амбивалентностью развития России: желанием сохранить сильную державу и стремлением присоединиться к цивилизованному западному сообществу, стать конкурентоспособными на мировой арене.
Значимость демократических процедур в условиях российской политической реальности постепенно снижается. Судьба выборов в ряде последних избирательных кампаний решается до голосования. Те же тенденции свойственны и парламентским процедурам, где результаты прочтения законопроектов не таят в себе интриги, а наблюдается предопределенность политических решений фракций и депутатских групп. Расклад парламентских голосов по принципиальным вопросам определяется на переговорах представителей фракций с представителями администрации Президента и Правительства.
Крайне полезным представляется изучение самого политического дискурса действующей власти и оппозиции. С одной стороны, многие либерально настроенные специалисты в области политических наук говорят о становлении в стране «нового авторитаризма» или «управляемой демократии»[7]. В таких условиях государство получает возможность управлять предпочтениями граждан, не выходя при этом за рамки конституционного поля и сохраняя режим электоральной демократии. В ответ консервативно настроенная часть политической элиты ввело новое понятие "суверенной демократии", в рамках которого понятие суверенитет и национальная безопасность становятся ключевым ориентиром по защите национальной демократической политсистемы от внешнего влияния, которое стало заметным на постсоветском пространстве, где прокатилась волна цветных революций.
Наиболее общепринятой и известной в политической науке является типология, разделяющая все политические системы на два основных вида: демократические и авторитарные. Еще в середине прошлого века австрийский экономист Джозеф Шумпетер сформулировал определение демократии как способа получения власти путем конкурентной борьбы за голоса избирателей[8]. Многие современные политологи оценивают уровень демократичности системы по тому, насколько периодичными, свободными и справедливыми являются выборы законодательной и исполнительной власти. Но такой подход причисляет к демократическим системы, которые поддерживают видимость политической активности[9].
Столпы современной транзитологии Хуан Линц и Сеймур Мартин Липсет считают режимы, в которых выборы проводятся, но не отражают реальной конкурентной борьбы, псевдодемократиями[10]. В таких странах оппозиция не имеет шансов на победу, а правящая партия не способна признать поражение. Другой видный исследователь демократии – Джовани Сартори относит к псевдодемократическим все режимы с однопартийной системой[11]. Правящая партия полностью монополизирует политическое пространство, часто прибегает к использованию грубой силы, контролирует средства массовой информации, не оставляя оппозиции шанса на реальную политическую конкуренцию. В близкой к псевдодемократиям плоскости располагается определение делегативной демократии, предложенное известным аргентинским политологом Гильермо Одоннелом[12]. Делегативная демократия – это такая система, в которой неразвитые общественные структуры соседствуют с необычайно сильным институтом президентской власти. Под давлением президента все каналы вертикальной и горизонтальной ответственности исчезают, а институты исполнительной и законодательной власти становятся пассивными наблюдателями.