«Простонародью» шовинизм забрасывал идеи «попроще», например, об угрозе германского шпионажа. В 1909-1914 гг. Англию охватила «шпионская лихорадка», распространялись слухи, догадки, легенды о германских шпионах, об их организации «Тайная рука» и т.п. Особо старался писатель У. Ле Ка. Он прямо таки был одержим германской угрозой. Он написал роман «Вторжение» (1910 г.), который вызвал панику и волну шпиономании, как и другой роман «Шпионы Кайзера», «абсолютно детский», но который стал бестселлером. Коварные германские шпионы изображались в нем в виде обольстительных блондинок.36
Британский национализм и шовинизм имел глубокие корни, «питался» из колониальной идеологии, имперских тенденций и амбиций, из сложившихся в начале XIX в. представлений о первенстве англичан на морях и во всем мире. Джингоизм крепко держал население Британии и помог легко поднять его на войну.
Националистическая идеологическая работа шла и в других больших и малых государствах, набирая к 1914 г. большой масштаб и силу.
Идеологическая обработка населения активно шла и Италии, особенно после Ливийской войны. Она стала еще сильнее в связи с боснийским кризисом 1908 г., подогревалась возмущением агрессивными действиями Австро-Венгрии. В стране развернулось движение националистов, со своей прессой, их идеология требовала создания большой военной мощи и новых захватов, называла состояние мира «безнравственным» и прославляла войну, «обновляющую» «общественный организм», открывающую путь экономической экспансии и дающий выход «избыточному» населению. Националисты требовали создания «Великой империи», демагогически говорили о страданиях Италии – «великой пролетарки», причиненных соседями – «плутократами». Они ненавидели социализм и рабочее движение, требовали уничтожить демократию.37
Подготовка населения Турции к войне сводилась к насаждению массового шовинизма, имевшего религиозную основу и форму панисламизма. Отсюда вышли идеи Джихада – «священной войны против всех неверных». Джихад совмещался с планами захвата чужых территорий и богатств, прежде всего, традиционных врагов38 – Англии и России. В.Н. Виноградов писал, что "турки вступили в войну под воздействием «панисламских экспансионистских миражей».39 «Идеологические поиски младотурок, - пишет В.И. Шеремет, - оказались, условно говоря, ориентированы в одном направлении с расистскими идеями пангерманцев. Реанимируется панисламизм и быстро становится государственной доктриной пантюркизма, еще более близкого концептуально «пангерманской идее» своими воинствующими поисками единого центра тюрок – Великого Турана от скал Адриатики до Синцзяна».40
Это были воинственные идеи, замешанные на национализме и патриотизме. И хотя не все население Османского государства разделяло это идеи, свою роль в подготовке Турции к войне они сыграли.
Националистическая пропаганда велась и во всех балканских странах, в частности, Сербии, где буржуазные элементы требовали образования «Великой Сербии», освобождения 7 млн. славян, живших на территории Австро-Венгрии.41 На этих территориях велась успешная антиавстрийская агитация. Центром панславянской пропаганды были многочисленные патриотические и националистические общества, кружки, группы. Особо выделалась своим решительным голосом организация «Единение или смерть» («Черная рука»). Ее газета писала в 1912 г.: «Война между Сербией и Австро-Венгрией неизбежна. Если Сербия желает жить по чести, она может сделать это через войну… Эта война должна принести настоящую свободу сербам, южным славянам, балканским народам».42
Идеологическая подготовка к войне проводилась и Болгарии. Стали выходить после 1913 г. новые газеты («Народ и армия», «Военная Болгария» и др.), проповедовавшие идеи укрепления армии. Политические деятели разных буржуазные партий пропагандировали идеи реванша, призывали к идеалу «силы и первенства» Болгарии. Интенсивно проводилась антисербская и отчасти антирусская пропаганда. Народу внушалась мысль о том, что виновником поражения Болгарии в 1913 г. якобы являются державы Антанты, в первую очередь Россия.43 Росли реваншистские настроения среди многочисленных беженцев из Македонии и других мест. Разжигался великоболгарский шовинизм.
Националистическая пропаганда интенсивно велась в Греции, Румынии, Черногории. Балканы, можно сказать, были окутаны национально-шовинистическим и патриотическим туманом.
Свою мечту в создании воинственных построений внесла и церковь всех конфессий. Она проповедовала обоснованность «защиты» («кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет»), ссылалась на пример Христа, силой изгнавшего «менял из Храма». Христос мог, оказывается, вооружиться, а его знаменитая заповедь «Не убий» относилась якобы к мирным временам.44 Американский автор А. Гувер заметил, что национализм давал людям чувство лояльности, такое прочное, как смерть. «Национализм стал суррогатом религии».45
Идеологический фактор подготовки сильно влиял на психологию населения. Повсеместно отмечались в 1911-1914 гг., особенно в кругах политической и интеллектуальной элиты, да и в определенных слоях «простых людей» нервозность, неуверенность в будущем, страхи, тревога, повышенная напряженность и переменчивость общественного мнения. И.В. Бестужев пришел к выводу, что психология правящих классов России и других стран привела к войне.
