Откровенно враждебными были отношения Германии и Франции. Две схватки за Марокко, особенно последняя, «Агадирское дело» не оставляли никаких возможностей для примирения двух стран. Для них характерным было почти полное отсутствие каких-либо официальных контактов. Два Марокканских кризиса едва не привели эти страны и мир к войне. Застарелая рана 1870 г. у французов не заживала, и настроения реванша сохранялись и все время подогревались. В Париже понимали, что любое движение Германии к мировой гегемонии будет означать уничтожение Франции.59 В Берлине с тревогой смотрели на рост французских вооруженных сил. Французы укрепляли военные контакты с Англией и с Россией, четко указывая, против кого они собираются воевать.
В Германии с тревогой встретили приход к власти в Париже Раймона Пуанкаре, сначала на пост премьер-министра, а затем и президента Франции. Едва заняв пост главы кабинета, Пуанкаре посетил Петербург, чтобы удостовериться в верности союзника и ускорить его военные приготовления.60 Отношения России и Франции строились на идее неизбежности скорой войны с Германией. И Пуанкаре, не скрываясь, вел политику с учетом этой перспективы.
Уроженец Лотарингии, из богатой семьи, Р. Пуанкаре очень быстро стал богатым и известным адвокатом, связанным с фирмой Шнейдер. Он также быстро поднялся и в политике, став в 52 ( в январе 1912) главой правительства, а в январе 1913г. президентом Франции. Одаренный большим и гибким умом, крайней настойчивостью и последовательностью, осторожностью и предусмотрительностью и вместе с тем решительностью, большим хладнокровием и выдержкой, бесспорным даром слова, Пуанкаре был крупным государственным деятелем.61 Своей главной целью он считал разгром Германии и не скрывал этого. «Для французского правительства, - говорил он, - весьма важно иметь возможность заранее подготовить французское общественное мнение к войне».62
Разрешение в ноябре 1911 г. Агадирского кризиса не вернуло прежнюю рутинную дипломатическую деятельность. Она расширилась, ускорила свой темп. Все государства, прежде всего великие, начали лихорадочную работу по укреплению своих позиций, поиску новых союзников и удержанию старых, по «цементированию» военно-политических союзов. В течение 1912-1914 гг. (до 1 августа) Антанта и Россия провели целую серию дипломатических и военно-организационных мероприятий, направленных на укрепление союзных контактов. Особое внимание уделялось военным вопросам. Наиболее активно работали английское и французское руководства. В ноябре 1912 г. произошел тайный обмен письмами британского министра иностранных дел Эд. Грей и французского посла в Лондоне Поля Камбона. Об их содержании не знали не только депутаты британского парламента, но и почти все члены Кабинета. Причиной было то, что в письмах откровенна шла речь о совместных военных действиях против «враждебной державы» и о мерах, какие они готовы принять.63 Тут же в духе этих писем в марте 1913 г. была подписана опять же в тайне англо-французская военная конвенция, точно указывавшая военную помощь, которую англичане должны оказать французам в случае войны с Германией. Еще в 1912 г. было достигнуто морское соглашение двух стран.64
Состоялось несколько встреч высшего руководства Англии и Франции, в числе которых был визит короля Георга V в Париж, куда, в первый и последний, раз выехал за рубеж Эд. Грей, сопровождая монарха.65 На май 1914г. готовился визит Президента Пуанкаре в Россию, перенесенный затем на июль.
