Особенности восприятия и кодирования абстрактных значений
на уровне языка и мышления
Процесс кодирования с помощью языковых единиц поступающей извне информации проходит стадию мыслительной апперцепции, которая включает разложение объекта действительности на присущие ему дифференциальные и интегральные признаки и дальнейший синтез – создание мысленного аналога предмета с учетом всех его жизненноважных для субъекта восприятия характеристик, воспринимаемых после апперцепции в иерархической последовательности.
При этом абстрактные понятия, существующие исключительно в сознании носителей языка, такие как 'горечь', 'трусливый', 'свободный', 'летит' и др., воспринимаются не иначе, как признак (характеристика) того или иного предмета действительности, который в настоящий момент этим качеством обладает. Неустойчивость существования отвлеченной лексики в сознании подтверждается данными исторического языкознания, в частности, более поздним вычленением и наименованием данных понятий в действительности: «глагол в языке впервые … появился … в качестве грамматической связки, т.е. в виде так называемого "вспомогательного глагола" … этому появлению глагола в роли связки предшествовала эпоха, когда глагола совсем не было» [Овсянико-Куликовский: 1896, 18].
Представление о признаках предмета, например о чертах характера, можно получить только, представив себе человека (литературного героя), обладающего этими качествами, а понятие о глагольном действии складывается путем перемещения предмета (предметов) в пространстве и времени. «Когда я говорю о глаголах, я имею в виду объекты или, что то же самое, существительные, действия которых эти глаголы обозначают» [Russell: 1971б, p.108] [17]. Отсутствие денотатов, соотносящихся с признаками, затрудняет процесс оперирования ими на уровне мышления.
При объяснении прилагательного 'голубой' нельзя, например, ограничиться теми действиями, которые обычно предпринимаются при толковании существительных с предметным значением: нельзя назвать слово и показать на предмет голубого цвета, так как в этом случае существует вероятность того, что адресат речи свяжет прилагательное не с понятием 'голубой', как вам бы того хотелось, а с предметом, который в данном случае этим цветом обладает. «Когда спрашивают: "Какая разница между голубым и красным"?, возникает желание ответить: то, что один является голубым, а другой – красным. Но, конечно же, это не значит ничего, и в действительности то, о чем мы думаем (когда думаем о красном или голубом – О.Г.), представляет собой разницу между поверхностями, обладающими этими цветами» [Wittgenstein: 1974, 208]. Зависимое положение прилагательных от объекта, носителя данного признака, и наречий – от характера передвижения объекта делает практически невозможным вычленение их в отвлеченном виде и, следовательно, ограничивают возможности их функционирования в качестве категорий ментального уровня. «Образованные в результате абстрагирования, снятия предметных, физических свойств вещей, лиц и т.п., прилагательные являются по самой своей сути синсемантичными словесными знаками и в большей степени, чем глаголы, нуждаются в "дополнительности", в конкретизации своего чрезвычайно обобщенного значения» [Уфимцева, 203].
Даже если в нашем воображении возникает абстрактный образ, связанный, например, с каким-либо цветом [18] или способом перемещения, то при передаче этого образа во времени или пространстве нам все равно придется прибегнуть к услугам посредника – объекта, который является носителем этого признака или характер перемещения которого в данный момент времени этому признаку соответствует. Естественно предположить, что для передачи цветового восприятия от одного субъекта речи другому или при указании на понятийное содержание абстрактных понятий цвета используются посредники из мира предметов. А.Вежбицка отмечает, что при семантизации слов, обозначающих цвета: красный, белый, черный, зеленый, желтый, оранжевый, пурпурный, коричневый, серый, розовый, – целесообразно использовать объекты действительности, ассоции­рующиеся с ними в сознании носителей языка: кровь как символ красного цвета, молоко – белого, древесный уголь – черного, небо, траву, солнце как символы выражения соответственно синего, зеленого и желтого. При определении оранжевого, пурпурного, коричневого, серого и розового цветов предлагается использовать представления о сочетании нескольких цветов: красного и желтого, красного и синего и т. д. [Wierzbicka: 1980, 42 – 43]. Не случайно в словарных статьях определение цветового значения дается на основе ассоциативной связи с предметами, для которых данные признаки являются наиболее устойчивыми: черный – «цвета сажи, угля»; белый – «цвета снега, молока, мела» [19].
Ассоциативная связь между признаками и предметами, для которых данный признак является дифференциально-устойчивым, в сознании носителей языка приобретает функциональное значение: «Если, например, слепой от рождения никогда не видел ни мела, ни молока, ни снега, ни вообще каких-либо белых предметов, значение слова "белый" никогда для него по-настоящему не раскроется» [Ахманова, 22].
