Апофеозом кампании стала знаменитая анонимная статья в «Биржевых ведомостях» от 27 февраля под названием «Россия готова». В ней рассказывалось о соотношении сил возможных союзников и врагов, о военных приготовлениях Франции и России. Статья завершалась утверждением, что обе страны не хотят войны, но Россия к ней готова и надеется, что будет готова и Франция. «Для России прошли времена угроз извне. России не страшны никакие окрики. Россия готова к войне».39
Статья стала сенсацией. О ней оповестили во всем мире. Шли слухи, что вдохновителем, а может быть, и автором ее был русский военный министр В.А. Сухомлинов. Никто эти слухи не опроверг. Было понятно, что выражена точка зрения воинственной части российских «верхов» и что статья являлась предупреждением, в первую очередь Германии.40
Все же, несмотря на «газетную войну», к войне настоящей, «горячей» царская Россия не стремилась и не хотела (лично Николай II), форсировать отношения с Германией и Австро-Венгрией. Учитывалось то, что вооруженные силы еще не получили «подпитки» по новым программам пере- и до- вооружения. Не было твердой уверенности в поддержке Англии. Поэтому российская дипломатия проводила сложные маневры с целью охладить нагревавшиеся в последние годы контакты с Берлином. Россия продолжала столыпинскую политику соглашений и балансировала в отношении Германии (но не Австро-Венгрии). Николай II нанес визиты подряд президенту Франции, английскому королю и встретился с Вильгельмом II в финских шхерах (1909 г.) и в Потсдаме (1910 г). На обеих встречах Кайзер хотел одного: оторвать Россию от Франции и этим разрушить Антанту. Но наученный опытом русский царь ссылался на многое (дорога «Три Б», другие уступок), но союза с Парижем рвать не хотел и письменных соглашений не подписывал.41
В мае 1913 г. Николай II предпринял последнюю перед войной попытку улучшить отношения с Германией. Он был приглашен на свадьбу дочери Вильгельма II и, как говорится, за чашкой чая изложил свой план мира в Европе. Россия отказывается от претензий на проливы, объявляя Турцию там в роли «привратника», а Германия будет удерживать Австро-Венгрию от захватов на Балканах. Вильгельм от принятия этих предложений уклонился.32
Вторая Балканская война показала, что позиция Вильгельма была последовательна. Он не хотел мира на Балканах.
По мнению К.Б. Виноградова, Россия прочно завязла в делах балканского региона, отчего продолжали осложняться ее отношения с Германией и Австро-Венгрией. В Париже и Лондоне определенная группа политиков и военных радовалась тому, что удалось вытолкнуть Россию «на линию огня», обеспечив себе свободу маневра, в том числе и определенное заигрывание с Германией по вопросам политики в Африке, на Ближнем Востоке. Здесь англичане торговались из-за нефти, явно игнорируя интересы России.43
Западные союзники России знали, что ей «не интересно» воевать из-за чужих колоний в Африке и Азии. Поэтому они приветствовали каждое обострение противоречий России с Германией и Австро-Венгрией, особенно в Юго-Восточной Европе, чуждой их основным интересам.
В общем итоге русско-германские отношения основательно напряглись. В основе этого лежал экономический подъем России и продвижение в работе над военными программами. Соотношение сил выравнивалось. Росло влияние российской крупной империалистической буржуазии, стоявшей за активную борьбу с Германией. Она теснила консервативно-монархические круги, боявшиеся, что война возродит революционную угрозу. Падало влияние прогерманского придворного кружка, и царь постепенно освобождался (хотя не до конца) от цепкого влияния своего берлинского кузена.44 В газетах и речах депутатов государственной Думы критиковали «умиротворительную» политику Столыпина, которую объявляли теперь не только унизительной, но и опасной.45
То же самое говорил о прежней политике России на Балканах С.Д. Сазонов, а царь сказал фразу, облетевшую двор и все «верхи»: «Мы не можем до бесконечности расшаркиваться, когда нам наступают на ноги».46
Международное положение России укреплялось после событий 1905-1909 гг., но оставалось сложным. Франция вела себя требовательно. Англия – уклончиво. Сазонов говорил, что реальность англо-русского союза доказана так же, как доказано «существование морского змия».47 К тому же сохранялись разногласия России и Англии в персидских делах и в Афганистане. Но главным было стремительное нарастание враждебности в отношения Германии и России. В Петербурге «легко выговаривали слово «война», имея ввиду «немцев». Правда, единства мнений долго не было. Воинственная группа – военные, Сазонов и др. – стояли на том, что война будет и надо смело идти на нее. Другая, консервативно-монархическая, страшась революции, желала отложить военные столкновения.48
Обе группы вели дискуссии и старались убедить в своей правоте императора. Николай II как всегда колебался. Однако было замечено, что он отходил от своих германофильских позиций и слепой веры в доброжелательность кузена Вильгельма II.49
Осложнения внутренней и международной обстановки заставили руководящие круги России определить свою позицию. Она обсуждалась 31 января 1913 г. на Особом совещании при царе с участием военных, моряков и дипломатов. Там решили вопрос о союзе Германии и Турции, но средств решения не нашли, так как не нашли причин войны. Премьер В.Н. Коковцев решительно возражал, спрашивая: «Может ли Россия на нее (войну) идти?» - и отрицательно отвечал, пугая возможной революцией. Было решено продолжать переговоры с Германией, принять меры воздействия на Турцию, а вопрос о войне рассмотреть только с учетом активного участия Англии и Франции.50
8 февраля 1914 г. прошло другое заседание Особого совещания. Был поставлен вопрос о возможном десанте в Константинополь. После бурных дебатов все участники заседания сошлись во мнении, что наступление на Константинополь возможно только в связи с европейской войной, а к ней Россия не готова. Сазонов вышел из этого совещания с «безотрадным впечатлением нашей полной военной неподготовленности, в частности, для операции против Константинополя». Но общая линия на этом совещании, как и предыдущем (13 января 1914 г.), сводилась к признанию неизбежности близкой европейской войны.51 И правительство пошло ей на встречу, не очень охотно, но считая это необходимым для решения внутриполитических проблем.
