После 1908 г. антиавстрийская направленность в русской прессе. Она усилилась в ходе балканских войн и приобрела высокую степень в начале 1914 г. Одновременно в Австро-Венгрии разгорелась антирусская газетная кампания, объявившая Петербург «врагом № 1».
Группа русского воинствующего националистического дворянства требовала разрушения Австро-Венгрии и освобождения «подъяремной» Галиции (и ее присоединение к России). Устраивались шумные демонстративные «славянские трапезы». Развернулась горячая, хорошо поставленная пропаганда в правительственно-консервативных и даже либеральных газетах.20 Ее поддержали при дворе, когда Николай II сказал, что Австрии «ничего спускать не следует, а всякое лыко в строку».21 Конечно, такое указание сейчас же прошло в печать и усилило ее антиавстрийские выступления.
И все же надо признать, что царская Россия отставала в идеологической подготовке к войне. Причин этому было много, в том числе неразворотливость агитационного аппарата, борьба политических и «придворных» партий, отсутствие в стране общей воинственной, напряженной атмосферы и др. Немалую роль играла неграмотность русского населения, когда на 1000 новобранцев 610 не умели писать, а среди немецких солдат лишь 4.22
Суммируя все это, генерал А.А. Брусилов отметил, что немцы готовили народ к войне, а в России ничего подобного не было и наш народ жил в полном неведении того, какая грозовая туча на него надвигалась и кто его ближайший лютый враг.23
По остроте идеологическая подготовка во Франции мало уступала деятельности германских националистов и милитаристов. Национализм рос на прочной основе реваншизма и старых буржуазно-националистических традиций. По мнению Дж. Джолла, он питался из двух источников: воспоминаний о военных победах французов – галлов в древние времена и средневековье – и из наследства революционной Франции 1793 г. и побед Наполеона.24 Отсюда шло уважение к армии, отсюда – воинственные антигерманские настроения, которые все время подогревались агрессивной позицией Германии, ее национализмом и милитаризмом, ростом ее вооруженных сил. Е.В. Тарле справедливо отметил, что Германия и Франция как наперегонки помогали друг другу в деле военной агитации и национальной травли.25 Пышного расцвета французский национализм достиг в 1911-1914 гг. Одной из причин этого были успехи социалистов на парламентских выборах 1912 г. Неслучайно борьба с идеями социализма и влияния социалистов входила как обязательный элемент в идеологическую подготовку войны. Больше всего оберегали солдатскую массу, наиболее восприимчивую к идеям социалистов. Офицеры читали специальные лекции, распространялась антисоциалистическая литература и пресса. В военных кругах обсуждалась необходимость запрета социалистических партий и даже роспуска парламента.26
Воинственное настроение с открыто антигерманской окраской были характерной чертой идеологии, менталитета и психологии французов, начиная с 1870 г. С начала XX века они усилились, а после 1911 г. достигли апогея. Их главным содержанием была идея реванша за поражение 1870 г. и возвращения отнятых провинций, а также наказание известного врага – немцев. В этом плане формировалось общественное мнение с помощью прессы, театра и кино, литературы, науки. В шовинистской пропаганде участвовали многие видные деятели политики, идеологии, культуры, науки.
Францию отличало наличие большой массы мелкобуржуазных средних слоев, всегда податливых на призывы к патриотизму, национальному сплочению и т.п. Пресса внушала им и с большим успехом, что новое нападение Германии не за горами, надо готовиться к его отражению. Атмосфера в стране сгущалась, чему не мало способствовали выступления Р. Пуанкаре, Ж. Клемансо, Ш. Маррас, Л. Доде и других националистов.
