Вернемся теперь к его первому приступу, чтобы изучить проявившиеся в нем различные формы шизофрении. Что произошло в этом случае? Ясно, что Кэри был непохож на окружавших его мальчиков и девочек. Он никогда ни с кем не дружил, ни к кому не привязывался. Он не был близок даже к матери, что можно объяснить ее образом жизни. Конечно, если бы он и мог вступать в какие-нибудь человеческие отношения, мать не облегчила бы ему жизнь. С другой стороны, он никогда не выражал и какой-либо активной враждебности или обиды на других людей. Все проявления его либидо и мортидо осуществлялись в грезах. В действительной жизни он никогда никого не поцеловал и не ударил; между тем в своем воображении он имел половые сношения и убивал.
Он был настолько неопытен в реальных человеческих контактах, что в редких случаях, когда пытался сблизиться с другим лицом, сам же все портил. У него было мало случаев научиться на опыте строить правильные и полезные образы человеческой природы в соответствии с Принципом Реальности, как этому учатся дети нормальных родителей. Он поставил себя в неловкое положение по отношению к Джорджине и ее насмешливым подругам, поскольку не умел ясно представить себе последствия; что же касается построенных им образов Дефни Патерсон и ее супруга, то они были решительно искажены.
В конечном счете набралось достаточно одиночества, замешательства, унижений и забот, чтобы вывести его из равновесия. Его неудовлетворенные объектные либидо и мортидо настолько усилились, что одержали верх над его Эго; его психика полностью отказалась от Принципа Реальности, и его Ид переняло все его образы, изменив их согласно своим собственным желаниям и своей картине мира. Как мы уже знаем, Ид действует таким образом, будто индивид является центром мироздания, и в образе, заключенном в его собственном Ид, индивид бессмертен, всемогущ во всем, касающемся либидо и мортидо, и способен воздействовать одним своим желанием или мышлением на все вещи в мире.
Изменения в образе Кэри становились все более очевидными по мере того, как теряло управление Эго. Изменился его образ собственного лица, образы людей вокруг него, его места в обществе, даже образ мяса в магазине. Мясо перестало быть предметом его работы и стало чем-то вроде личности, пугающей его до тошноты. Во время борьбы между Ид и проверяющим действительность Эго образы эти настолько смешались, что он не мог уже отличить новые образы от старых, образы грез от образов, основанных на опыте. В итоге он уже не знал, видел ли раньше те или иные вещи; у него было ощущение, будто события происходят вторично, хотя они происходили впервые; и в доброй половине случаев он не знал, грезит или нет.
В то же время все его напряжения, до того получавшие лишь воображаемое удовлетворение в грезах, внезапно вырвались во внешний мир, но совершенно нереалистическим и нелепым способом. Вместо того чтобы выражать их здоровой любовью и ненавистью к другим людям, он вложил свои собственные желания в головы других и чувствовал, будто эти желания направлены на него. Он некоторым образом спроецировал свои чувства на экран и смотрел на них в качестве зрителя, как будто они были чувствами кого-то другого. Он превратил их, так сказать, в кинофильм "Любовь и ненависть" с Кэри Фейтоном в роли главного героя и смотрел этот фильм. В конечном счете он всю жизнь делал то же в своих грезах, состоявших из фильмов о любви и ненависти с самим собою в роли героя, которые проходили перед его внутренним взором; в этих фильмах он обладал прекрасными женщинами и убивал своих подлых соперников. Все различие состояло лишь в том, что теперь он проецировал свои фильмы на внешний мир.
Поскольку он был болен, он не узнавал в этих фильмах свои собственные чувства. Он полагал, что они принадлежат другим лицам, не сознавая, что сам является автором сценария. Так как он не узнавал в этих странных фильмах свое собственное творение, они пугали его мощными и драматическими стремлениями либидо и мортидо, как испугали бы любого другого человека, если бы тот мог увидеть все это с такой же отчетливостью. Но никто другой этого видеть не мог, и потому никто другой не мог понять его возбуждения. Если бы дежурный сержант мог видеть мир таким, каким его видел Кэри до прихода в полицейский участок, то, может быть, и он попросил бы о защите.