Россия ускоренно вооружалась. В «верхах» осознали, что столкновение с Германией будет скорым и неизбежным, хотя определенная группа все же хотела его если не избежать, то отсрочить. Но мнение большинства было твердым: войны с Австро-Венгрией, а значит, и с Германией не избежать.
Однако германо-русская напряженность была не главной основой событий. В центре назревавшего вооруженного конфликта находился другой антагонизм – англо-германский, несмотря на все ухищрения британской дипломатии уйти в тень.
Столкновения Германии и Англии шли, можно сказать, везде. Непрерывно обострялось экономическое положение и военно-морское соперничество двух держав. Пресса обеих стран усиливала атаки на возможного врага.
В то же время, благодаря искусству британской дипломатии период 1912-1913 гг. оказался временем снижения при видимости его напряженности в англо-германских отношениях. Марокканский кризис 1911 г. вновь обнаружил остроту англо-германского антагонизма. Однако помимо ответа на германские усилия создать больший, чем английский, военно-морской флот, Лондон считал возможным проведение пацифистских маневров, одной из целей которых было создание в Берлине превратного впечатления о позиции Англии в возможной войне. Такие маневры производились англичанами почти непрерывно. Они давали понять Берлину, что пойдут на значительные уступки, если Германия остановит вовсе или хотя бы замедлит создание своего нового военно-морского флота. Вильгельма II эти домогательства раздражали. Получив очередную депешу посла в Лондоне с таким предложением, Кайзер велел послу сказать что-то вроде того: «Идите к черту!» (в оригинале было нецензурное выражение). «Это привело бы их в чувство… (посол – Б.К.) должен был бы дать подобного рода фантазерам пинок в зад …»52 Но англичане не унимались. В феврале 1912 г. они направили в Берлин военного министра в правительстве либералов Ричарда Холдейна (обычно пишут: Холден, иногда Халдейн). Он обсуждал вопрос об ограничении морских вооружений и намекал немцам на возможную войну Германии с Россией и Францией.53 Немецкий адмирал А. фон Тирпиц, морской министр требовал, чтобы Англия отказалась ради немецких уступок, весьма кстати проблематичных, «от всех своих Антант».54 В качестве уступок со своей стороны Англия предлагала снятие возражений против завершения дороги «Три Б» и раздел … португальских (то есть чужих) колоний в Африке. Переговоры шли на самом высоком уровне, но закончились, как и ожидали в Лондоне, неудачей. Агрессивные круги обеих стран были довольны: мира не должно быть, зато начнется война.55 Это, тем не менее, не остудило пыл британских дипломатов. В мае 1913 г. Берлин посетил английский король Георг V. Снова начались переговоры о судьбе Багдадской железной дороги. Они шли медленно, но без больших перерывов и завершились в конце июля 1914 г., когда Европа встала на грань войны. В Берлине вновь сделали неверное заключение о возможной политике Великобритании.56 Конечно, было ясно, что примирить две страны уже не удастся. Вильгельм II не раз позволял себе оскорбительные высказывания.57 И все же маневры Лондона поселили сомнения в немецком руководстве. Там приняли расчетливые заигрывания Лондона за его искреннее нежелание ссориться с Берлином. Родился миф о возможном нейтралитете Англии, и он держался до самого августа 1914 г.58 Англичане обманывали немцев, а те позволили себя обманывать, твердо уверившись в свою (Кайзера) прозорливость. Человеческий фактор неожиданно сыграл большую роль вопреки достаточно ясным объективным данным. И все же в Лондоне и Берлине хорошо понимали, что их схватка может быть отсрочена, но должна произойти обязательно. Слишком велики были ставки.