Опасность войны, ее ожидание стали постоянными институтами европейцев жизни. Ожидания Апокалипсиса, то есть мировой катастрофы пронизывали духовную атмосферу Европы задолго до 1914 г. Война грянула неожиданно, но ее ждали, она уже была «закодирована» в сознании людей, которые о ней думали, говорили. Ее боялись и ожидали со страхом, но утешались лишь надеждой, что войну удастся отложить, перенести ее начало, а, может быть, вообще избежать. Многие верили, что война будет «легкой» ввиду ее возможной краткосрочности. Ссылались на то, что войны второй половины XIX – начала XX вв., действительно, были непродолжительными, потери – относительно невелики, и шли они в основном на мировой периферии далеко от Европы. Правда, балканские войны как бы подавали сигнал опасности, но европейские старались не тревожиться, полагая, что на то и есть. Балканы – «пороховая бочка» Европы. Такие соображения ослабляли сопротивление гонке вооружений, приближению к началу войны.
Многие историки считают, что в такой духовной атмосфере рост национализма, шовинизма и милитаризма вызвал глубокий духовный кризис, возникавший как реакция на реалии предвоенного мира. В сопоставлении с жестокостями мира война «…казалась некоторым людям, - пишет З.П. Яхимович, - необходимым этапом, способным устранить опасности государственным интересам и перспективе развития». «Если верно, что война вырастала на почве коллизий мировой экономики и политики и была прямым следствием усилившихся империалистических тенденций, то не менее верно другое – поворот в общественном сознании, происходивший под воздействием национальных и мировых реалий, открывал дорогу к войне». Это и было, полагает Яхимович, весомым выражением цивилизационного кризиса.46
Определенная часть городской и сельской молодежи легко приняла пропаганду войны, видя в ней своего рода развлечение, геройскую авантюру с риском и «приключениями», противостоявшее тусклой, серой, однообразной повседневной жизни с ее заботами, нуждой, бедностью, бюрократизмом, дороговизной, безработицей».47
Пропаганда умело возбуждала иллюзии и надежды на легкую беззаботную жизнь будущих победителей.
Неожиданная возможность с почетом уйти от жизни общества с его установившимися нормами и представлениями, привычностью, скукой, подготовкой чего-то необычного, возбуждала молодую кровь.
Итак, правящие круги Европы, используя националистические чувства и традиции, патриотизм народов, подготовили их к принятию и гонки вооружений, и самой войне. Народы поверили в массе своей в необходимость войны благодаря изощренной, тщательно продуманной и умело проведенной идеологической обработке. На нее были затрачены многие силы и многие миллионы денег. Она свое действие произвела. По всем странам наблюдалось заметное ослабление антивоенных настроений. Националистически-патриотические чувства получили сразу же широкое распространение и довольно долго держались, почти до самого конца войны. Они составляли сердцевину идеологии общества, проникли в менталитет, духовную сферу и религию. Многие деятели культуры, искусства, литераторы были покорены хотя бы на миг этим чувством: С. Есенин, В. Маяковский, А. Блок, А.Н. Толстой и даже «пролетарский писатель» М. Горький.
На западе была та же картина: А. Конан-Дойл, Г. Гауптман, А. Барбюс, Г.Д. Аннунцио и многие другие на время или надолго оказались в плену национализма и шовинизма.
Объявление войны вызвало возмущение и сопротивление определенной части населения, прежде всего, социалистов, пацифистов, рабочих, либеральной интеллигенции. Но их подавили, и утвердился патриотизм («настроение 1914 года»). Действительно, на определенное и относительно небольшое время шовинистское опьянение охватило широкие круги населения Европы. Призыв в армию произошел везде, не встретив большого сопротивления. Напротив, он сопровождался энтузиазмом, патриотическими восторгами или вполне осознанным послушанием. Призыв в армию прошел везде легко, с явкой 90-95% - новобранцев. Воинственная пропаганда делала свое дело, доведя население в первые дни войны до «патриотических истерик». Полиция Штутгарта была потрясена этим и доносила властям: «Население начинает сходить с ума. Улицы переполнены старыми бабами обоего пола, ведущими себя совершенно недостойно. Каждый считал своего соседа русским или французским шпионом и полагал своей обязанностью или избить до крови как его, так и полицейского, вступившегося за соседа, или же, собрав огромную толпу, передать его полиции. Облака принимали за аэропланы, носились слухи о повреждении проводов и мостов, отравлении воды и т.д. Патриотическое настроение выгоняло население на улицы, оно жаждало массовых действий».48