Сегодня наметился иной подход, более широкий, свободный от жестких односторонних стереотипов прошлого. Говорят о необходимости показа и учета всех сторон такого сложного, противоречивого, разнонаправленного даже явления как внутриполитические истоки войны, об его эволюции, месте в истории. Правда, новый подход лишь обозначен и серьезных исследований в этом духе пока не появилось, не считая ряда статей в научных журналах.
Сегодня как и прежде признается, что основным во внутриполитических истоках войны была классовая борьба пролетариата. В целом мировой пролетариат к 1914 г. насчитывал более 150 млн. человек, из них более 40 млн. были промышленными рабочими.2 Большая часть из них была потомственными пролетариями и около 15 % (1/6) являлись выходцами их непролетарской среды. Около 30 % составляли женщины, и их число все возрастало. Примерно 1,5-2 млн. работающих составляли дети.3 Подавляющее большинство составляли неквалифицированные рабочие, и лишь 15-20 % (в наиболее развитых странах) считались высококвалифицированными.4
Рабочий класс проделал большую работу по своей организованности, сплоченности, политическому просвещению, хотя уровень этой работы был еще недостаточным. В профсоюзы входили примерно 13 млн. человек, то есть менее 1/6 рабочего класса во всех странах.5 Еще меньше было членов рабочих социалистических партий.
Но с учетом того уровня, с которого началось собственно движение рабочих, это движение можно признать весьма успешным. С ростом их удельного веса в составе населения оно становилось достаточно многочисленным и влиятельной силой международного значения. Буржуазия уже признала в рабочем классе большую и грозную силу.
Существовало во всех странах множество различных рабочих организаций – женских, молодежных, спортивных, художественных и др. Рабочее движение издавало во всех странах более 170 ежедневных газет.6
Сложились кадры активистов (функционеров) рабочего движения, выделялись энергичные популярные руководители. В литературе прежних лет этих лидеров клеймили как реформистов, оппортунистов, «лакеев капитала», просто как предателей. Между тем, эти люди – выходцы из рабочей среды, пользовались уважением и поддержкой значительной части трудящихся. Среди них Карл Легин, рабочий-токарь, выросший в одного из крупнейших лидеров германского профсоюзного движения. Он 29 лет отдал целиком работе председателя Генеральной комиссии немецкий профсоюзов (их объединения) и редактора его центрального органа. Был «душой и вождем» профдвижения в Германии. Он стал социал-демократом и депутатом Рейхстага, но поддерживал правое крыло социал-демократической партии.6 Легин оказался социал-шовинистом, но внес свой вклад в развитие германских профсоюзов.
Всеобщую конфедерацию труда Франции долгие годы возглавлял Леон Жуо, в юности – рабочий спичечной фабрики. До 1914 г. он был близок к анархо-синдикализму, выступал ярым поборником непримиримой классовой борьбы, пропагандировал всеобщую забастовку, антимилитаризм, вооруженное восстание.7
Среди английских рабочих был хорошо известен Том Манн. В детстве 10-летним мальчиком он проработал четыре года в шахте, под землей, затем трудился на заводе. Прославился организацией неквалифицированных рабочих, возглавил стачку докеров, во время которой их союз вырос до 200 тыс. членов.8
Итальянские рабочие с уважением относились к таким лидерам как А. Лабриола, Дж. Серрати.
Растущее профсоюзное движение было силой в общественно-политической жизни довоенной Европы. Оно вело активную борьбу за жизненные интересы трудящихся, за улучшение материального и духовного положения.
Со времен «луддитов» условия труда и жизни рабочих в начале XX в. заметно улучшились. Сказалась непрерывная, упорная, иногда ожесточенная борьба самих трудящихся. Немало способствовал этому улучшению подъем европейской и мировой цивилизации, особенно на ее бытовом уровне (жилище, питание, транспорт, медицина, образование и т.п.). Заметно сократился рабочий день, выросла денежная или номинальная заработная плата, несколько улучшились условия труда. К концу 80-х годов XIX в. почти во всех европейских странах и США были приняты законы о труде, которые регулировали условия найма, работы, выдачи заработной платы, применение женского и детского труда и др.9
И все же положение трудящихся оставалось тяжелым. С переходом к империализму усилился произвол монополий, особенно в интенсификации (то есть напряженность, усиление труда, внедрении так называемых научных систем труда и др.). Рабочий день, хотя и сократился, с 13 до 16 часов в сутки, оставался длительным – по 10-12 часов в сутки, в том числе у женщин и детей.10 Работали, как правило, семь дней недели, кроме религиозных и национальных праздников. Условия работы были нелегкими и даже опасными при слабой охране труда. Получив увечья и раны, рабочие оставались без компенсации и какой-либо помощи, как и семьи погибших. Работники, прежде всего женщины и дети, страдали от насилий, произвола, грубости хозяев и администрации. Защитить их было некому. Социальное законодательство в большинстве стран было недостаточным и плохо соблюдалось. О человеческом достоинстве рабочего человека никто не думал.