Итак, на этой стадии болезнь Кэри состояла в том, что, видя свои чувства, он не мог распознать их как свои собственные, а воображал, будто это чувства других людей, направленные на него. Психиатры называют это "проекцией", как и в примере с кинофильмом. Можно было бы назвать это "отражением". Его либидо и мортидо, вместо того чтобы направляться нормальным образом на других людей, проецировались на других, а затем отражались на него самого. Чтобы скрыть тот факт, что он хотел убивать других, он воображал, что другие хотят убить его; чтобы оправдать свою незаконную любовь к женщине, он воображал, будто она любит его. В обоих случаях он избегал таким образом вины, которую испытывал бы в качестве агрессора. Дело дошло до того, что инстинкты Ид должны были как-то выразиться внешним образом, но, не получив сперва "разрешения" своего Суперэго, он не мог выразить их прямо. Он получил такое разрешение в ложном убеждении, будто другие сделали первый шаг. Проецировать свою любовь и ненависть, а затем отвечать взаимностью на эти воображаемые чувства, это и в самом деле интересный способ избежать вины; какую цену, однако, приходится платить за такой окольный способ выражения своей любви и ненависти! Кончилось это тем, что он провел в больнице почти год, пока не сумел с помощью доктора Триса поставить на место инстинкты своего Ид и восстановить власть своего Эго. И дальше, придерживаясь того же курса с необходимой время от времени помощью врача, Кэри смог жить нормальной жизнью.
Как уже было сказано, невроз представляет собой беспокойный, но успешный способ облегчать в замаскированной форме напряжения Ид. Когда же все способы их контролируемого выражения рушатся, Ид одерживает верх над Эго; такое состояние называется психозом. В случае Кэри первым защитным механизмом был общий паралич всех внешних выражений инстинктов Ид, так что им дозволено было получать облегчение лишь в грезах. Мы уже упомянули в первой главе этот тип "подавленной" личности, со слабым барьером между подсознательной и сознательной психикой и внешним действием; мы отметили, что люди такого рода желают, чтобы мир изменился в соответствии с их образами, но ничего не делают для осуществления такой перемены. Из истории Кэри ясно, почему у таких индивидов барьер между грезами и действием описывается как "хрупкий". Когда он ломается, то это происходит не постепенно, а внезапно, и рушится полностью, так что Ид обильно и беспрепятственно изливается наружу.
До тех пор, пока подсознание Кэри прорывалось лишь в его грезах, это никому не причиняло вреда, кроме него самого, поскольку он терял время и энергию в этом бесполезном занятии, не укреплявшем его дух и не делавшем его полезнее для самого себя и для общества. Но когда барьер между фантазией и действием сломался, он стал опасен для себя и для других, и его пришлось держать под присмотром, чтобы он не причинил себе и другим социального или физического вреда. Общество должно было защищать его от бесстыдных желаний его Ид, пока он не стал опять достаточно сильным, чтобы от них защититься.
Как было сказано, болезнь Кэри прошла четыре стадии:
1. Большую часть своей жизни он страдал от "простой" неспособности к человеческим контактам как в виде либидо, так и мортидо. Он не любил и не сражался. Его напряжения были замкнуты в нем самом. Он никогда не мог справиться ни с одной из своих задач. Он никогда не мог полюбить какое-нибудь место в жизни или какого-нибудь человека. Он попросту плыл по течению через разные занятия, мимо разных людей, не выказывая никаких внешних чувств к этим людям. Такое восприятие мира называется "простой шизофренией". Можно сказать, что он вел себя так, будто его либидо и мортидо не хватало ни на что внешнее, а все уходило на его грезы. Казалось, что он страдал от недостатка психической энергии точно так же, как анемичный человек, по-видимому, страдает от недостатка физической энергии. Это впечатление было, однако, ложным, поскольку, как мы знаем, чувства незаметно накапливались в нем. То, что казалось "простой" недостаточностью, было в действительности сложной неспособностью нормально выражать свои чувства.
2. Когда после ряда предшествовавших странных ощущений у него произошел резкий срыв, то либидо и мортидо начали в большом количестве проецироваться на внешний мир. Он увидел свои собственные чувства отраженными от других, и точно так же, как отражение в зеркале может показаться спутанному восприятию происходящим от самого зеркала, так и он воображал, что его любят или ненавидят люди, едва его знавшие или не знавшие вовсе. Он слышал голоса и имел видения, подтверждавшие его спроецированные чувства.
Наряду с этими заблуждениями или ложными верованиями, важную роль в его болезни играла тенденция неправильно приписывать "значение". Он склонен был придавать малейшему беззаботному движению другого человека величайшее личное значение для себя, связывая его со строем собственных чувств. Мясо в магазине выглядело теперь более значительным, чем обычно, настолько значительным, что вызывало у него тошноту. Если кто-нибудь в ресторане зажигал сигарету или облизывал губы, ему казалось, что это делается с целью передать ему важное личное сообщение или пригрозить ему. И все эти новые значения приводили его в замешательство.