Философия биологии и биофилософия в качестве центральной рассматривают проблему сущности живого и его происхождения [3, с. 38–52; 9, с 220–221; 10, с. 305; и др.]. В ее решении еще немало открытых вопросов – никто, например, не может пока наглядно и убедительно продемонстрировать возникновение живого из неживого. Это обстоятельство порождает самые различные версии его решения, которые, однако, оказываются на разных расстояниях от истины. Можно было бы обсудить тему – какие именно и на каком расстоянии. В определенной мере, если не в решающей, как раз вследствие нерешенности проблемы возникновения живого из неживого до сих пор не прекращается столь долгая полемика между материализмом и идеализмом по проблеме первичности и вторичности материи или сознания, а не потому, что будто бы философские проблемы принципиально «неверифицируемы» и «нефальсифицируемы».
Несмотря на многие объективные затруднения, установлен целый ряд атрибутивных признаков живого. К ним, прежде всего, относятся такие, как противоречивость процесса обмена веществ (ассимиляция и диссимиляция), способность к самоподдержанию и самовозобновлению, целесообразность регуляции жизнедеятельности в условиях изменяющейся среды, способность к эволюции и т. п. В решении проблемы происхождения живого продолжает существовать еще и теперь немало «белых пятен» вследствие исключительной сложности и многоплановости этого процесса. В этом сыграли свою роль такие факторы, как космические предпосылки земной жизни, изменения планетарных ее факторов, пластичность организма от одноклеточного до многоклеточного, от особи до популяции и вида, биоценоза и биогеоценоза до биосферы в целом. Главным в этом отношении является противоречие между живой и неживой природой [9, с. 165–219; 10, с. 305; и др.].
Очень интересными и многообещающими стали исследования, проводимые американскими учеными – биологом и бизнесменом Крейгом Вентером и Гамильтоном Смитом, нобелевским лауреатом. Было объявлено о создании синтетических генов. Принципиально важно, что они были собраны в лабораторных условиях исключительно из химических соединений. Иными словами, ни больше – ни меньше, удалось воспроизвести механизм наследственности, благодаря которому повторяют себя все живые организмы, в том числе и человек. Знаменательно, что эти исследования начались в 2002 году, когда на решение проблемы получения искусственной жизни американское правительство субсидировало более 3 млн долларов.
Синтез искусственной ДНК привел к созданию цепочки, состоящей из 582 тысяч звеньев, воспроизводящей 485 генов бактерии, т. е. полный ее геном. Эти ученые планируют ввести синтетическую хромосому в клетку, чтобы она могла воспроизвести себя и тем самым превратиться в новую форму жизни – искусственную. Таким образом, впервые в мире сконструирована искусственная хромосома, и теперь на повестке дня – создание искусственной жизни. И подобного рода открытия идут сегодня поистине непрерывной чередой [12] В случае конечного успеха и этих, и других открытий можно будет ответить на многие вопросы, в том числе и мировоззренческие, например, о природе так называемой «души» и т.п. Этот вопрос также заслуживает обстоятельного обсуждения на коллоквиуме.
Основными подходами в решении обозначенных проблем являются эволюционизм и креационизм (лат. creatio – творю, создаю) – религиозное учение о сотворении мира богом и отрицающее эволюцию, которое претендует на статус направления в естественных науках [2; 9, с. 181–182; и др.]. Данный аспект проблемы стал особенно актуальным в связи с тем, что креационизм, неоправданно апеллируя, с одной стороны, к научным данным, а с другой – признавая принципиальную недоказуемость своих утверждений (будто бы и эволюционистских тоже), тем не менее упорно, вплоть до обращения в суд, стремится «застолбить» себе место в процессе образования и в средней, и в высшей школе. Эти притязания вызывают серьезную тревогу у российской научной общественности, чем, отчасти, было вызвано «Открытое письмо Президенту Российской Федерации В.В. Путину» десяти известных отечественных ученых – академиков Российской академии наук [8, с. 137–140]. Реакция на него общественности была далеко не однозначной, вплоть до крайне негативной.
Между тем тревога, выраженная в открытом письме десяти, разделяется и таким авторитетным европейским политическим органом, как ПАСЕ. Первые два пункта из двадцати, принятого ею документа «Опасность креационизма для образования. Резолюция 1580 (2007) Парламентской Ассамблеи Совета Европы», гласят: «1. Целью данной резолюции не является поставить веру под вопрос или бороться против нее – право на свободу вероисповедания этого не допускает. Целью является предостеречь от определенной тенденции подменить науку верованием. Необходимо отделять веру от науки. Они не находятся в антагонистических отношениях и могут сосуществовать. Не следует противопоставлять веру и науку, но нельзя допускать, чтобы вера противопоставляла себя науке. 2. Некоторым людям идея Творения как предмет религиозной веры дает смысл существования. Тем не менее, Парламентская Ассамблея обеспокоена возможностью нездоровых последствий распространения идей креационизма в рамках наших образовательных систем, и тем, как это отразится на наших демократических государствах. Если мы не примем необходимые меры, креационизм может стать угрозой правам человека, имеющим для Совета Европы ключевое значение» [7, с. 3–4]. Было бы интересно и полезно ознакомиться со всем этим документом и обсудить его на коллоквиуме.
