Однако, если в Европе процесс формирования общенациональных «зонтичных» представительных организаций бизнеса в системе корпоративного представительства уже давно идет полным ходом, а в ряде стан, как например, в Германии, уже практически завершен, то России только предстоит пройти этот путь.
Как отмечает С.П.Перегудов, отличительной особенностью функционировании российской корпораций как политических акторов является «многоканальность» их взаимодействия с другими общественно-политическими институтами и образованиями - исполнительной и законодательной властями, регионами и муниципалитетами, некоммерческими общественными организациями, конкурентами и союзниками по большому бизнесу, экономическими и политическими структурами ближнего и дальнего зарубежья.[129]
Наличие у каждой крупной корпорации собственных интересов побуждает их действовать на политическом поприще в одиночку используя свои личные связи в органах государственной власти, а также лоббистскую деятельность, в том числе и на региональном уровне, где у каждой корпорации есть свои ареалы и приоритеты.
РОССИЙСКИЙ ФЕДЕРАЛИЗМ И ЕГО ТРАНСФОРМАЦИЯ: РЕГИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ
Анализ опыта развития федеративных отношений в РФ за последние десять лет дает основания констатировать внутренне противоречивый и непоследовательный характер осуществляемой государством региональной политики. Одной из основных причин такого положения можно считать отсутствие ясного представления о содержании и специфики модели российского федерализма, который бы соответствовал многогранности политического процесса в России.
Проблема строительства федеративной модели в многонациональном государстве сопряжена с массой теоретических, концептуальных и практико-политических проблем, решая которые никак нельзя абстрагироваться от сложнейших условий структурной трансформации политической системы. Современный российский федерализм обладает теми же общеродовыми признаками и чертами, как и любой иной вид федерализма. В центре внимания стоят, прежде всего, такие кардинальные вопросы как правовой статус федерации и каждого отдельного субъекта федерации; характер отношений между центром и регионами.
Так же как и другие виды федерализма, современный российский федерализм исходит из экономического, политического, информационного единства федерального общества и территориальной целостности государства, из оптимального сочетания централизации и децентрализации в управлении делами государства и общества[130].
Преферентность и целесообразность федеративной формы государственного устройства на основе самоуправляемых, с высокой степенью самостоятельности и культурной отличительности региональных внутригосударственных образований, а так же системой общегосударственных институтов, отражающих и представляющих как интересы всех граждан России, так и этих образований очевидны в силу многосоставности, полисегментности входящих в российское государство территориально-политических образований, партикулярности национальных интересов и богатого культурного многообразия страны
«В России федералистская модель позволяет реализовать право на самоопределение, посредством оптимального определения своего политического статуса в рамках единого государства…[131]» Главное преимущество российского федерализма в том, что он создает условия для примирения политических, территориальных, национальных, экономических, социальных и т.д. факторов, способствуя становлению государства демократически цивилизованным. Совсем не случайно в этой связи бытует распространенное мнение, что «вне федерации у России нет будущего[132]»
Изучением роли регионального фактора трансформации в политической структуре, а так же роли политики и институтов власти в функционировании этнических систем российского государства стали заниматься со второй половины 80-х – началом 90-х годов, когда страну охватил системный кризис. «Кризис в экономике и последовавшие за ним значительные изменения в социальной жизни вызвали взрыв национального самосознания и массовые этнополитические выступления[133]».
