При исследовании отношений России и ЕС нельзя обойти стороной опросы российского общественного мнения. Свыше половины граждан РФ (51,5 %) поддержали тезис о том, что Россия должна всемерно стремиться войти в Европейское Сообщество, став частью общеевропейского экономического пространства. При этом во многих российских регионах соотношение сторонников и противников вхождения в Европейское Сообщество близко к паритетному. В их числе, между прочим, оказалась и Москва, где голоса «за» и «против» разделились в отношении 42 % и 39 %. Интересно, что сторонники вхождения России в Европу приблизительно в одной и той же пропорции представлены во всех возрастных и образовательных группах[154].
Стоит отметить, что на фоне резкого падения симпатий россиян к США, восприятие ими Европы выглядит устойчиво позитивным. Весной 2000 года благоприятные ассоциации со словом «Европа» зафиксированы у 83,0 % респондентов, а летом 2002 года – у 79,0 %. Это намного выше, чем соответствующий показатель по слову «Америка» (56,6 и 43,3 %)[155]. Реконструировать образ Европы в массовом сознании россиян и лучше уяснить, как он соотносится с образом России, позволяют ответы на один из вопросов исследования, проведенного немецким фондом Ф. Эберта. Респондентам надо было отметить в предложенном им списке слова, ассоциирующиеся с Западной Европой. Если выделить 4-5 общезначимых смысловых ассоциаций, которые респонденты отмечали чаще всего, то окажется, что «Западная Европа» для россиян это, в первую очередь, – благосостояние, комфорт, права человека, цивилизация.
Многие исследователи полагают, что наиболее важной составляющей внешней политики России является энергетика. В последнее время Россия активно заявляет о себе как об энергетической сверхдержаве, и именно интересы таких крупных государственных компаний как Газпром, Транснефть, Роснефть определяют векторы направления российской внешней политики. Более того, энергетическая зависимость западных стран и бывших советских государств становится важным инструментом влияния. Не стоит забывать, что в 2006 году Россия председательствовала в большой восьмерке (GE 8) и определила для себя проблему энергетической безопасности мирового сообщества как основную.
Последние несколько лет характерны для Российской Федерации не только чрезвычайно благоприятными ценами на энергоносители, позволяющими получать огромные доходы от экспорта, но и качественными изменениями в характере внешней политики. «Газовые войны» с Украиной, Молдавией, Грузией, Белоруссией, жесткие заявления в адрес европейских импортеров энергоносителей – недавние события стали предметом бурных дискуссий, в том числе, и в научной среде.
Основной фронт мировой энергетической игры-войны сегодня проходит в сфере мировых цен на углеводородное энергосырье: нефть и газ. Нефтегазовый бизнес же, как считают аналитики, практически на 90% определяется политикой. В нынешней технологической парадигме горючие углеводороды остаются почти единственным сырьем для энергетики и для производства и при этом являются классическим ограниченным ресурсом.
Отсюда в нефтяном бизнесе и возникают такие специфические и вряд ли применимые к отраслям, работающим на внутреннем рынке, и к отраслям обрабатывающей промышленности понятия, как «нефтяная дипломатия», «нефтяные войны» и так далее.[156]
Предметом геополитики нефти является распределение на Земле нефтяных запасов и маршруты доставки нефти в разные пункты планеты, причем эти темы трактуются ею с точки зрения безопасности заинтересованных держав, в увязке с блоковым и цивилизационным членениями мира и с разворачивающимися в нем антагонизмами[157].
Мировой энергетический рынок сегодня – это почти полная монополия производителей энергоресурсов. Это рынок, где не покупатель, а продавец определяет условия купли-продажи, и именно с позиций монополиста-продавца он смотрит на проблемы обеспечения безопасности своего рынка»[158].
Характеризуя основные направления геоэкономического применения энергетической политики РФ, будет уместно прежде всего рассмотреть векторы поставок Российской Федерацией энергоносителей, так как, в первую очередь, именно отношения импорта и экспорта дают возможность геоэкономического воздействия.
В этом отношении важнейшим коридором энерготранзита, где пока сохраняется российское доминирование, являются долгосрочные поставки газа в страны объединенной Европы. Значение российского газа для Европы, где он используется в основном для отопления, можно сравнить только с Гольфстримом — теплым потоком, омывающим европейский полуостров Евразии. Если поставки российского газа внезапно прекратятся, то современной Европе грозит новый ледниковый период. Кстати, и специалисты по климату в недалеком будущем прогнозируют «веерное отключение» теплого течения. Поэтому стабильность российского «газового Гольфстрима» крайне важна с точки зрения энергетической безопасности Евросоюза[159].