Недостаточной была оплата труда. Конечно, за это время выросла и значительно-номинальная, то есть денежная заработная плата. Росла она неравномерно, в разных странах, отраслях и профессиях не одинаково. Например, российский рабочий получал почти вчетверо меньше, чем американский.11 Женщины получали не более 70-80 % , а то и ниже от заработной платы мужчин, дети и вовсе гроши, ниже всяких ставок.12
Но как бы не росла денежная заработная плата, ее сокращали рост цен и налогов. В итоге реальный, то есть с учетом стоимости жизни, заработок рос медленно, и на 10-20 % отставал от минимального уровня жизни.13 Немецкий ученый Ю. Кучинский подсчитал, что реальный заработок за период 1894-1914 гг. рос во Франции и США, а в Англии и Германии падал.14
Положение рабочего класса резко ухудшилось со времен экономических кризисов перепроизводства, когда предприятия закрывались и выброшенные на улицу рабочие оставались без всяких средств существования. Положение рабочих и их семей резко ухудшалось. Но и без кризисов безработица достигала 2-2,5 % общей рабочей силы в Германии, 3-5 % в Англии, 10 % в США.15 От безработицы рабочие страдали повсеместно, и боялись ее. Все же она еще не достигла больших размеров, и вряд ли можно говорить, как это делалось в старой литературе «о массовой безработице».
Надо отметить, что по мере роста промышленности и ее технического и технологического уровня наметились различия в условиях труда, оплате и качестве жизни разных слоев рабочего класса. Подъем экономики, рост и интенсификация производства, внедрение новой сложной (и дорогостоящей) техники и технологий повысили спрос на высококвалифицированный труд, который, естественно, оплачивался выше, чем неквалифицированный. С утверждением монополий их хозяева стали тратить часть сверхприбылей на улучшение оплаты труда и условий жизни высококвалифицированной верхушке рабочего класса, получившей вскоре название «рабочей аристократии». К ней примыкал управленческий аппарат на производстве, мастера, профсоюзная бюрократия и др. Этот своеобразный подкуп рабочей верхушки имел и объективное основание – различия в качестве труда рабочих разной квалификации в различных отраслях и странах. Неграмотный путейский рабочий с кувалдой в руках получал в США 540 дол. в год, а квалифицированный и грамотный кондуктор или тормозной (были такие должности на железных дорогах) зарабатывал от 1000 до 1900 дол. ежегодно.16
С переходом к империализму и утверждением монополий капиталисты получили возможность усиливать естественные различия в заработке простых рабочих и квалифицированной верхушки («рабочей аристократии»), составляющей в развитых странах примерно 1/4-1/5 всей рабочей силы.17 «Верхам» рабочих улучшали условия труда, быта, давали премии и надбавки, помогали жильем, отдыхом, создавая мелкобуржуазный уровень жизни. Все это способствовало изменению сознания «рабочей аристократии», а также профсоюзной и партийной бюрократии, связанной с ними интеллигенции депутатов, политиков всех уровней, чиновников местных органов власти, представлявших соцпартии и профсоюзы. Их «баловали» контактами с элитой общества, допускали на приемы, пикники, обеды, балы, собрания «власть имущих», прежде всего своих хозяев.
Ответная реакция была естественной. Охраняя свои привилегии, «теплые местечки», повышенные доходы и прочее, «верхи» рабочих вели умеренную политику, срывали боевые стачки, проповедовали оппортунизм и «классовый мир», сеяли иллюзии и легенды о «доброте» капиталистов, справедливости хозяев и т.п., о ненужности социальной революции.
Однако, в целом, условия труда и жизни большинства рабочих были тяжелыми, а быт – бедным, жалким. Известный американский писатель Джек Лондон, побывав в Англии, оставил мрачную картину быта английских рабочих. Он побывал у одного из них, кто проживал в муниципальном доме. «Только злоупотребляя словом, - писал Лондон, - можно было назвать комнатой эту берлогу. Размером она была семь футов на восемь (фут – мера длины, равен 30,4 см), а потолок был настолько низок, что в ней нечем было дышать, почти половину ее занимала поломанная кровать с порванным одеялом. Стол на шатающихся ножках и два ящика (вместо стульев – Б.К.) заполняли почти все свободное пространство. Трущоба эта кишела паразитами, с которыми шла безуспешная постоянная борьба. Здесь жил рабочий лондонских доков, который теперь умирал в больнице».18