– Я…я наступил на змею, и она укусила меня, очень больно. Простите меня, я не хотел кричать. Я очень испугался змеи, боюсь их с детства. И…и, простите меня, я не хотел, правда, – было очень жалко смотреть на юнца. Он и так выглядел бледным, а тут еще и от страха, еле заплетаясь, он, с трудом произносил слова в свое оправдание. Его правая нога была перевязана грязными тряпками, из которых сочилась кровь. Видно было, что ему пытались оказать первую помощь. Очевидно, кто-то высосал яд и перевязал ему рану. Мосулюк, которого ничуть не тронули жалобные слова юнца, схватил его за шиворот и притянул к себе его лицо.
– Знаешь, что ты наделал своим бабским криком, трус? Ты вспугнул караван, за которым мы столько гнались. Теперь каждый купец, каждый воин, слуга, погонщик и даже раб знают, что монголы сидят у них на хвосте. Теперь ты понимаешь, трус?! – после чего, повернувшись к остальным, выкрикнул. – Казнить этого труса!
– Пощадите его! Он же еще совсем молод. Это его первый поход, – со слезами на глазах, начал умолять один из воинов, который до сих пор сидел на колени, рядом с Мосулюком. – Пожалуйста, не лишайте его жизни!
– Ты кто такой, шакал, чтобы указывать мне?! – рявкнул на него Мосулюк.
– Меня зовут Дудинбай. Вот уже двадцать лет я служу в монгольской армии. Я ветеран всех ваших походов. Послушайте меня, пожалуйста, не убивайте его, он же еще совсем ребенок. Он…он мой единственный сын! Шестнадцать лет я ждал, когда он вырастит, чтобы взять его собой в поход. Его мать умерла при родах. Он рос один. И вот когда он стал почти взрослым, я, решил взять его собой. Я хотел, чтобы хоть сейчас он был рядом со мной. Умоляю вас!…
– Заткнись! Неужели ты думаешь, что можешь разжалобить меня? Ты сам виноват, что воспитал такого труса.
– Но, я же, сказал вам, что он рос один! Если бы я мог, то сделал бы из него настоящего воина. Но, я постоянно был с вами в походах и не мог быть с ним рядом. Пожалуйста…– чуть ли не плача в отчаянии сказал Дудинбай.
– Хорошо, я сделаю для тебя исключение, – перебил его Мосулюк.
– Только ради того, что ты постоянно был со мной в моих походах, я сделаю исключение.
– Спасибо! Клянусь небом, я не забуду ваш поступок и буду до последнего дыхания защищать вас! Я повсюду буду следовать за вами! – не скрывая свои слезы, старый воин, начал благодарить своего тысячника, за благородный жест.
– Ты не дослушал меня, – снова перебил его Мосулюк. – Я отменяю приказ казнить его, потому что с большим удовольствием сделаю это сам! – и прежде чем кто-либо успел что-то сказать, Мосулюк подняв свой меч, быстро опустил его на открытую шею юнца. Все произошло так быстро, что мальчик даже не успел почувствовать, как лишился головы. Тело его судорожно задрожало, затем обмякло. Глухим стуком, упав на землю, голова мальчика покатилась прямо к ногам, его отца. Рыдая, отец схватил голову своего сына и крепко прижал к груди. Еще не придя в себя от пережитого, убитый горем отец, поднес голову к своему лицу. На какое-то мгновение, ему показалось, что сын хочет что-то сказать. Прижав голову к себе в ухо, он начал истошно орать, пиная землю, обнимая голову и целуя его. Это было не приятное зрелище.
Все стоящие вокруг и увидевшие разыгравшуюся на их глазах сцену, начали покидать место трагедии. Мосулюк, возбужденный от запаха крови, еще раз плюнув на землю, пошел прочь.
Хурсакай, с большим трудом придя в себя, от такого жестокого поступка, постояв немного, сразу же последовал за Мосулюком.
Оставшись один, старый воин, лежа на сырой земле не переставая, плакал. Только через некоторое время, чуточку придя в себя, он начал только бесшумно всхлипывать.
– Сын мой, прости меня! Я не смог тебя уберечь. Пожалуйста, не молчи! Скажи мне что-нибудь. Ты слышишь меня? – все еще не отпуская голову, старик все время прижимал его-то к одному, то к другому уху. Боясь, что он не расслышит, ответ своего сына, старик даже перестал дышать. Сердце его была готова, выскочить из груди.
– Что ты сказал, Башрик? Ты… ты простишь меня, сын мой? Аа, что ты сказал? – неожиданно Дудинбаю показалось, что его сын хочет ему что-то сказать. С замирающим сердцем он вновь приставил губы сына к уху. Ему показалось, как пошевелились его губы, и он произнес одно слово.
– Отец!…
Голос был настолько тихим, что Дудинбай с трудом его расслышал. – Я расслышал тебя, сын мой! Ты сказал, «отец»! О боже дай мне силы! Башрик, я всегда был твоим отцом и останусь им, помни это! Отец!…Ты сказал, отец! – жалко было смотреть на старого воина Дудинбая. За какие-то мгновения, он превратился в седого старика. Его здоровые мышцы, как будто стали меньше. Даже голос его стал глухим и старческим.
Неожиданно на плечо Дудинбая опустилась чья-то тяжелая рука. Повернувшись, Дудинбай узнал одного из своих друзей, тоже ветерана многих походов. Сев рядом с ним на землю, он тихо сказал:
– Мне очень жаль твоего сына, Дудинбай. Он был крепким малым. Из него получился бы отличный воин.
– Он уже был воином! – глухо произнес Дудинбай.
– Да, да я знаю! – поспешно согласился с ним его друг, поняв свою ошибку
– Прости, я любил его так же сильно как ты.