Мысль о предмете, с помощью которого выражается признак, имеет логическое основание. «Содержание понятия голубого неба (мысль о голубом небе) отвлечено от особенностей существования неба при восприятии его в определенный момент времени, оно относится к предметам внешнего мира, как он существует в любое время и в любом месте действия на чьи-то органы чувств» [Ахманов: 1957, 173]. Универсальность (распространение среди всех членов данного языкового коллектива), общедоступность (широкие возможности для презентации) и наглядность (яркая образная структура) – вот те качества, которые отличают предметы, соотносящиеся с определенными признаками на уровне национального сознания.
Наглядность важна при любом восприятии. «Чтобы у ребенка образовалось понятие, напр., стола, прежде всего он должен получить ощущения от вещи, называемой столом. Эти ощущения, зрительные, осязательные, должны сгруппироваться в цельный образ стола – образ, отдельный от посторонних примесей, напр., от книги, лампы и других вещей, находящихся на столе, от кресла, к нему придвинутого, от пола и т.д.» [Овсянико-Куликовский: 1895, 13]. Однако при изучении реальных объектов наглядность носит комплиментарный характер, а в случае передачи сложного понятийно-чувственного содержания наглядность (ассоциативная соотнесенность признака с предметом или ситуацией реальной действительности) часто является единственным способом выражения абстрактного понятия.
Представляется целесообразным ввести в рассмотрение понятие универсального носителя признака – предмета, который в сознании носителей языка ассоциируется с данным признаком. Существование универсального носителя предопределяет общие ориентиры при описании цвета, хотя, безусловно, каждый отдельно взятый субъект может по-разному воспринимать оттеночные значения и цветовую насыщенность в отличие, например, от восприятия геометрических объектов. «С детства меня выучили обозначать цвет голубых предметов словом "голубой", но это не значит, что мое голубое как ощущение сходно с голубым другого человека, потому что и этот называет цвета по заученной привычке. Фигуру же правильного круга или квадрата все люди с нормальными глазами видят, наверное, одинаково» [Сеченов, 334]. Не только цвета, но и любые чувства и ощущения, связанные с индивидуальным сознанием, приобретают неповторимость и весьма сложны для передачи в пространстве и времени. Г.Фреге писал: «Никто не имеет моего представления о предмете (‘my idea’), но многие люди могут видеть тот же самый предмет. Никто не чувствует моей боли (‘my pain’). Кто-то может сочувствовать мне, но все же моя боль принадлежит только мне, а его сочувствие – ему. Он не ощущает моей боли, а я не чувствую его сострадания» [Frege: 1984, 361].
Однако, несмотря на разницу в чувственном восприятии, общее представление о боли, о сочувствии или о радости имеет каждый человек, который хоть раз в жизни эти чувства испытывал. При соприкосновении с чужой болью или радостью мы, прежде всего, обращаемся к своему опыту, стараясь припомнить ситуацию, которая вызывала у нас сходное ощущение. Ситуации могут варьироваться. Можно, например, почувствовать боль от укуса пчелы или от потери близкого человека. И в первом, и во втором случае при наименовании этих чувств будет использована одна и та же лексема – ‘боль’, но ее семантическое наполнение будет различным. Умение соразмерить свои ощущения с ощущениями другого человека определяется многими факторами, среди которых наряду с врожденным чувством такта немаловажным является уровень воспитания.
В случае если боль или какое-то другое ощущение до сих пор была вам не ведомы, образное метафорическое ее описание типа ‘заноза в сердце’, 'кошки на душе скребут’ (о душевной боли), в целом, дает возможность составить о ней общее представление, даже если это представление будет иметь исключительно теоретический характер. Н.Д.Арутюнова отмечает, что свойство «текучести» противопоставляет сферу чувств воле, которая характеризуется как нечто твердое, незыблемое, непоколебимое. Возникновение устойчивой ассоциативной связи между чувствами человека и жидкостью «основывается на том, что жидкое состояние вещества наиболее подвижно, изменчиво, легко попадает во власть стихии, имеет многобалльную шкалу градаций разных состояний и температур – от ледяной холодности до кипения – и в то же время лишено дискретности» [Арутюнова: 1998, 389 – 390].
Большинство метафорических аналогов указывают на очень высокий, часто предельно допустимый уровень проявления признака: 'ясный (ясно, ясность)' – как божий день; неясный (неясно, неясность) – потемки, туман, дремучий лес. Не обладая способностью к выражению нюансов проявления того или иного признака, метафорические конструкции являются определенными знаками, дающими общее представление о значении. В отличие от символов – знаков ментального уровня, обладающих идеологическим (мировоззренческим) значением, – метафоры представляют собой знаки языкового уровня, инструмент для передачи содержания признакового характера. Привлечение метафорических образов, обладающих в сознании носителей языка определенным аксиологическим статусом, в качестве вспомогательных объектов при толковании или уточнении признака дополнительно предопределяет положительное или отрицательное отношение к этому признаку.