Смекни!
smekni.com

Бодалев А. А. Столин В. В. Аванесов В. С. Общая психодиагностика (стр. 8 из 93)

Сообщается, что эту суровую систему испытаний успешно пре­одолел знаменитый ученый древности Пифагор. Вернувшись в Гре­цию, он основал школу, допуск в которую открывал только для тех, кто был способен преодолеть серию различных испытаний, похожих на те, которые он выдержал сам. Как свидетельствуют источники Цит. по: Голицын Н. Н., 1855, q. 118), Пифагор подчеркивал важную роль интеллектуальных способностей, утверждая, что «не из каждого де­рева можно выточить Меркурия», и потому, вероятно, придавал боль­шое значение диагностике именно этих способностей. Для этого каж­дому давалась сравнительно трудная математическая задача. В слу­чае ее решения вопрос о приеме решался сразу. Однако чаще всего задача не решалась, после чего неудачника вводили в зал, где учени­ки, по правилам испытаний, должны были беспощадно поднимать его на смех, давая ему обидные прозвища. Если поведение новичка в этой критической ситуации характеризовалось умением отвечать на выпа­ды, хорошо и достойно держать себя, его принимали в школу (под­робнее см.: Аванесов В. С., 1982).

Особое значение Пифагор придавал смеху молодых людей, ут­верждая, что манера смеяться является самым хорошим показателем характера человека. Он внимательно относился к рекомендациям ро­дителей и учителей, вел тщательное наблюдение за каждым нович­ком после того, как последнего приглашали свободно высказываться и не стесняться, смелее оспаривать мнения собеседников (там же).

Сообщается (Dubois P., 1970), что за 2200 лет до н. э. в Древнем Китае уже существовала система проверки способностей лиц, желав­ших занять должности правительственных чиновников[8]. Каждые три года чиновники повторно экзаменовались лично у императора по «шести искусствам»: музыке, стрельбе из лука, верховой езде, уме­нию писать, считать, знанию ритуалов и церемоний. Для государства система экзаменов была важным средством отбора достаточно спо­собных, в меру эрудированных и, главное, лояльных по отношению к власти людей для последующего их использования на администра­тивной службе.

Нередко результаты испытания интеллектуальных способностей становились предметом гордости того или иного народа, а иногда служили даже для извлечения доходов. Сообщается, например, что индийский царь Девсарм, желая испытать мудрость персов, прислал им шахматы. Предполагалось, что персы вряд ли сумеют разгадать суть этой игры, и потому они должны были по условию отослать в Индию подать. Сообщается, однако, что визирь Хо-срова Важургмихр понял правила шахматной игры и, в свою очередь, изобрел игру, на­зываемую сейчас нарды. Он послал с новой игрой гонца в Индию, где ее, как выяснилось, разгадать не смогли (Орбели И. А., 1936).

Другим свидетельством использования испытаний тестового ха­рактера являются материалы, излагающие основы религиозного уче­ния чань-буддизма. Учителя чань-буддизма использовали загадки, вопросы-парадоксы с одновременным созданием ситуации психоло­гического стресса. Отвечать на них необходимо было сразу, на разду­мывание не отводилось ни секунды. Как отмечает Н. В. Абаев, в чаньских поединках-диалогах сама парадоксальность постановки вопро­сов (например, была ли борода у бородатого варвара или имеет ли собака природу Будды) создавала драматическое напряжение, кото­рое усиливалось всем образом действий наставника. Хватая своего оппонента и крича на него: «Говори! Говори! Отвечай немедленно!», он создавал ситуацию психического напряжения. Чаньские парадок­сальные загадки использовались, по мнению этого же автора, в каче­стве тестов на определенный, «чаньский» ход мышления. В зависимости от того, как тестируемый отвечал на эти загадки, опытный на­ставник определял, на каком уровне «просветленности» он находил­ся и какие меры нужно принять для углубления его «чаньского опы­та», а также выявлял людей, скрывающих за внешней грубостью и странностью манер свою некомпетентность (Абаев Н. В., 1980).

В созданном чжурчжэнями государстве Цзинь результаты экза­менов применялись для распределения выпускников медицинского училища. Из числа выдержавших экзамены лучшие поступали на государственную службу в качестве практикующих врачей, препо­давателей или исследователей, худшие получали разрешение зани­маться частной практикой. Не выдержавшим экзамен рекомендова­лось либо продолжить подготовку, либо сменить профессию (Воро­бьев М. В., 1983).

Различные конкурсы и экзамены устраивались и в средневековом Вьетнаме. Всего за два года, в период с 1370 по 1372 г., удалось про­вести переаттестацию всех военных и гражданских чиновников, что позволило организовать проверку государственного аппарата по всей стране. В результате этого Вьетнам вновь стал сильным и жизнеспо­собным феодальным государством; особое внимание было уделено созданию боеспособного офицерского корпуса (Берзин Э. О., 1982).