Необходимо обратить особое внимание на принцип развития в философии биологии в его неразрывной связи с принципом системности [10, с. 282–285 и др.], который реализуется в последовательной смене различных концепций эволюции. Это и дарвинизм в первоначальном виде, и его категорическое отрицание (сальтационные и другие концепции), а сегодня преимущественно синтетическая теория эволюции. Последняя органично соединила многие идеи Ч. Дарвина и других эволюционистов с открытиями современной генетики [2, с. 11; 10, с. 273; и др.]. Очень примечательно и показательно, что открытые Г. Менделем еще в 1865 г. законы генетики, т. е. спустя всего шесть лет после дарвинского сочинения о происхождении видов, не были поняты и приняты его современниками, так что их пришлось «переоткрывать» более трети века спустя. Это нанесло серьезный ущерб прогрессу биологии и науке в целом. Надо также принять во внимание и то не менее многозначительное обстоятельство, что за время существования биосферы в ходе эволюции, как полагают, вымерло порядка 500 млн видов, тогда как сегодня их существует около 2 млн [9, с. 230].
Заслуживает должного рассмотрения и интерпретация принципа детерминизма в философии биологии, которая последовательно проявилась, начиная от лапласовского детерминизма, различных проявлений индетерминистских концепций и вплоть до синергетических воззрений нашего времени [10, с. 286 и др.]. Особое значение приобрела проблема так называемой целесообразности в развитии живой природы [9, с. 227–230; 10, с. 274; и др.]. Действие в ходе эволюции таких факторов, как способность живого к адаптации в меняющихся условиях среды, к изменчивости, наследованию через механизм мутаций приобретенных признаков или их утрата, подчас жизненно значимых, и естественный отбор, еще со времен Античности, хотя тогда еще и не были известны эти особенности эволюции, породили, по чисто внешним и некритическим впечатлениям, разного рода телеологические представления – о целесообразности, будто бы царящей в мире, божественном предопределении, мировом разуме, наилучшим образом устроившим мир, творческих способностях самой природы и т. п.
Особо важную роль в этом отношении сыграли учения Парменида об умопостигаемом бытии, Платона – о мире идей, Аристотеля – о причинах, среди которых главное место было отведено как раз конечной, или целевой, причине, и других представителей античного идеализма [5, с. 382–385]. Между тем достаточно вспомнить происходящие в реальной действительности разного рода стихийные бедствия вроде землетрясений, цунами, вымирание многочисленных видов растений и животных, эпизоотии, катастрофические наводнения и засухи, и пр., чтобы идеалистические идиллии довольно быстро развеялись. Творческое начало связано только с разумом человека, хотя он, к сожалению, пользуется им далеко не всегда подобающим образом. Этот круг вопросов тоже вызывает заслуженный интерес и может стать предметом рассмотрения на коллоквиуме.
Как бы и что бы там ни было, научно-технический и социальный прогресс, несмотря на всю его противоречивость и непоследовательность, успешно продолжается, шаг за шагом расширяя сферу человеческой свободы. Наглядным и убедительным свидетельством этому могут служить такие открытия самых последних лет, как клонирование млекопитающих, а значит и реальная возможность клонирования человека. Это открывает перспективу получения ««запчастей» организма родных по плоти», т.е. без угрозы биологического отторжения, чему есть уже реальные примеры. Оно позволяет также восстановить человеческую жизнь, реально воскресить человека. Большие возможности открывают расшифровка человеческого генома, регенерация стволовых клеток (кстати можно заметить, что новоизбранный президент США Барак Обама обещал снять с этих исследований запрет, введенный Джорджем Бушем), теломерная терапия; успехи протеоники, крионики, нанотехнологии, так называемой «загрузки» (uploading), т.е. перенесение психической информации с человека на иные материальные носители (компьютер и др.), а затем возвращение ее воскрешаемому, и т. п. [3, с. 181–248]. Несмотря на многие еще не решенные вопросы, несомненно, открывается новый исторический период в развитии оптимизма и гуманизма – переход к иммортогуманизму, или бессмертническому гуманизму, т. е. устремление к решению проблем человека на пути к созданию условий достижения его реального личного бессмертия, а в более отдаленной перспективе – и к трансгуманизму.