Решив восстановить утраченную было субординацию, президент Путин заявил о намерении добиться «равноудаленности» бизнеса от власти. Пресса и деловые круги восприняли этот тезис скептически, так как отдельные крупные фигуры, вроде Р. Абрамовича и А. Мамута, которых считали тесно связанных с новой президентской командой, указывали скорее на политику «двойного стандарта». Однако последовавшие вскоре жесткие действия правоохранительных и налоговых органов сигнализировали о снятии «иммунитета» с прежних олигархов. Создавалось впечатление, будто на смену сращивания власти с бизнесом идет система административного принуждения и произвола. В то время президент ЮКОСа Михаил Ходорковский в интервью швейцарской газете предупредил иностранных инвесторов о росте политических рисков в России[112]. Олигархи не могли рассчитывать на поддержку общественного мнения[113], и поэтому политика президента по отношению к бизнесу внесла раскол между наиболее приближенными к ельцинскому клану предпринимателями. Такие фигуры, как Абрамович и Мамут предпочли приспособиться к изменившимся условиям, «обменяв» свой политический капитал на прочные позиции в экономике. Это позволило им не только выйти из-под удара правоохранительных органов, но и расширить свои позиции в алюминиевой и автомобильной промышленности.
На затяжной конфликт с новой властью решились только Березовский и Гусинский. Они утратили политическое влияние, попали в изоляцию и были вынуждены бороться в одиночку. Остальная часть делового сообщества, как показала встреча крупных предпринимателей с Путиным 28 июля 2000 года[114], примирилась с утратой прежнего статуса.
Новые президентские структуры однозначно дали понять, что старые правила игры, построенные на политическом торге с Центром и включавшие в себя «иммунитет», отменяются. Новые же предполагают ведущую политическую роль государства, прозрачность бизнеса, выполнение им всех обязательств и качественно новую модель отношений. «Гуру» российских либеральных реформ Евгений Ясин констатировал победу силового подхода: «…власть сегодня не нуждается ни в каких формальных соглашениях с бизнесом, ни даже в сотрудничестве с ним»[115]. Однако последующие события стали свидетельством того, что это не так. Просто власть предложила новые правила игры, и те, кто их понял, остались на волне.
Тем не менее, именно в это время государство сделало попытку выстраивать институционализированные отношения с бизнесом. Становление режима консультаций не было произведено одним действием и включало ряд шагов. Одним из них стало образование осенью 2000 года Совета по предпринимательству при правительстве РФ[116]. Диалогу государства с бизнесом на федеральном уровне задали узкие рамки, исключавшие обсуждение проблемы распределения и перераспределения собственности и властных полномочий, а также политических перспектив развития страны. Создание Совета по предпринимательству подтвердило ключевые принципы нового подхода к бизнесу – восстановление ведущей роли государства и деполитизация отношений. Кроме того, стало ясно, что в них есть место институционализированному диалогу[117].
Для постоянного взаимодействия с правительством были отобраны предприниматели, которые:
· представляли преимущественно реальный сектор;
· выполняли управленческие функции;
· руководили крупными (но не обязательно крупнейшими) и успешными предприятиями;
· были настроены на конструктивный диалог с властью в определенных ею границах;
· участвовали в политике лишь по соображениям, так или иначе связанным с интересами их предприятий и фирм[118].
Такой Совет был вполне способен справиться с экспертным обеспечением экономической политики. Власть отнеслась к новому консультативному органу не как к декорации или инструменту давления на деловое сообщество, а комплексно и серьезно. Политолог А. Зудин отмечает, что в самом правительстве функции Совета сначала понимали по-разному: экс-премьер М. Касьянов был склонен толковать их расширительно, наподобие представительного органа, глава же Министерства экономического развития и торговли (МЭРиТ) Г. Греф возражал против того, чтобы Совет стал постоянным механизмом обратной связи правительства и предпринимателей. Он рассматривал заседания Совета лишь как разовые встречи для обсуждения конкретных вопросов[119].
Этап институционализации бизнеса проходил не только на федеральном, но и на региональном уровне. Во второй половине 2000 года государство начало создавать институты диалога с бизнесом (консультативно-экспертные советы по предпринимательству) и при полномочных представителях президента в федеральных округах. Тем самым оно, по-видимому, рассчитывало постепенно разрушить «непрозрачную» политическую базу региональных лидеров в местных деловых сообществах, стимулировать формирование единого экономического пространства и высвободить предпринимательскую инициативу. Окружные советы были созданы в Приволжском, Центральном, Уральском, Северо-Западном и Дальневосточном округах. Организация окружных советов проходила при содействии представителей либерального крыла правительства.
