В настоящее же время Россия подходит к новому этапу развития своей социальной структуры, который можно обозначить как институционализация неравенства, или возникновение прочной иерархии привилегий и лишений в отношении доступа к желаемым благам и ценностям. Это закрепление неравных стартовых позиций для новых поколений, передача раз достигнутого высокого богатства и социального статуса детям и, напротив, лишение "проигравших" и их потомков важнейших экономических, политических и культурных ресурсов общества, блокирующее им возможности восходящей мобильности. Можно говорить о "множественности социальных проблем" – накапливания, подобно снежному кому, взаимопорождающих негативных жизненных обстоятельств.
В современной французской социологии социальная мобильность и неравенство возможностей рассматриваются через неравные возможности получения образования для выходцев из разных социальных слоев и образовательные траектории индивидов. В частности, П. Бурдье отмечал, что скрытое назначение школы – это легитимация "наследников" и стремление убедить остальных в том, что они исключены законно. По данным исследований, у детей из низших слоев более короткий период обучения, и большинство из них ограничиваются достижением социального статуса родителей. Это объясняется слишком большими издержками на получение образования пропорционально семейным доходам и большим риском инвестиций в образование, которое является условием необходимым, но недостаточным для занятия высоких социальных позиций.
Отмечается сужение как социальной базы, так и территориального ареала пополнения студенчества: уже в середине 1990-х годов в его составе возрос удельный вес детей из высокоресурсных групп – предпринимателей, интеллигенции и служащих, и, соответственно, снизилась доля детей работников физического труда.
Интеллектуальное расслоение постепенно становится основой всякого иного социального неравенства, а проблема усугубляется тем, что знание, в отличие от материальных ценностей, неотделимо от своего носителя: его нельзя отнять, национализировать, перераспределить в пользу нуждающихся,
Наиболее глубоко прогрессирующее неравенство в профессиональной сфере рассмотрено Р. Мертоном в его статьях разных лет "Эффект Матфея в науке", посвященных феномену получения неравного вознаграждения именитыми учеными и их малоизвестными коллегами за одинаковый вклад в научное исследование (Эффект Матфея называется так потому, что в Библии в Евангелии от Матфея (глава 25, стих 29) написано следующее: «Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет»). Мертон объясняет это склонностью научного мира вознаграждать уже известных людей; психологической особенностью читателей относить первенство в публикации хорошо известному автору. Престиж известных ученых притягивает материальные и человеческие ресурсы в возглавляемые ими научные школы, что усиливает концентрацию ресурсов и талантов в одних научных центрах и препятствует другим достичь такого же уровня.
В российской науке выделяются такие факторы "эффекта Матфея", как научные регалии, принадлежность заявителей в конкурсах грантов к "проверенной" (привилегированной) научной школе, а также умение оформлять проект "по всем правилам бюрократической науки".
Бедность: воспроизводство культурных практик
Исследование ментальных установок и особенностей индивидуального поведения социальных низов привело в формулированию концепции "культуры бедности", где индивидуальные качества бедняков рассматривались как главная причина их пребывания на социальном дне.
В данном случае применимо понятие габитуса – это система диспозиций, порождающая и структурирующая практику агента и его представления. Габитус – это совокупность черт, которые приобретает индивид, диспозиции, которыми он располагает, свойства, результирующие присвоение некоторых знаний, некоторого опыта. Габитус включает знание и признание законов игры в различных полях данного пространства. Габитусы позволяют ориентироваться в пространстве. Габитус производит индивидуальные и коллективные практики и обеспечивает активное присутствие прошлого опыта, который существуя в каждой социальной единице в форме схем восприятия, мышления и действия, более верным способом, чем все формальные правила и явным образом сформулированные нормы, дает гарантию тождества и постоянства практик во времени. Если воспроизводство культурного капитала и отношений господства не обеспечивается объективными механизмами социальный порядок базируется главным образом на порядке, который царит в головах и в габитусе. Т.е. порядок функционирует как материализация коллективной памяти.
Габитус функционирует как аккумулированный (объединенный) капитал. Габитусы в границах одного класса условий существования однородны (это носит название однородности габитусов). Именно габитус является основой всех стратегий. Жизненные стратегии только кажутся детерминированными будущим, на самом деле они детерминированы прошлыми условиями жизни.
Жизненная практика определяется через соотношение
– габитуса и диспозиций в отношении будущего и
– определенного состояния шансов, объективно придаваемых агенту социальным миром.
