Улыбнувшись Джусу, Курчгез решил его предостеречь.
– На твоем месте Джус, я не стал бы, купаться один.
– Это почему же? – с непонимающим взглядом спросил Джус.
– Потому что у нас, кыргызов, некогда существовало сказание о том, что тот, кто в реке купается один, может навлечь беду, – ответил Курчгез.
– Не бойся, я не утону, – весело заметил Джус, – меня с детства учили хорошо плавать.
– Да нет, я не про то говорю, – начал объяснять Курчгез.
– Я не вижу никакой предстоящей беды, кроме как того, что я утону и возможно захлебываясь водой, унесу с собой нескольких человек, бросившихся спасать меня, включая и тебя! – улыбнувшись, сказал Джус.
– Ну, вода здесь не такая уж глубокая и ты вряд ли здесь утонешь. Да и начни ты захлебываться водой, я скорее отправлю спасать тебя своего коня, нежели чем сам сунусь в эту холодную муть, – решил подколоть ему Курчгез.
– Ах, вот значит, как? – весело спросил Джус. – Наконец-то начало проявляться твое истинное лицо. Получается, ты не стал бы меня спасать?
– Нет. Если бы ты тонул, я не бросился бы в воду спасать тебя, а вот если бы ты, сражаясь с врагами, оказался бы в опасности, то я бы не задумываясь, бросился бы к тебе на выручку. А спасать тонущего, нет уж, извольте! Уж слишком мало в ней славы.
– Спасибо хоть на том, что не бросил бы меня на поле брани, – видно было то, что Джус прекрасно понял шутку Курчгеза.
– Я когда говорил про беду имел в виду совсем другое, – вновь начал Курчгез. –Тебе когда-нибудь приходилось слышать про ревность стихии?
– Ревность чего? – не понял Джус, все еще улыбаясь.
– Ревность стихии! – уточнил Курчгез. – В моем племени старики часто говорили о ревности стихии. Однажды с прапрадедом моего деда приключилось беда во время купания в реке.
– Что именно произошло?
– Ну, как повествует легенда, он впал в немилость небу и чуть не поплатился за это жизнью, и все это из-за одиночного купания, – ответил Курчгез.
– Это сущая небылица! Как можно впасть немилость небу из-за купания в реке? – с недоверием спросил Джус.
– Ну, по крайней мере, об этом очень красочно говориться в стихах которую слагали наши предки после того случая, – ответил Курчгез.
– Расскажи мне, пожалуйста, – с жаром воскликнул Джус, – у нас в Китае мудрецы тоже говорят, что имеет смысла верить некоторым стихам. Может и мне удастся извлечь из него какой-то урок.
– Хорошо, в таком случае слушай:
Однажды сидел я в речке и купался,
все джигиты ушли, и я один остался.
Река была прозрачной и текла так тихо,
а в некоторых местах ударялась о камни лихо!
Находясь в реке, я начал воду руками плескать,
а вода в ответ начала меня нежно ласкать.
Неожиданно завыв, ветер холодный поднялся,
закружив вьюгой, рядом со мной поравнялся.
И вдруг луч солнца, заиграв, перестало сиять,
словно шакал, начинающий хвостом вилять!
На мгновенье все вокруг остановилось,
небо мрачным взглядом в меня впилось.
Тучи сгустились, туман опустился,
словно коршун когтями вцепился!
Сверкнула молния, гром раздался,
когда в речке я один остался!
Слушавший его Джус, успевший к этому времени залезть в воду по колено, невольно поднял голову и с опаской посмотрел на открытое небо. Между тем Курчгез продолжал:
Дождь начал лить как из бочки,
от холода и сырости разболелись почки.
Не зная, куда теперь подеваться,
я начал поспешно одеваться.
Негде было спрятаться от сильного дождя,
стал я похож на лишившегося своей стаи вождя.
Такого коварства от неба я не ожидал,
хотя многое в степи и на джайлоо повидал.
От холода, почувствовав на теле страшную боль,
внезапно понял, какая у непогоды была роль.
Оказывается, небо к реке меня приревновала,
и все в округе громом и молнией взорвала!
Таким образом, небо решила со мной поквитаться,
и за мое дерзкое купание со мною рассчитаться!
Перед небом, признав какую ошибку я допустил,
я извинился и попросил, чтобы он меня отпустил.
В тот же миг, с неохотой приняв мои извинения,
небо прекратила свои грозные проявления.
Дождь прекратился, и ветер шуметь перестал,
видимо удовлетворившись тому, что меня отхлестал!
Когда Курчгез закончил, Джус уже сидел на камне полностью одетый и держа в руках свой круглый щит. По лицу Джуса можно было догадаться, что стихи ему явно пришлись не по вкусу.
Курчгез с улыбкой на лице посмотрев на него еще раз, умывшись, встал со своего места и пошел вдоль реки в сторону Эль Херзука, которого заметил сидящим рядом с главой купечества. Джус оставшись один, продолжал сидеть, призадумавшись над смыслом услышанных стихов.
Проходя мимо лошадей привязанных друг другу, Курчгез на некоторое время остановился. Неожиданно в нем начала просыпаться душа спящего поэта. Ему вдруг ни с того ни сего вспомнились еще и стихи детства, которые он любил часто повторять в минуты одиночества:
Эй, мастер свои глиняные кони ты быстрее лепи,
подержи их на медленном огне и высуши на солнце,
и поскачут твои добрые кони в огромной степи.