Хотя власть и комплектовала эти советы на индивидуальной основе, они не просто копировали федеральный Совет по предпринимательству. Переговорный процесс в округах должен был стать постоянным, приняв характер официально закрепленного соглашения (социального контракта) между государством и бизнесом. В этих советах появилось место и для предпринимательских союзов.
Совет по предпринимательству при правительстве и консультативные советы в округах начинают придавать отношениям государства с бизнесом характер единой общефедеральной системы. Система советов по предпринимательству остается не до конца интегрированной. В центре она замыкается на правительство, а в округах – на президентскую вертикаль власти, что порождает напряжение в исполнительной власти и способствует общему возрастанию конфликтности.
Начиная с 2000 года все прежние институты представительства групп интересов бизнеса стали трансформироваться. В октябре 2000 года состоялась встреча В. Путина и тогдашнего руководителя Российского Союза Промышленников и Предпринимателей (РСПП) А. Вольского. Эта организация, расцениваемая многими экспертами как «профсоюз олигархов»[120]. Уже в ноябре 2000 года правление РСПП образовало бюро в составе 27 человек, в том числе 18 крупных предпринимателей. Этот шаг стал прелюдией к внутренним переменам в РСПП – усилением внимания к его политике со стороны китов отечественного бизнеса.
«Обновив» РСПП, Кремль создал еще одну площадку для отстраивания отношений с бизнесом. Система отношений между властью и бизнесом в современной России явно эволюционирует по направлению к неокорпоративной модели. Такое название получила утвердившаяся после Второй мировой войны в ряде стран Запада система сотрудничества государства с «организованными интересами».
Неокорпоративизм совместим с политической демократией и типичными признаками этого типа отношений между государством и бизнесом считаются:
· высокий уровень корпоративной организованности делового сообщества, а также профсоюзов,
· добровольный характер отношений между участниками,
· институционализированная конфликтность,
· система взаимных обязательств,
· центральная роль государства, которая, однако, может принимать различные формы (от «арбитража» до «мягкого лидерства», или «дирижизма»).
На наш взгляд, пока представляется преждевременным судить о том, насколько отечественная система представительства бизнеса приблизится к развитой неокорпоративистской модели. Как показывают известные события вокруг компании «ЮКОС», когда руководитель крупной нефтяной компании Михаил Ходорковский активно заявил о своих политических амбициях и желании продать активы наиболее преуспевающей в России западным корпорациям, его бизнес-империя рухнуло под мощью давления со стороны государства. Данные события подтверждают также, что российское государство, следующее исторической традиции этатизма, в ряде случаев не ограничивается «легким дирижизмом», а поддается соблазну использовать все доступные средства, в том числе и репрессивные. Более того, становится очевидной тенденция к монополизации всего энергетического сектора. Сделка между подконтрольным государству «Газпромом» и компанией «Сибнефть», активы которой контролировал олигарх Роман Абрамович также свидетельствует о заинтересованности государства в расширении политико-экономической ресурсной базы. Учитывая «решительность» государства и недавние события вокруг «ЮКОСа», владельцы «Сибнефти» согласились на эту сделку. На наш взгляд, российская версия неокорпоративизма представляется своеобразной, поскольку втиснуть все отношения между государством и бизнесом в рамки союзов и ассоциаций будет чрезвычайно затруднительно по двум причинам.
Особая роль крупных корпораций в нашей стране, естественная для экономики, унаследовавшей плоды советской гигантомании[121]. Крупные корпорации играют в социальной структуре общества и его территориальном развитии столь значительную роль, что их рассматривают как «социально-политический институт»[122].
Губернаторские выборы 2000-2001 годов показали высокий уровень политической активности корпораций в регионах. В ряде случаев они выступали в коалиции с Кремлем, поддерживаю его усилия в обновлении региональных элит (в интересах Кремля). Можно привести примеры фактического делегирования политического контроля над регионами представителям лояльных бизнес-групп: такова роль Романа Абрамовича на Чукотке, Александра Хлопонина (компания «Русский алюминий») на Таймыре или Александра Ткачева, которому приписываются тесные связи с «Альфа-груп», в Краснодарском крае[123].