Результаты исследований свидетельствуют о наличии тесной связи между длительным ухудшением условий жизни и снижением у многих людей уровня социальных потребностей, притязаний и активности. Это называется механизмом регресса, приводящим к люмпенизации части населения. Он заключается в том, что в процессе снижения уровня жизни из сознания людей вымываются сложные социокультурные потребности, для них становится характерной жизнь одним днем, установка на выживание.
Успешно адаптирующиеся принимают капиталистическую культуру и обращаются к идеям индивидуальной свободы, прагматизма, эффективности. Для последних характерны инновационные экономические стратегии, способствующие накоплению их экономического, человеческого и социального капитала как трамплина для успешной карьеры и подъема уровня жизни.
"Неправильные" культурные установки часто формируются уже в процессе социализации детей. В связи с этим важной проблемой является межпоколенная передача депривации в беднейших семьях. Существуют данные о том, что в стабильных (благополучных) территориальных единицах вырастают успешные поколения, и наоборот, то есть передача различных форм преимуществ или депривации не ограничивается лишь влиянием семьи, но помещена в более широкий контекст.
Не последнюю роль в исключении нуждающихся от социальных ресурсов играет стигматизация живущих на государственные пособия. Происходит конструирование бедности как особого (обесцененного) социального статуса. Это явление, в меньшей степени характерное для России и в большей – для западной культуры индивидуализма и достижений, в которой бедность считается результатом лени, вредных привычек, низкой мотивации к труду.
Было установлено также, что для того, чтобы ребенок из неблагополучной семьи вырос "нормальным", может быть достаточно всего нескольких "хороших" факторов, связанных с его окружением. У ребенка, живущего в неблагополучной семье, адаптивная способность повышается при наличии хороших (близких) отношений хотя бы с кем-то из взрослых. Был отмечен интересный факт, что межпоколенные неблагоприятные социальные обстоятельства с меньшей вероятностью передаются дочерям, чем сыновьям.
Пространственная организация духовной сферы в глобализирующемся обществе
Одни связывают с глобализацией (тенденцией к образованию всемирной инвестиционной среды и интеграции национальных рынков капиталов) самый масштабный уровень воспроизводства и углубления неравенства. Другие же определяют ее в терминах «пространственно-временной компрессии», «де-территоризации», «де-национализации».
Согласно первой точке зрения, богатые постиндустриальные страны, обладающие таким безграничным ресурсом, как информация и знания, и производящие их, непрерывно увеличивают свой экономический и интеллектуальный капитал и тем самым укрепляют фундамент своего благополучия, бедные же наоборот.
Другая точка зрения гласит, что то, что производит впечатление национального и провозглашается национальным, на деле становится все более транснациональным и космополитическим. Социальная структура становится все более транснациональной. Разумеется, у космополитизма есть свои границы. С одной стороны, новое транснациональное пространство постепенно размывает и замещает собой национальное пространство как локус социальной жизни. С другой стороны, эта социальная жизнь во многих отношениях до сих пор проходит сквозь фильтры национального государства. Следовательно, социальный анализ должен учитывать национальную манифестацию, с одной стороны, и космополитическую реальность «глобальных потоков»: потоков информации, символов, денег, образования, рисков, людей, - с другой.
Основным импульсом культурной глобализации выступает не мобильность, а трансформация локальности. Первостепенную роль играет идея де-территоризации. Она подразумевает ослабление и трансформацию связей культуры с местом. «Наши корни – это наши антенны». Это как раз та фраза, которая открывает сердце изменений парадигмы о роли места в контексте глобальных сетей. Чем чаще телевидение, мобильные телефоны, интернет становятся частью домашнего быта, тем сильнее меняется значение социологических категорий времени, пространства, места близости, дистанции. Эти трансформации происходят потому, что информационно-техническое обеспечение дома делает отсутствующих присутствующими, причем всегда и везде. Общение больше не зависит от географического соседства. Благодаря этому становится возможной ситуация, когда люди, живущие изолировано от своих соседей, в то же время включаются в развитые связи, простирающиеся через континенты. Другими словами, сфера повседневного опыта, пронизанная глобальными сетями, глокальна; теперь она представляет собой синтез дома и отсутствия места, места нигде. Таким образом, социология должна изучать не только отсутствие и присутствие, но и «воображаемое присутствие».