В XV в. конкурсные испытания были упорядочены: они проводи­лись по этапам и турам. Присвоение высших степеней на экзаменах сопровождалось большими почестями. Лауреаты получали подарки от короля, их имена вносились в «золотой список», который вывеши­вался у Восточных ворот столицы, об их победах на конкурсе сооб­щалось в родную общину. Имена наиболее отличившихся высекали на специальных каменных стелах, установленных в Храме Литерату­ры (Берзин Э. О., 1982).

Интересные данные приводятся В. Н. Басиловым в отношении шаманства. У некоторых народов (например, у эскимосов) чуть ли не каждый взрослый мужчина считал себя способным к шаманству, но эти претензии отвергались в процессе испытаний. Проверка и, как результат ее, признание были непременными условиями шаманской деятельности. У разных народов проверка шамана принимала свои формы. В частности, когда у казахов кто-либо объявлял себя шама­ном, то он по требованию народа должен был, ходить по снегу в трес­кучий мороз босиком и с обнаженной головой, лизать языком раскаленные докрасна железные предметы. У народности ханты неудачно­го претендента объявляли сумасшедшим. У ульчей шаман подвергал­ся испытаниям во время поминок. Такой же обычай был у нанайцев (Басилов В. Н., 1984).

Приведенный краткий исторический экскурс позволяет сделать вывод о необходимости рассматривать испытания индивидуальных способностей как важную и неотъемлемую часть общественной жиз­ни многих (если не всех) народов мира со времен древнейших циви­лизаций и до наших дней. Однако можно ли, на основании приведен­ных данных, говорить о глубокой истории и широкой распространен­ности тестов? Если согласиться с наиболее известными сейчас опре­делениями теста, даваемыми как перевод с английского слова «test» - испытание, проверка, проба, то на поставленный вопрос надо ответить утвердительно. Дело, однако, в том, можно ли в наше время так определять тест...

С течением времени обыденное представление о тесте и научное понимание теста все больше удалялись друг от друга. Хотя всякий тест включает в себя элемент испытания, он не сводится только к нему, ибо сейчас это метод исследования, включающий в себя ряд чисто научных требований. На каждом этапе развития науки требования к тестам и они сами менялись. Игнорирование этого диалектического момента нередко приводит к упрощенчеству в оценках тестов.

Настоящая история тестов началась век назад, в канун периода ломки устаревшего общественного строя, революционного измене­ния общественного сознания, совпавшего по времени с научным кри­зисом, сразившим естествознание. Диалектика и материализм потряс­ли идеалистический фундамент психологии и стали основой новой методологии.

К началу XX в. практические потребности изучения преобладаю­щих способностей были сформулированы в виде научной проблемы исследования индивидуальных различий. Эта проблема и дала им­пульс к появлению первых тестов. Известный английский ученый Ф. Гальтон в течение 1884-1885 гг. провел серию испытаний, в кото­рых посетители .лаборатории в возрасте от 5 до 80 лет могли за не­большую плату проверить свои физические качества (силу, быстроту реакции и др.), а также ряд физиологических возможностей организ­ма и психических свойств - всего по семнадцати показателям. В число последних вошли показатели роста, веса, жизненной емкости лег­ких, становой силы, силы кисти и удара кулаком, запоминаемости букв, остроты зрения, различения цвета и другие. По полной програм­ме было обследовано 9337 человек. Ф. Гальтон писал, что практика вдумчивого и методичного тестирования - не фантазия; она требует рассмотрения и эксперимента (Galton F., 1884).

Это был первый существенный отход от тысячелетней практики испытаний и проверок, основанной на интуиции. Применительно к тестам значение деятельности Гальтона можно сравнить с тем, что сделал Галилей для физической науки своими остроумными экспери­ментами. Набиравший силу радикальный эмпиризм рассматривался рядом ученых конца XIX в. как вполне приемлемая альтернатива иде­ализму, а эксперимент - как настоящий фундамент науки. «Только тогда психология сможет стать действительной и точной наукой, -писал, Дж. Кеттелл, — когда она будет иметь своей основой экспери­мент и измерения» (Cattell D., 1890).

Кеттелл, по-видимому, первым увидел в тестах средство измере­ния, казалось бы, неизмеряемых свойств человеческой психики. В работе, опубликованной в 1890 г., он дал список 50 лабораторных те­стов, которые мы бы сейчас назвали не тестами, а контрольными за­даниями. Эти тесты проводились с соблюдением только двух из изве­стных сегодня требований к тестам: имелась инструкция по их при­менению и подчеркивался лабораторный (т. е. научный) характер ис­пытаний. В частности, указывалось, что лабораторию следует хорошо оборудовать, в нее не допускаются зрители во время тестирования; все испытуемые инструктируются одинаково, все они должны хоро­шо усвоить, что и как нужно им делать (Cattell D., 1890).

Надо ли говорить, сколь непривычной казалась идея измерения для психологии XIX века. Измерение с помощью тестов казалось тог­да, а многим кажется и по сей день, делом если не странным, то пре­тенциозным. Обыденное сознание исходило при этом из аналогии с физическими измерениями и рассматривало эти попытки математи­зации как чуждый для гуманитарной психологии уклон. Примерно с такими же трудностями сталкивалась и психофизика.