1. Сянган (Гонконг) 8,34
2. Сингапур 8,00
3. ЮАР 7,63
4. Швейцария 7,49
5. США 7,46
6. Малайзия 7,05
7. Чили 7,02
8. Таиланд 7,00
9. Индонезия 6,95
10.Германия 6,86
11.Нидерланды 6,85
12.Австрия 6,78
13.Бельгия/Люксембург 6,72
14.Канада 6,28
15.Новая Зеландия 6,19
16.Тайвань 6,17
17.Япония 6,06
18.Австралия 5,81
19.Дания 5,81
20.Ирландия 5,80
21.Великобритания 5,80
22.Швеция 5,66
23.Колумбия 5,66
24.Филиппины 5,59
25.Турция 5,54 26.
26.Франция 5,39
………
42. Россия 2,08
Примечание: Более высокий балл означает более высокую степень интегрированности и влияния банковского сектора на развитие экономики.
Интеграция банков на национальном уровне создала необходимые условия для интеграционных процессов на мировой уровне. В настоящее время процессы глобализации далеко зашли и на финансовых (фондовых и валютных) рынках, которые по своей природе, мобильности и современным средствам связи создают благоприятную почву для этих процессов. Вместе с тем растущая глобализация производства и торговли представляет естественную основу для подобных тенденций в финансовой сфере.
Глобализация финансовых рынков осуществляется в нескольких формах, прежде всего в виде:
международного движения ссудного капитала, международных кредитов (межправительственных, межбанковских и др.);
зарубежных портфельных инвестиций, значительно превосходящих по своим масштабам прямые иностранные инвестиции и обычные международные кредиты.
Под портфельными инвестициями понимаются вложения в ценные бумаги (долговые обязательства - облигации, бонды, ноты, векселя, а также акции и производные финансовые инструменты). Они не связанны с контролем над той или иной коммерческой структурой и преследуют лишь цель получения дохода в виде дивидендов и процентов, главным образом, за счет изменения рыночной, курсовой стоимости этих бумаг.
Бурный рост в последние годы портфельных инвестиций отражает процесс секьюритизации кредитных отношений, которые все чаще осуществляются не в форме кредитного договора, а посредством свободной купли-продажи ценных бумаг. Причина этого заключается в широких возможностях вторичного рынка этих бумаг, на котором они могут многократно переходить от одних инвесторов к другим в зависимости от их интересов и потребностей.
Огромный рост международных финансовых рынков привел к тому, что сейчас, как это нередко отмечается в мировой печати, они обладают большей властью, чем правительства, а ежедневное “голосование” на валютных и фондовых рынках стало важнее, чем избирательные кампании, законодательные органы и государственные бюджеты. Вместе с тем, хотя эти рынки являются по существу социальным институтом, они приобрели громадную власть над общественным сознанием и поведением.
Растущая власть глобализованных финансовых рынков, опирающаяся во многом на мощь тесно связанных с ними ТНК, давно порождает в демократических кругах различные проекты по ее ограничению. Один из таких проектов изложен в появившейся в 1997 г. книге под кратким, но вполне выразительным названием “Уолл-стрит”: “В долгосрочной перспективе следует стремиться к тому, чтобы сократить финансовую и руководящую роль рынка корпоративных бумаг, имея в виду его возможное устранение. Постепенно нужно усиливать контроль над корпорациями со стороны персонала, потребителей, поставщиков и общества в целом”.
Эти заинтересованные группы могли бы организовать и финансировать (используя свои сбережения) специальные общественные банки, которые, в свою очередь, находились бы под контролем Центрального банка, функционировали на основе макроэкономического плана и предоставляли кредиты корпорациям. Таким образом, отпала бы потребность во внешних акционерах, средства которых потеряют свое значение, а вместе с тем и в фондовой бирже, на которой реализуются и обращаются их акции.
Назвав этот проект “чем-то вроде рыночного социализма”, автор затем признает, что осуществлять его с политической и технической точек зрения было бы “чертовски трудно”.
Разделяя эту оценку, можно добавить, что этот проект весьма уязвим еще и с экономической стороны. Многолетний опыт организации экономической жизни в Советском Союзе и особенно в Югославии, во многом основанный на тех же принципах, убедительно подтверждает это. Во-первых, как показала практика, никакой “макроэкономический план, составленный с участием всего общества”, не в состоянии учесть и отобразить всю широчайшую и непрерывно изменяющуюся гамму общественных потребностей. Поэтому (и по другим причинам) неизбежным спутником такого плана становится дефицит товаров и услуг, возникающий то в одной, то в другой сфере, а то и почти везде (как это было в СССР).