Военные контакты Франции и России были регулярными, и на каждой встрече лишь уточнялись детали. На 9-й конференции начальников штабов генералов Я.Г. Жилинского и Ж. Жоффа было решено, что русская армия начнет наступать в Восточной Пруссии уже на 13-й день после начала мобилизации.66 Сложнее были отношения с Англией, которая не хотела связывать себя никакими конкретными обязательствами перед Россией. С большим трудом русский министр иностранных дел С.Д. Сазонов уговорил Лондон начать секретные переговоры по морским вопросам. Англичане долго уклонялись, стараясь «набить себе цену». Когда же наконец начались сверхсекретные переговоры в английской столице, их сорвал германский шпион б. фон Зиберт, советник российского посольства в Лондоне. Он организовал утечку информации, английские газеты подняли шум, и переговоры пришлось прекратить.67 Однако контакты по этой линии продолжались. Так, в июне 1914 г. состоялся визит английской эскадры по приглашению группы депутатов Государственной Думы. Визит устраивался для укрепления Тройственного согласия в борьбе «против замыслов иного характера». При этом Председатель Думы М.В. Родзянко заявил, что Россия не желает войны, но естественно не уступит ни в чем, «если наступит момент». Целями России объявлялись охрана мира, европейского равновесия и упрочения Тройственного согласия.68
Английские моряки осмотрели русские корабли, береговые укрепления. Их торжественно встречали русские моряки и парламентарии. На обратном пути англичане остановились в Киле, где их ждала почти такая же братская встреча с немецкими моряками.69 Русская пресса посчитала особенно важным эту демонстрацию англо-русской дружбы и военно-морского братства.70
Российская дипломатия также энергично работала над привлечением новых союзников. Была проведена большая подготовительная работа с Румынским руководством перед визитом Николая II в Констанцу. В конце 1914 г. визит состоялся, а министр иностранных дел Сазонов прямо говорил с королем Румынии о возможной войне в Европе в случае столкновения Австро-Венгрии с Сербией.71 Румыния поддержала позицию России. Этому в Петербурге придавали особую важность. Русская пресса подчеркивала почти единодушно, что Румыния была спутницей Тройственного союза, а теперь Германия и Австро-Венгрия не смогут рассчитывать на румынскую армию и что в Бухаресте идет «переоценка ценностей». Теперь у России и Румынии одна цель – сохранение мира и спокойствия на Балканах.72
Зато Болгария показала явное стремление перейти на сторону Центральных держав. Этим она взорвала Балканский союз, чем серьезно ослабила позиции России.73
Последние, можно сказать, судорожные усилия по подготовке к войне делали германское правительство и дипломатия. Военные завершали целый ряд мероприятий, прямо связанных с близкой войной. Дипломаты решали сложные внешнеполитические вопросы, подводили итоги многолетних усилий по созданию и укреплению своей коалиции – Тройственного союза. Итоги оказывались нерадостными. Германии фактически «грозило» противостояние с тремя великими державами. Ей грозила международная, хотя и частичная изоляция от всего неевропейского мира. Отношения с далекой Японией74, никогда не были теплыми, а теперь и вовсе ухудшились.
Некоторое время Германия пользовалась благожелательностью президентов США Т. Рузвельта и У. Тафта. Но приход в Белый дом демократа В. Вильсона, явного англофила, осложнил отношения с Америкой. Мало что прояснила встреча Вильгельма II с доверенным лицом президента США Э. Хаузом накануне войны. Хауз предлагал императору фантастические планы совместной эксплуатации чужих колоний, Вильгельм говорил о предстоящей войне с Англией. Сообщив об этой беседе политикам в Лондоне, Хауз отбыл в США. Было похоже, что он просто хотел узнать, будет ли война в Европе, и убедился в том, что она возможна.75
Германия могла твердо положиться только на Австро-Венгрию и Турцию. Но двуединая Империя грозила вот-вот развалиться, а германское присутствие в Турции, по мнению Вильгельма, было «равным нулю» по сравнению с прошлым.76
Кайзер имел основания сомневаться в турках. Они действительно были против «московского исполина», но не сразу приняли германское покровительство, торговались, закупали оружие у потенциальных врагов Германии. Даже приняв миссию Лимана фон Сандерса, младотурецкие лидеры не спешили и не хотели осложнять отношения с Францией и особенно – с Россией. Весной 1914 г. турецкие лидеры вели переговоры в Париже и Петербурге.77 В Германии знали об этом, но выжидали. Других союзников не было. Проверяя готовность основного союзника, Вильгельм встретился с наследником престола и вождем военной партии эрцгерцогом Францем Фердинандом, своим любимцем и единомышленником, в замке последнего в Конопишты (Богемия) в начале июня 1914 г. Во время бесед в знаменитом розовом саду замка была намечена программа мер, укреплявших единство и положение двух стран на юге Европы и явно связанных с подготовкой к войне.78 План разгрома Франции требовал отвлечения русских армий на Балканы, а это могло случиться только если удалось бы разжечь балканскую междоусобицу. В этом Германия наверняка поддержала бы Австро-Венгрию.
Второй фактор, толкавший Берлин к войне летом 1914 г., состоял в том, что Германия достигла военного превосходства на суше над возможными противниками. Но время двигалось быстро, и с ним менялось соотношение сил. Военное превосходство носило временный, преходящий характер. И в Берлине это очень хорошо понимали. Широко известно теперь высказывание германского статс-секретаря, то есть министра иностранных дел Г. фон Ягова, сделанное им в письме послу в Лондоне в июле 1914 г.: «В основном Россия сейчас к войне не готова, - писал Ягов, - Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет по всем компетентным положениям Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат, ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша группа между тем все более слабеет».79 Но во всем оказался прав фон Ягов, но намерения и мотивы Германии он показал верно. Немцев подгонял фактор времени, которое неумолимо бежало.