Но очень сомнительно, что этот путь может считаться оптимальным для всех членов общества. Ведь если они будут столь интенсивно работать в музеях, концертных залах и кинотеатрах, душевных сил для прочей деятельности просто не останется.
Сложность всех связей, в которые вступает искусство, неспецифический характер потребностей, удовлетворяемых с его помощью, приводят к еще большему усложнению художественного процесса как в филогенетическом, так и в онтогенетическом аспекте.
«Судя по данным всех без исключения исследований, - утверждалось в обзоре социологических опросов еще 1960-1970-х гг., - большинство людей односторонне ориентированы на музыку эстрадно-развлекательного плана». Сейчас это уже вполне очевидно для всех - рынок есть рынок. Аналогичные процессы можно обнаружить и в подходе к другим формам творчества. Здесь сказывается общее противоречие между систематическим гуманитарным образованием, с одной стороны, и, с другой стороны, стихией общения с искусством в жизни.
Об этом противоречии на материале западной культуры когда-то говорил А. Моль в книге «Социодинамика культуры». Отдавая безусловное предпочтение гуманитарным традициям, передаваемым путем систематического образования, он тем не менее отмечал стихийное и бесконтрольное (точнее, подконтрольное лишь экономическим механизмам популярности) наступление культуры мозаичной.
Как обстоит в этом плане дело в нашем обществе?
Во-первых, повторим, что с точки зрения культуры касса является чрезвычайно важным показателем не коммерческой ориентации деятельности театров, концертных залов, киносети, а степени удовлетворения запросов населения. Поэтому популярность той или иной программы, картины, выставки, книги свидетельствует о том, что она соответствует сформировавшимся потребностям, которые, разумеется, могут быть удовлетворены и произведениями другого уровня, но не другого типа. Отсюда и особое значение тематики и жанров, определяющих степень интереса читателей, слушателей, зрителей.
С этой точки зрения говорить о кассе как факторе негативном и препятствующем художественному воспитанию аудитории неправомерно. Наоборот, нужно исследовать механизмы социального функционирования искусства для того, чтобы потребности в том или ином типе художественных произведений удовлетворялись по возможности исчерпывающе и полноценно.
Далее. Внешкольное потребление произведений искусства (и не только их одних), в первую очередь по телевидению (а теперь и в Интернете), значительно шире и по количеству, и по масштабам, и по силе своего воздействия, нежели строгие рамки учебных программ.
Поэтому рост удельного веса и значения стихийных форм приобщения к культуре по сравнению с образовательным минимумом - фактор чрезвычайно существенный и важный, на который нельзя не обращать внимания, тем более что с получением среднего образования общение с искусством, разумеется, не прекращается, а следует для неспециалистов исключительно по неформальным каналам.
Проведенные исследования показывают, что наиболее интенсивный период контактов с творчеством приходится на период от 10 до 25 лет. Во-первых, именно молодежь составляет постоянную аудиторию кинотеатров, просматривающую большинство фильмов текущего репертуара, во-вторых, человек в этом возрасте продолжает еще достаточно интенсивно читать художественную литературу и, не обремененный, как правило, семейными заботами, может значительное время уделять и домашнему (ТВ, радио), и внедомашнему досугу.
В этот возрастной промежуток начинается и профессиональная дифференциация и специализация в области конкретной деятельности, в результате которой люди делятся на профессионально связанных с литературой и искусством (независимо от того, в какой именно конкретной отрасли они работают) и неспециалистов, для которых общение с художественным творчеством становится дополнением к иной профессиональной деятельности.
При этом первые непосредственно определяют процессы создания и распространения произведений, систему их оценок, как материальных, так и идейно-эстетических. Вторые же составляют широкую общественную базу функционирования экранной культуры. И «ножницы» между этими двумя группами приводят к тому, что для специалиста период интенсивного общения с искусством продолжается всю жизнь, в то время как доля художественной культуры в бюджете свободного времени большинства людей после 25 лет неуклонно падает и расширяется вновь лишь после ухода на пенсию.
Это закономерный процесс, его необходимо учитывать для того, чтобы не делать достаточно распространенных в профессиональной среде ошибок в оценках форм и результатов культурной деятельности в той или иной среде.