– Он умел обращаться с мечом. Он уже был воином! Он был хорошим воином, – не переставая, повторял Дуденбай. Взглянув на него. Его лучший друг ужаснулся: глаза у Дуденбая были бесцветными, какими-то каменными. Он все время смотрел на отрубленную голову, и что-то шептал. Трудно различимые фразы слетали с его губ. Наклонившись к нему и обняв его за шею, он сказал:
– Послушай Дуденбай, скоро мы тронемся в путь. Мне очень жаль Башрика. Я понимаю, как тебе тяжело. Самое страшное наказание богов это - пережить своего сына. Но, он умер и ничего уже сделать нельзя. Мы можем только предать его тело земле. Ты слышишь меня, Дуденбай? Нельзя просто так сидеть в обнимку с мертвым сыном. Его надо похоронить. Я помогу тебе вскопать могилу.
– Оставь меня, – еле слышно произнес Дуденбай. – Это мой сын! Мой единственный сын! Я сам знаю, что мне с ним делать. Уйди и оставь меня, пожалуйста.
Встав со своего места, его друг, молча, ушел. Размышляя над тем, что бедный Дуденбай с горя лишился ума.
Оставшись один, Дуденбай поднял на руки тело своего сына, и осторожно перевернув его, положил на землю. Затем, взяв дрожащими руками голову мертвого сына, положил на то место, где оно и должно было находиться. Пока он сидел и прощался со своим сыном, произнося какие-то молитвы, вернулся его друг.
Однако он был не один. С ним были еще несколько воинов. Взяв в свои руки короткие копья, они приблизились к Дуденбаю. Подняв свою голову, Дуденбай заметил вопросительный взгляд своего друга. Подумав минуту, Дуденбай кивнул головой. После чего пришедшие воины приступили к работе. Через полчаса могила была готова. Осторожно опустив тело в неглубокую яму, Дуденбай последний раз поцеловал сына. Затем, закрыв его лицо платком и положив рядом с ним короткое копье и меч, они засыпали яму сырой землей. После чего, собрав камни, сделали надмогильник в виде небольшого кургана.
Глава 10.
День близился к концу, когда, наконец, Махмуджан ибн Халиф, посоветовавшись со своим дядей Ибрахимом ибн Халифом, отдал распоряжение сделать привал. Усталые крики погонщиков заставили верблюдов остановиться. Поняв их намерения, верблюды тяжело опустились на землю. Несколько часов безостановочного пути измотала всех, включая пеших и конных наемных сил. Эль Херзук в сопровождении Джуса и Курчгеза подошел к главе купечества Махмуджан ибн Халифу. Увидев их, Махмуджан ибн Халиф вышел к ним навстречу.
– Скажи мне Эль Херзук, надеюсь, я правильно поступил, остановив караван? – даже в его голосе чувствовалось большая усталость.
– Да мой господин. Вы правильно поступили, – согласился с ним Эль Херзук. Стряхнув дорожную пыль со своей одежды, он продолжил. – Было бы глупо, с нашей стороны загонять верблюдов и лошадей. К тому же, мои лазутчики сообщили мне, что никакого движения за нами не наблюдалось. По крайней мере, если монголы и впрямь преследуют нас, то никаких намерений показаться нам, у них нет. Готов поспорить, что они случайно выдали свое присутствие.
– Но, покажись они нам тогда или потом, все равно, так или иначе нам придется вступить с ними в схватку. Как вы думаете, что они вообще затеяли, эти монголы, черт бы их побрал?
– Не могу точно сказать. Но, дав нам всем возможность ускользнуть, они еще сильнее озадачили меня. Теперь я точно сбит с толку.
– Однако надо отдать должное их следопытам, раз им удалось так быстро нас нагнать.
– Я думаю, мой господин, что они вовсе и не теряли нас из виду, – повернувшись к Курчгезу, он спросил. – Скажи мне Курчгез, как ты думаешь, что у них на уме?
– Не знаю. – Курчгез все это время стоявший вместе с Джусом, слушал все, о чем говорили Эль Херзук и Махмуджан ибн Халиф.
– А я думаю, что ты знаешь. Просто не хочешь говорить, – при этих словах Эль Херзук пристально взглянул на Курчгеза. Курчгез выдержал его взгляд. Они, молча, смотрели друг другу в глаза, пока не вмешался Махмуджан ибн Халиф.
– Прекратите! Курчгез скажи нам, если тебе, хоть что-то известно о планах монголов. Эль Херзук и я будем рады услышать твое мнение, не так ли Эль Херзук?
– Да, мой господин!
Подумав немного, Курчгез оглядев всех присутствующих во время этого разговора, предложил им сесть на землю. Махмуджан ибн Халиф, постелив под себя свой халат сел, его примеру последовали Эль Херзук и Джус. После чего все уставились на Курчгеза.
– Ну, по правде говоря, я догадываюсь о том, что затеяли монголы, – осторожно начал Курчгез. – Но, предупреждаю, это всего лишь мои догадки, не более того! Ну, так вот!…Я считаю, что монголы, следующие за нами по пятам, в ближайшие дни не нападут на нас. Они вообще не будут нападать на нас, до того пока мы не прибудем в город Ак-Буркут.
– Это почему же? – не выдержав, перебил его Махмуджан.
– Потому что, я как уже говорил вам один из немногих, кто знает о месторасположении города Ак-Буркут. В течение нескольких лет монголы пытались найти его. Но, все их попытки были тщетны. Понимаете ли, дело в том, что этот город был построен приблизительно пятьсот лет тому назад. Находясь в сердцевине кыргызских земель, он оказался как бы, последним оплотом кыргызов. Конечно, есть и другие города. Как большие, так и маленькие, и еще сотня деревень. Они раскинуты по всем северным и южным территориям кыргызских земель.