Среди проповедников войны особенно выделялся Жорж Клемансо, всю жизнь мечтавший о войне-реванше с Германией. Врач по профессии, политик по призванию, энергичный, эмоциональный, но и жесткий политик, он никогда не забывал позор поражения 1870 г. («тень Седана») и сказал в 1918 г., что он ждал победы Франции целых 49 лет.27 И не только ждал, но и готовил, отдав много сил и времени подготовке к войне и возбуждению милитаристских и шовинистских настроений, реваншизма и военной истерии. Клемансо весной 1913 г. основал газету «Ом либр» - «Свободный человек», в которой опубликовал 1600 статей. В них он призывал французов готовиться к войне с Германией. Газета стала очень популярна, ее тираж быстро достиг 100 тыс. экз.28 Клемансо указывал в своих статьях, что Германия, не скрываясь, хочет покончить с Францией и лихорадочно готовиться к нападению. Французы же ведут себя беспечно, рассуждая о мире. В итоге германцы все, включая социал-демократов, с пушками ворвутся на французскую землю. Играя на патриотических чувствах молодежи, Клемансо писал: «… твоя участь покажется тебе прекрасной, и ты будешь так горд отдать за нее все, что, падая на землю тяжело раненый или убитый, испытаешь чувство гордости!» Клемансо гневно упрекал миролюбивые силы и правительство в неподготовленности к войне и восклицал: «Мало быть героями. Мы хотим быть победителями!»29
В Англии национализм развивался не менее энергично под названием джингоизма. М.Н. Покровский называл так «воинствующий английский капитализм». Название пошло от одной песенки времен лорда Биконсфильда, каждый куплет которой кончался припевом: «By Jingo» («Бай джинго!», что можно перевести как: боже мой!, ей-богу!, черт возьми!).30 Под словом «джинго» имели в виду ура-патриота, шовиниста. Советский историк Л.Е. Кертман писал, что джингоизм – это крайний колониализм, органически связанный с англосаксонским расизмом, шовинизмом, проповедью расовой и национальной исключительности. Он был связан с идеями социал-дарвинизма, считая, что естественную борьбу за существование ведут не индивиды, но целые нации и расы. Ученые-расисты объявили англосаксов более жизнеспособной расой, доказавшей якобы свое право господствовать в мире. Англичанам это нравилось: любой бедняк мог считать себя представителем «высшей расы» как и королева Виктория.31
Джингоисты связывали воедино колониализм и борьбу против революционного рабочего движения. Они пропагандировали колониальный шовинизм, расовые предрассудки, раздувая шовинистический угар.
Трубадуром джингоизма выступал знаменитый английский поэт Р. Киплинг, известный своими романтическими произведениями, посвященными, в том числе, отношениям белого человека и жителей колоний. Белый у Р. Киплинга всегда сильный, умный, ответственный, целеустремленный. Он мужественно несет «бремя белого человека», воспитывает, подчиняя человека Востока, ленивого, лживого, неполноценного. В его «воспитании» и приобщении к ценностям европейской цивилизации годятся все средства: насилие, войны, обман, шпионаж, коварство.32 Итогом этой цивилизаторской работы стало создание гигантской империи, которую Киплинг воспевал в прозе и стихах. Он писал:33
«За прибыль твою и мою
За Ссудные банки наши
За флот наш торговый – пью!
Всевышний, храни королеву!»
Большую роль в пропаганде джингоизма играла британская печать. Особо выделялась так называемая бульварная пресса, то есть газеты большого тиража, приманившие читателя самыми невероятными сообщениями о страшных событиях, особенно происшествиях, преступлениях, которые расписывались в самых грязных кровавых подробностях. Такие газеты особо гонялись за сенсациями, то есть событиями необычными, которые поднимали широкий интерес, возбуждали, тревожили, вызывали нездоровую реакцию. Как писал Л.Е. Кертман, девиз это прессы можно было выразить так: если собака укусит человека – это не новость, вот если человек укусит собаку – это сенсация. Бульварная пресса широко пропагандировала джингоизм, отвлекая англичан от насущных социальных проблем.34 Представителями такой прессы в Англии были братья Хармсворт, позже ставшие один - лордом А. Нортклифом, другой – лордом Ротермиром. Помимо газет издавался шовинистический журнальчик «Юнион Джек» (так звали британский союз и его фланг).
Шовинизм в Британии был широко распространен и имел антигерманское лицо, лицо будущего врага. Ненависть к нему возбуждалась во всех органах печати, в литературе, театре и кино. Это вызывало «лихорадочный энтузиазм», в том числе, студентов и вообще образованных людей, охваченных иллюзией защиты демократии, культуры, свободы. Такими были многие интеллигенты, пошедшие на войну. Их ярко изобразил Р. Олдингтон в романе «Смерть героя».35