Другой статьей епископского обеспечения, в параллель Византии, у нас явились недвижимые имущества. Получались они, главным образом, путем пожертвований со стороны князей, а затем, вероятно, и путем покупок, как на церковные суммы, так и на личные, когда епископы были богатыми. В последнем случае, если выполнялись у нас канонические правила, их имущества оставались по смерти при кафедре. Документально известны только случаи первого рода, т.е. пожертвования князей. Поэтому недвижимые имущества церквей в изучаемую эпоху еще нельзя представлять себе особенно многочисленными. Князья приписывали к епископиям земли, села, целые города. Так, Ростислав Мстиславич в своей грамоте отчисляет смоленской епархии два села и несколько других земельных угодий. Андрей Боголюбский дал своей кафедральной Успенской церкви "слободы купленыя и с даньми и села лепшая" (1158 г.); последние называются под 1176 г. "городами". Никон. лет. под 1123 г. называет митрополичий "город" Синелиц. Церковное землевладение того времени можно представлять в двояком виде: или а) оно ограничивалось усадебной формой хозяйства в виде фермерства, причем работы исполнялись холопами, или наймитами, или в) на землю садились арендаторы-крестьяне и тем полагалось начало церковному владению населенными вотчинами, которое так пышно расцвело в последующий московский период. Из документов несомненно только первое. Вот как описываются пожертвованные смоленской епископии именья в грамоте 1150 г.: "село Дросенское со изгои и с землею; село Ясенское с бортником и с землею и с изгои; земля в Погоновичах Моншинская; озера Никоморская и с сеножатиями... на Сверковых лугах сеножати; озеро Колодарское, в Смоленске на горе огород с капустником (т.е. огородником) и с женою и детьми; за рекою тетеревник (далее, вероятно, пропуск лица) с женою и детьми". Все это признаки усадебного хозяйства; изгои — не настоящие насельники, а просто несостоятельные приживальщики. В постановлениях Владимирского собора 1274 г. есть также указания на личные сельскохозяйственные занятия епископов, именно — жалобы на то, что они сгоняли на эти работы свободных нищих, живших при церквах. Но указания на церковные "слободы" и "города" дают основание заключать, что они были уже первыми населенными вотчинами.
Приходские доходы епископов с кафедральных церквей предполагатотся сами собой; ими епископы должны были по преимуществу делиться с своими крылошанами
Что же касается плат за требы и до сих пор существующих в епископской практике у греков, где, напр., чуть не всякий считает своим долгом быть венчанным на брак и быть погребенным непременно епископом, то у нас они, при условиях быстро создавшегося высокого положения епископов, стали случайными и редкими.
О постоянной дани епископам, собираемой с низшего духовенства, о греческом έμβατοίκιον никаких сведений из до-монгольского времени не имеем; однако, она существовала у нас в московскую пору и, может быть, получила начало еще в до-татарское время.
Несомненно в первый же период по греческому примеру у нас вошли в практику знаменитые ставленнические пошлины. которые в Византии еще со времени импер. Юстиниана были урегулированы законом и признавались делом вполне правильным. В постановлениях Владимирского собора 1274 г. встречаемся уже с случаями злоупотребления этими пошлинами. Таким образом, обеспечение русской высшей иерархии почти, по всем статьям уподобилось образцам, общим всему церковному Востоку.
В первоначальной истории этого слоя церковной иерархии у нас на Руси наблюдается резкий переход от одной крайности к другой. В то время как для Владимира Святого — создать постоянный контингент низшего приходского духовенства — составляло нелегкую задачу, спустя немного после того появляется чуть ли не перепроизводство рядового священства.