Именно поэтому нам кажется очень уязвимой методика социологических исследований, построенная на выделении «опережающих» и «контрольных» групп. Относительными представляются и критерии этого выделения и еще в большей степени само понятие «художественного вкуса», нередко рассматривающееся как главный индикатор развития человека. В результате многие выводы, к которым приходят исследователи, обусловлены не проведенным анализом, а избранной методикой, задающей как эталон вкуса экспертные оценки искусствоведов. Так, в одном авторитетном труде утверждается, что наиболее близкими к оптимуму выступают показатели культурной деятельности непроизводственной интеллигенции, т. е. художественный процесс замыкается на творческую микросреду и отрывается от подлинных запросов и потребностей массовой аудитории. В другом исследовании неожиданно для самих авторов на первый план выходит даже не потребление искусства, а чтение искусствоведческой литературы. И не случайно. Ведь именно эта самая литература определяет, что такое хорошо и что такое плохо в искусстве. За основу взяты ее положения, а не интенсивность подлинного эстетического переживания, отнюдь не всегда - даже у специалиста - эквивалентная художественному качеству.
В теоретическом плане «правильный», «хороший» вкус нередко абсолютизируется и трактуется чуть ли не как вневременная истина. Такая трактовка, признающая, по существу, только два вкуса - «хороший» и «плохой», «развитый» и «неразвитый», - закрепляется в научной литературе не только обманчивой простотой и очевидностью, устраивающей поучающего исследователя, но и практическим удобством в обращении: «хороший вкус» надо воспитывать и культивировать, против «плохого» бескомпромиссно бороться.
Однако категория «эстетический вкус» как совокупность критериев оценки тех или иных явлений художественной жизни в исторической перспективе не раз подвергалась революционным пересмотрам, не только прогрессивным, но и регрессивным. «Варварство» Шекспира претило «хорошему вкусу» просветителей и Льва Толстого, стройная эстетическая система классицизма была разрушена романтиками, а романтизм, в свою очередь, вынужден был уступать реализму - направлению в искусстве, которое чаще других обвиняли в «отсутствии вкуса», в привнесении в искусство противопоказанных ему явлений и приемов. И уж совсем катастрофическую вкусовую чересполосицу породил XX в. со свойственным ему ускорением художественного развития, синкопическим чередованием мод.
И если моду нынешнего сезона можно было еще по старинке обличать как «не соответствующую (надысторич-ному) хорошему вкусу», то объявить ее эталоном такого уже никто не решался - все знали, что дни ее сочтены. Так - достаточно очевидно - обстоит дело в диахронной, исторической проекции художественной культуры.
А если взять ее синхронный срез, нынешнее состояние?
Тут опять-таки дает о себе знать множественность вкусов, носители которых нередко не только в беседах, но и в письмах в редакции, в печатных работах объявляют себя «судьями в последней инстанции». Для искусствоведов-профессионалов не секрет, что оценка художественного качества произведений - ибо в данном случае идет речь именно о качестве, а не о тематической актуальности, идейной направленности, созвучии вещи духовному миру отдельной личности и т. д. - определяется существенно по-разному руководителями культуры разных уровней, творческими союзами, разными исследовательскими центрами.
На страницах печати вступают в полемику представители различных направлений в художественной критике и «школ» в искусствознании. И хотя эти выступления в конечном итоге преследуют одну цель - совершенствование искусства и повышение эстетического вкуса его аудитории, - полемика тут, очевидно, вполне уместна.
Чтобы достичь поставленной цели, необходимо осознать изменчивость и множественность художественных вкусов как факт, способствующий многообразию и художественному богатству культуры, в первую очередь аудиовизуальной. Ведь очевидно, что «хороший вкус» эпохи определяется суммой эстетических позиций и пристрастий авангардных социальных групп, а поэтому изменчивость вкусов свидетельствует о поступательном движении художественного процесса в целом и каждого вида искусства в отдельности.
Но дело не только в этом. Ведь каждый новый шаг в развитии общества сопряжен в области культуры не только с приобретениями, но и с потерями. Сфера культуры по природе своей, скорее, консервативна, поскольку является специфической формой передачи опыта индивиду, новым поколениям. Поэтому традиция здесь видна более четко, ясно и последовательно, нежели новаторские тенденции. Так, патриархальная культура, достижения которой бесспорны, постепенно сдает свои позиции по мере того, как большая часть населения страны приобщается к городской массовой культуре. Отсюда и конфликт ведущих представителей интеллигенции с нынешней молодежной культурой. И это естественно: когда люди чувствуют, что их жизненный уклад уходит в прошлое, они стремятся к тому, чтобы «остановить мгновение», оставить хотя бы след этой уходящей культуры в истории.