Будут скакать, покуда ноги их не отломятся,
затем бедные твои кони в жутком отчаянии,
подняв свои гривы, к богу все хором взмолятся!
Надеясь на чудо, что бог им вновь ноги сотворит,
и мастер, что так плохо им ноги слепил,
в своей большой печи сам медленно сгорит!
Погладив одного из серых скакунов, Курчгез мягко улыбнулся и, посмотрев в круглые глаза арабского скакуна, продолжил:
Но откуда было бедным лошадям знать,
что мастер, который их сотворил,
будет так бессовестно животным врать!
Сказав им, что они создания живые,
и что кони смогут поскакать в степи огромной,
дыша свежим воздухом на лужайке просторной!
Мы на джайлоо лихими джигитами изловлены,
думали бедные кони, хотя на самом деле…
они из глины и песка мастером изготовлены.
– Так что с мастером вам лучше ладить, а не то не видать вам больше джайлоо! – закончил Курчгез, обращаясь к красивому арабскому скакуну. В ответ на прозвучавшие стихи, Курчгез услышал веселое ржание благородного коня. Посмотрев своими круглыми глазами на Курчгеза, конь понимающе похлопало себя по бокам своим пышным хвостом.
– Да. А говорят, что животные ничего не понимают, – с улыбкой заметил Курчгез. – Готов спорить с кем угодно, на одну десятую своего вознаграждения, которую я получу в конце нашего путешествия, что лошади понимают гораздо больше, нежели чем ослы!
Курчгез был в хорошем настроении. В это утро ему хотелось радоваться всему, что окружало его. Оставив привязанных лошадей, он бодрой походкой пошел дальше, в ту сторону, где сидели Эль Херзук и Махмуджан ибн Халиф. Приблизившись к ним, он поклонился, и не громко кашлянул.
– А это ты, Курчгез. Доброе утро! – поприветствовал его Эль Херзук.
– Присаживайся к нам, мы как раз говорили о тебе.
– Обо мне? – удивился Курчгез.
– Да о тебе! – перебил Махмуджан ибн Халиф. – Мы говорили о том, что ты, наверное, и не такой уж мошенник как я думал.
При этих словах на лице Курчгеза появилась гримаса боли.
– Неужели я до сих пор не заслужил вашего доверия?
– Теперь, да! Думаю, что я слегка поспешил в своих первоначальных выводах, – ответил Махмуджан ибн Халиф. – Но, после того как ты вывел нас из горных лабиринтов прямо на эту чудесную лужайку, я просто обязан извиниться перед тобой. Я поговорю с остальными купцами о том, чтобы увеличить твою плату.
– Благодарю вас! Но, в этом нет необходимости. Тех денег, которые вы дадите мне за мою работу, более чем достаточно.
– Ну, раз так, то сам смотри. Мое дело предложить.
По тому, как купец быстро согласился с ним, было видно, что купец – он и есть купец! Деньги все-таки, для них большее, чем что-либо другое. Ибо именно в них и заключается весь смысл их существования. Покупать и продавать все, что можно продать, и получить от этого хоть какую-нибудь прибыль.
– Скажи мне, Курчгез, ты раньше часто бывал в этих краях? – неожиданно обратился Эль Херзук.
– Несколько лет тому назад, мы почти не вылезали из этой лужайки,
– ответил Курчгез. – Мы охотились здесь. В этой чудесной долине почти всегда в изобилии разные виды животных, на которых можно поохотиться. Но за последние два года, мы перестали охотиться в этих краях. Поскольку количество охотников у нас уменьшилось, а поохотиться в одиночку никто не отваживался.
– Почему? – спросил Эль Херзук. – Ведь это же ваши земли. Неужели вы боитесь появляться здесь в одиночку?
– Вы не понимаете. Дело в том, что жить в степи слишком рискованно. Люди, живущие там, радуются каждому спокойно прожитому дню. Неожиданные нападения врагов сломили дух кочевников, – отвечал Курчгез. – А знаете ли вы, что такое жить в степи? Конечно, нет! Ибо ваши предположения о беззаботной степной жизни, далеки от реальности. Живя здесь, люди боятся того, что не знают, откуда враг может ударить. Потому, что когда это происходит, они лишаются не только своего имущества, но и теряют своих близких и родственников. Из-за этого каждый сильный мужчина способный держать в руках лук и копье, и умеющий им пользоваться, всегда на счету.
К сожалению, с охотниками часто случаются несчастные случаи: они могут погибнуть во время охоты, вступив в схватку с каким-либо зверем, или погибнуть от рук врагов. Потеря такого человека, может сильно отразиться на дальнейшем существовании их семьи, – затем, немного помолчав, он набрал в грудь побольше воздуха и продолжил. – Тем более что некоторые кочевники живут в горах вдали друг от друга, оторванные от всех. А теперь представьте себе семью состоящую из старика со своей старушкой их сына, и сноху с грудным младенцем на руках. Он – как сын, муж и отец, и наконец, как единственный кормилец, может отправиться на охоту один…Но, что произойдет если он не вернется? Когда кончатся все припасы еды, его родители старики умрут без сожаления. Поскольку успели прожить достаточно длинную жизнь. Но вот, жена охотника будет сильно мучиться, не зная, что есть, чтобы в ее груди было молоко для кормления своего ребенка.