Во-вторых, постоянные и трудно предсказуемые (особенно в условиях стремительного научно-технического прогресса и роста глобализации) изменения в структурах потребительского и инвестиционного спросов требуют соответствующих и быстрых изменений в распределении экономических ресурсов (прежде всего денежного капитала, а также труда, материальных средств и т.д.). Даже при существующей рыночной системе эти требования наталкиваются на сопротивление того, что называется емким английским выражением “vested interests” (“укоренившиеся интересы”), - это когда, например, персонал и поставщики всячески сопротивляются сокращению или ликвидации ставших ненужными или явно убыточных, неконкурентоспособных предприятий.
Предлагаемая система создает предпосылки для значительного усиления этой тенденции, лишает экономику страны динамизма, программирует отставание в мировой конкуренции.
Идея общественного контроля над финансовыми рынками, биржей, банками, да и самими корпорациями, словом, над всеми институтами рыночной экономики, конечно, заслуживает одобрения и поддержки. Кстати говоря, такой контроль (в виде всех ветвей государственной власти) в тех или иных формах и с различной эффективностью осуществляется в цивилизованных странах (на макроуровне), также как с большим или меньшим успехом действуют разные формы социального партнерства (на микроэкономическом уровне).
Однако ни то, ни другое не должно подрывать или ослаблять основы рыночной экономики, на которых зиждятся ее преимущества. Найти эту грань дело нелегкое, но необходимое. Это, по существу, центральный вопрос всей экономической политики (и внутренней и внешней), вокруг которого сталкиваются программы разных партий, идеологий, общественных движений.
До последнего времени мировая финансовая система практически игнорировала потенциальную нестабильность финансовых рынков, а международные организации не были приспособлены к контролю и регулированию потоков капитала. Разрыв между опасностями, которые таили в себе финансовые рынки, и возможностями их предотвращения и локализации катастрофически быстро увеличивался.
Первый звонок прозвучал в 1995г., когда разразился мексиканский кризис. Наиболее прозорливые финансисты назвали его первым кризисом новой эпохи глобальных финансов. МВФ под давлением США был вынужден выступить в роли пожарного, предоставив Мексике беспрецедентный по тем временам кредит – 40 млрд. долларов. Тот кризис удалось погасить без больших потрясений, но именно поэтому никаких выводов сделано не было. Международная финансовая система сохранилась без изменений.
Пока кризис касался только развивающихся стран, западные правительства ограничивались ранее опробованными способами оказания пострадавшим финансовой помощи. Кредиты предоставлялись странам, как правило, уже пережившим обвал валютного и фондового рынков. При этом обязательным условием для получателя помощи было повышение процентной ставки для удержания капитала в стране и сохранение ее на высоком уровне до тех пор, пока доверие инвесторов не восстановится и зарубежные инвестиции не начнут возвращаться в страну.
Требования МВФ по ужесточению бюджетной и денежной политики только усугубляли тяжесть кризиса, приводя к дефляции и рецессии. Кроме того, стандартные процедуры МВФ никак не препятствовали распространению “азиатского” кризиса по странам и континентам.
Но когда обвал российского рубля ударил по Латинской Америке и рикошетом по США, вызвав резкое ослабление доллара и падение на фондовых биржах, правительства развитых стран начали осознавать необходимость институциональных реформ мировой системы движения капитала. Запад стал готовиться к серьезному изменению правил игры на международных рынках.
В последнее время МВФ и Всемирный банк обсуждают новый механизм помощи странам, стоящим на пороге финансового кризиса, который позволит им убедить международных инвесторов в том, что они в состоянии отвечать по своим долговым обязательствам до того, как инвесторы потеряют доверие к ним. По замыслу авторов новой схемы, кредиты фонда не будут столь дешевыми, как раньше.
В настоящее время правила работы на внутренних финансовых рынках развитых стран и порядки на международных рынках сильно различаются. За спекулятивную атаку против акций какой-нибудь американской корпорации в США можно угодить в тюрьму по обвинению в манипулировании рынком. Однако аналогичные действия американского хеджевого фонда в Юго-Восточной Азии не рассматриваются как преступление.
Для пресечения спекуляций на международных рынках необходима мощная интернациональная организация, уполномоченная вести специальные расследования по всему миру. В том числе и на территории развитых стран, что пока весьма маловероятно.
Конечно, было бы большим преувеличением обвинять во всем спекулянтов. Их жертвы в большинстве случаев сами дают повод для нападения. Спекулянты появляются там, где власти допускают ошибки в управлении экономикой. Неважно, вызваны они искренним заблуждением или корыстным злоупотреблением. И практика государственного принуждения банков для льготного кредитования чеболей в Южной Корее, и использование государственных финансов в семейных целях в Индонезии привели к схожим последствиям.