Касаясь стратегического взаимодействия России и Европейского союза, эксперты отмечают, что ключевым вопросом их сотрудничества является вопрос о стабильности и постоянном росте поставок нефти и газа. Такое положение дел сложилось еще в 1990-е гг., когда сформировалась устойчивая модель торговых отношений России с Европой. Стой поры в российском экспорте доминируют две группы товаров: энергоносители (преимущественно нефть и газ), а также такие энергоемкие товары, как металлы и химическая продукция. К началу XXI в. Россия, имеющая крупнейшие в мире запасы газа, и Европа, чьи запасы составляют всего 3% от общемировых, оказались более привязаны друг к другу экономически, чем когда-либо в совместной истории.
Одним из основных «проблемных» факторов в энергодиалоге между Россией и ЕС остается наличие между ними стран бывшего СССР, через которые пролегают основные трубопроводы. Их политика защиты собственных интересов зачастую препятствует эффективному развитию сотрудничества РФ и Европы.
Так или иначе, Россия по-прежнему сохраняет позиции лидера на постсоветском пространстве и прежде всего в силу монополии на энергетические ресурсы, в которых остро нуждаются все постсоветские государства.
Как бы то ни было, усиление позиций Москвы в Средней Азии и на Кавказе становятся очевидными. Революция в Киргизии, кровавые беспорядки в узбекском Андижане, неудачная попытка госпереворота в Азербайджане. То, что эти события не привели к дестабилизации региона, — во многом заслуга Москвы, которая активизировала азиатское направление своей политики. До недавнего времени российскую власть не слишком волновали процессы, происходящие в Средней Азии. Отношение к региону изменилось по двум причинам. Во-первых, взрыв в регионе, до которого оставался один шаг (достаточно было, чтобы Ислам Каримов дрогнул под напором западной критики), мог резко увеличить издержки России по поддержанию стабильности в Средней Азии. Во-вторых, стало понятно: азиатские энергетические проекты сулят в недалеком будущем колоссальные экономические и политические дивиденды. Благодаря им Россия может стать для растущих экономик азиатских гигантов тем же, чем уже является для Европы, — крупным и супернадежным поставщиком энергоресурсов, гарантом энергобезопасности. Конкретный интерес Индии и Китая к проектам газопроводов через Центральную Азию означает: некоторое увеличение российских военно-политических и экономических обязательств по поддержанию стабильности в регионе становится рентабельным.
Необходимо понимать, что посредством энергетической политики Россия имеет прекрасные возможности контроля за странами Центральной Азии, которые чрезвычайно важны и для России, и для Китая. На данном этапе интересы РФ и КНР там почти совпадают, хотя и имеют разную природу. Если коротко, совпадение интересов можно выразить так: КНР и РФ озабочены дестабилизирующим влиянием внерегиональных сил, прежде всего США, которые в любой момент могут использовать регион против самих РФ и КНР. Кроме того, Китай и Россия не конкурируют за среднеазиатские ресурсы, в том плане, что Китай потребитель нефти, а Россия экспортер. И Россия не против поставок нефти Китаю, вне зависимости от того, кто их осуществляет. Притом что Россия заинтересована, чтоб нефть и газ Средней Азии не попадали на западные рынки, основные для России (или по крайней мере попадали туда под контролем самой России). Поэтому Россия не против восточного вектора поставок среднеазиатских энергоресурсов, и так же не против своего непосредственного участия в таких проектах (нефтепровод Казахстан-Китай, газопровод Иран-Индия).
Интересы России в Среднеазиатском регионе давно известны - это в первую очередь традиционная сфера влияния Москвы, наши бывшие союзные республики. Наличие таких глубоких исторических и культурных связей с регионом, а так же крупной русской диаспоры (по разным оценкам от 8 до 12 млн. человек), обуславливает столь мощные гуманитарные и политические интересы России к ЦАР. Россия еще так же не исчерпала своего интеграционного интереса к региону, тут в первую очередь имеется в виду Казахстан, самая мощная и развитая страна ЦАР, с которой перспектива довольно тесной интеграции весьма реальна. Это определяется в первую очередь, сильным распространением русской культуры и языка в Казахстане, которая порой сильней казахской, а так же исторически успешным союзным сосуществованием. И именно Казахстан был постоянным и главным интегратором в Евразии, наиболее последовательным противником демонтажа СССР в 91-м году, за что «заговорщики» и не позвали Назарбаева в Беловежскую Пущу, опасаясь, что тот переубедит Ельцина в последний момент.