Было бы неправильным утверждать несостоятельность, пассивность или отсутствия понимания в эти годы со стороны КПСС практической важности реформирования межнациональных и федеративных отношений, однако шаги по регулированию этнополитических проблем не были своевременными и до конца продуманными. Процесс раскрепощения национальной энергии и роста национального самосознания зашел слишком далеко, а унитарный характер государства и идеологическая монополия предопределили бесполезность реального участия национальных меньшинств в работе центральных политических институтов на уровне макрополитической системы. Тогда как мезоуровень политической системы (субнациональный срез) явился базой для формирования национальных элит в республиках за счет широкого политического представительства этничности, как на уровне партии так и на уровне региональных советов. «Обострению национального самосознания в значительной мере способствовали перекосы в управленческой практике, в частности «коренизация аппарата» на местах, т.е. курс на выдвижение в управленческие структуры преимущественно лиц «коренных» национальностей[134]» Произошел процесс самозамыкания системы на субнациональном уровне власти на базе этноцентризма, что привело к установлению автократичных региональных политических режимов. «Политика суверенизации постепенно привела к усилению авторитарных тенденций, в связи с отсутствием институциональной гарантии национальной демократии в регионах[135]»
В целом с середины 80-х годов четко можно было увидеть будущую линию раскола российской государственности. Образовывались два неоднородных центра силы на союзном уровне и на местах, в форме государственного устройства четко просматривались дуалистические черты, требующие консенсусного решения противоречий, однако в условиях борьбы за власть в Центре между сторонниками демократических радикальных преобразований - модернизации России на западный лад (Ельциным) и сторонниками социалистического обновления - перестройки (Горбачевым) произошла типичная деструктивная «игра с нулевой суммой». «Одержав весной 1990 года победу на выборах в российский парламент (сторонники радикальных преобразований) подчинил себе как законодательную так и исполнительную власть в РСФСР. С этого момента конфликт России и СССР, олицетворяемый в жестком противоборстве Б. Ельцина и М. Горбачева, стал главным нервом общественно-политигческого развития страны[136]».
Вместо того, чтобы стремиться к достижению компромисса и выработке оптимальной формы взаимодействия между различными политическими акторами, эскалация конфликта двух противоборствующих групп нарастала. Для борьбы с Б. Ельциным союзные власти инициировали и всячески поддерживали центробежные силы в автономных республиках России. Так на сентябрьском пленуме ЦК КПСС, который был посвящен национальной политике партии, М.С. Горбачев развил идею придания нового статуса советской автономии, а уже 1990 году Верховный Совет СССР учел рекомендации съезда и 26 апреля 1990 года принял закон «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации», который выравнивал правовой статус автономных и союзных республик.
Этим законом союзная власть придала мощное ускорение тому механизму центробежных сил в автономных республиках России, который она запустила с июня 1989 года. Дезинтеграционный механизм был заведен союзной властью для разобщения социально-политической опоры Б. Ельцина в национальных элитах еще до I Съезда народных депутатов РСФСР, до появления в свет Декларации о государственном суверенитете России и за год до популистского призыва Б. Ельцина в Башкирии: « возьмите ту долю власти, которую сами можете проглотить[137]», которым он пытался перехватить инициативу по поддержке автономий в борьбе с М. Горбачевым.
Сила запущенного из центра по политическим соображениям дезинтеграционного механизма оказалась настоль сильна, что способствовала «параду суверенитетов» в автономных республиках, постоянному нарушению конституционно-правового единства и территориальной целостности государства. Нельзя также сбрасывать со счетов и деструктивную деятельность национальных элит в автономиях, которая исходила прежде всего из соображений завоевания и удержания власти на местах и приватизации союзной (общенациональной) собственности[138].
В своих политических решениях этнократия дистанцировалась от центра, пользуясь правом на самоопределение, которое наконец-то стало политической реальностью. Региональная элита в целях легитимации собственной власти часто апеллировала к фактам национальной дискриминации как результату иррациональной политики державного имперского центра. Данный мучительный этап становления российской государственности можно охарактеризовать временем всевластия сугубо конъюнктурных и корпоративных политических интересов.
Таким образом, кризис российской цивилизации и распад СССР возникли не из массового недовольства и политических протестов населения «империи», они были вызваны в первую очередь эрозией правящего класса, его неспособностью осуществить назревшие экономические и социальные реформы, его заинтересованность в превращении государственной коллективной собственности бюрократии в частную собственность суверенной номенклатуры.