Кн. Владимир, приступая к устройству русской церкви, мог располагать еще малым количеством священников, как местных киевских, так и приведенных из Корсуня и Болгарии. Создать многочисленный класс кандидатов на священство у себя дома была неотложная необходимость. Старые историки обыкновенно бесхитростно цитировали то место летописи, где она рассказывает, что вскоре после возвращения из Корсуня кн. Владимир "послав нача поимати у нарочитыя чади дети и даяти нача на ученье книжное". Отсюда заключали, что дети набирались со специальной целью приготовления к священству. Не обращалось при этом внимания на ту несообразность, что нужда в священниках была безотлагательная, а здесь обучались дети, до возмужания которых приходилось бы очень долго ждать. Кроме того, дети бояр ("нарочитые чади") нужны были для княжеской службы, и им совсем не улыбалась перспектива приходского духовенства. В понимании данного места необходимо согласиться с остроумным комментарием к нему Голубинского, который видит здесь указание на попытку кн. Владимира ввести среди детей нарочитой чади, т.е. бояр, а чрез них и во всем боярском сословии, не грамоту только, а настоящее просвещение, ту высокую образованность, какой украшалась Византия.
Таким образом, положительных сведений о мерах, принятых Владимиром для обеспечения вновь устроенной церкви достаточным количеством священнослужителей, не сохранилось. Необходимо думать, что как при набирании боярских детей в науку приходилось употреблять насилие, так и первые наборы кандидатов на священство имели характер государственной повинности, с ее неизбежной принудительностью. Будущие клирики приводились к архиереям и здесь проходили наскоро нехитрую науку грамоты, или только изустного способа совершения богослужения. Новгородский летописец, сообщая о смерти первого местного епископа Иоакима, прибавляет к этому: "и бяше ученик его Ефрем иже ны учаше". Вероятно сам летописец был из числа кандидатов на священство, обучавшихся во время первых наборов при новгородской архиерейской кафедре. После таких экстренных мер не замедлили приступить и к систематической школьной подготовке будущих клириков. В 1030 г., сообщает летописец, "приде Ярослав к Новугороду и собра от старост и поповых детей 300 учити книгам", т.е. дети были набраны чрез старост из низшего сословия и у лиц, уже состоявших в клире.
Но вскоре княжескому правительству можно было оставить особые заботы о подыскании людей, пригодных для духовной службы, потому что они стали являться сами собой в большом изобилии. Как только было сознано, что христианство бесповоротно утвердилось на Руси и сделалось conditio sine qua non положения в обществе и государстве, а одним из таких положений явились многочисленные вакансии приходских клириков, то тотчас же явилось и соответственное спросу предложение. Значительную долю кандидатов на священство поставляло прежде всего само приходское духовенство из числа своих детей. Наследование профессии родителей их детьми составляет такой естественный и общераспространенный факт, что ему вся стать была иметь место и в данном случае. Усвоить богослужебную практику и грамоту, искусства по тогдашнему очень нелегкие, удобнее всего было детям духовенства, и на них стал устанавливаться взгляд, как на естественных преемников служения своих отцов. Уже Ярослав берет в обучение "от поповских детей", а грамота Всеволода Мстиславича Новгородского (около 1135 г.) считает сыновей священников, не умевших грамоте, за людей окончательно выбившихся из колеи, потерявших свое нормальное общественное положение, именно — причисляет их к "изгоям". Таким образом, начало сословности нашего духовенства коренится уже в самом древнем периоде русской церковной истории, а не есть явление совершенно новое. Но одними только детьми наличного духовенства первых поколений еще не могла быть удовлетворена быстро возросшая потребность в очень большом количестве приходских священнослужителей. Незавидное материальное и нравственное положение приходского духовенства (о чем ниже) не могло привлекать сюда высшие и обеспеченные классы и, наоборот, представляло недурную карьеру для низшего слоя народа, возвышая его над уровнем только физического труда. Прилив низов в среду клира стал обычным на Руси с самого же начала церковной жизни и несколько позднее был закреплен даже правительственными законами, которые старались удержать от поступления в священство, не говоря уже о служилых людях, даже тяглых крестьян, как лиц ценных для государства, и охотно предоставляли избирать служение церкви тогдашнему пролетариату: изгоям и бобылям. Такова грамота вел. кн. Василия Дмитр. митр. Киприану: "а слуг моих князя великого и моих данных людей в диаконы и в попы митрополиту не ставити" (Ак. Экспед. т. I, № 905).