Смекни!
smekni.com

Предмет, задачи и терминологический аппарат курса (стр. 15 из 72)

Относительно новыми компонентами теории стали экономики и менеджмент СМИ, журналистское правоведение и этика. Они *Ч

56

могли сформироваться как автономные ветви науки, пока в Рос­сии не было для этого объективных оснований. Лишь в 90-е годы пресса получила возможность вести самостоятельную хозяйствен­но-предпринимательскую деятельность и стало бурно развивать­ся, разрастаться количественно информационное законодательство, появились всевозможные профессионально-творческие объедине­ния, вырабатывающие собственные этические нормы и кодексы чести. Особый раздел теории составляет научное обоснование учеб­но-образовательного процесса — журналистская педагогика, о ко­торой шла речь выше.

С полным правом можно назвать также политологические, куль­турологические, эстетические и иные компоненты, отражающие широкий спектр гуманитарных наук, содержательные и методичес­кие элементы которых как бы адсорбируются теорией журналистики. Свое «эхо» получают в ней и дисциплины технические, обеспечива­ющие прогресс материальной базы коммуникаций. Важно, что все эти «пришельцы» устанавливают взаимопонимание и сотрудниче­ство между собой благодаря интегрирующему влиянию общей тео­рии журналистики. Именно она вырабатывает системообразующий фундамент — в виде концепций, принципов, понятий.

Модели журналистики и журналистской деятельности

Рассмотренные нами концепции никогда не оставались досто­янием одной лишь отвлеченной, не связанной с практикой науки. Каждая из них находила и находит воплощение в реальной журна­листике -- в понимании ее задач, организации системы СМИ, профессиональных установках редакторов и корреспондентов, со­держании и тональности публикаций. На базе теорий складывают­ся модели журналистики как общественного явления и рода дея­тельности. В учебной литературе в этой связи правомерно говорит­ся об исторических типах журналистики12. Но мы используем слово «модель», которое передает очень важный оттенок смысла: рас­сматриваются определенные конструкции прессы, а не только ее классификация на фоне сменяющихся исторических периодов. Кроме того, введение этого понятия позволяет избежать термино­логической путаницы с другой темой — типологией СМИ. В кон-

12 Ворошилов В. В. Журналистика. СПб., 2001; Прохоров Е. П. Введение в теорию *УРналистики. М., 1998.

57

I

струкцию входят две главные составляющие — место и роль жур­налистики в той или иной социальной системе и обусловленная ими практика, то есть методика и техника труда.

Модель журналистики — явление конкретно-историческое. Го­воря это, мы имеем в виду ее зависимость не столько от времени как такового, сколько от общественной среды, под воздействием которой она формируется. Среда же для прессы представляет со­бой сложнейшее переплетение факторов: социально-государствен­ное устройство, преобладающие идеологические течения, куль­турные традиции и особенности нации, уровень зрелости журна­листской профессии и др. Если мы так понимаем происхождение моделей, то исчезает почва для их прямолинейного сопоставле­ния, вплоть до того, что иногда становится неуместной их крити­ческая оценка по меркам другой социальной формации. При са­мом горячем желании невозможно отменить закономерную связь: модель прессы хороша постольку, поскольку она адекватна среде, в которой существует. Конечно, речь идет не о сиюминутной конъ­юнктуре, а о глубинной природе данного общества и перспекти­вах его прогрессивного изменения.

Вернемся к затронутому выше противостоянию капиталиста-1 ческой и советской журналистики. Было бы противоестественноJ если бы они поменялись местами: в условиях рыночной экономив ки не могли выходить политико-идеологизированные газеты, тог« да как при социалистическом строе — в том виде, какой он при­нял в Советском Союзе, — исключался примат экономической выгоды над духовным значением прессы. Между тем в пределах своих социальных систем каждая из этих моделей СМИ была устой-1 чивой и действовала бесперебойно. Иное дело, что потенциал ка­чественного роста советской журналистики был в значительной степени исчерпан, как и у всего «застоявшегося» общества. Во вто­рой половине 80-х годов в стране начались поиски обновления на путях либерализации и пресса получила мощный внешний стимул развития — режим гласности.

История России знает случаи, когда оригинальные, но чужерод­ные для данных обстоятельств модели печати отторгались средой. В середине XIX в. О. И. Сенковский, известный под псевдонимом Барон Брамбеус, выпускал журнал «Библиотека для чтения». На про­тяжении десятилетий он с подвижническим упорством пытался внед­рить тип «легкого» издания, насыщенного более занимательными историями и фактами, чем идеями, и ему удалось завоевать попу* лярность у массовой аудитории. Однако интеллектуальная публика, лидеры общественного мнения считали своими кумирами публицисЯ тов совсем другого склада — тех, кого Н. Г. Чернышевский называл

58

колонновожатыми, духовными вождями. Соответственно, у кри­тиков-современников деятельность Сенковского не получила при­знания. Чернышевский резюмировал его деятельность следующи­ми словами: «Иметь столько дарований — и растратить их совер­шенно понапрасну...»13 Но уже в конце XIX — начале XX в. в России утвердился буржуазный уклад жизни, ведущим типом издания стала газета, а не толстый публицистический журнал. Общепризнанной нормой стала пресса, которую олицетворяли летучий, вездесущий репортер В. Гиляровский, фельетонист В. Дорошевич, называвший печать приятным утренним собеседником, не обременявшая себя моральными принципами газета А. Суворина «Новое время» с ее миллионными тиражами. Время и в самом деле стало новым, оно востребовало иной тип журналистского сознания и практики.

Модели журналистики получили в литературе определенные названия, которых будем придерживаться и мы. Их особенности находятся в тесной связи с теоретическими концепциями печати, которые рассматривались выше.

Феодально-монархическая пресса воплощает в себе главным образом авторитарную концепцию — как «зеркало» породившей ее социально-политической системы. Однако выводы противни­ков авторитаризма о том, что она изначально несет обществу зло, а не благо, были бы скороспелыми. Поскольку человечество в сво­ем политическом развитии не могло избежать стадии абсолютиз­ма, постольку и пресса этой формации была явлением необходи­мым и в значительной мере полезным. Вспомним, что периоди­ческая печать в России возникла благодаря державной воле Петра I. Правильнее будет охарактеризовать этот тип прессы объективно, без критической риторики. Прошлое нашей страны дает класси­чески чистый образец данной модели.

Ей были свойственны подконтрольность редакционно-издатель-ского дела — через лицензирование, цензуру, назначение руково­дителей, поощрение лояльных издателей и публицистов и наказа­ние строптивых. Свобода печати фактически принадлежала правя­щему сословию, а не широким слоям населения. Россия в данном отношении не являлась исключением из общемирового правила. В условиях абсолютизма в Англии, Германии, Испании, Италии и Других европейских странах частной прессе было запрещено ка­саться политических вопросов или, по меньшей мере, трактовать и* по своему усмотрению. Нормативным источником для сужде­ний о политике являлись немногочисленные официальные изда-

13 См. об этом: Щербакова Г. И. Спор о путях русской журналистики начался в СеРединс XIX века и все еще не закончен//Акценты. 1998. № 3-4.

59

ния, которые определяли единый общегосударственный «стандарт» объяснения важных общественных событий и процессов. Пресса рас­сматривалась как орудие государственного строительства и управле­ния делами в стране в духе политики монархической власти. Таи печатное слово служило обеспечению единства и целостности госу­дарства, в том числе с точки зрения взаимодействия столицы и от­даленных окраин. В этом смысле показательно, что в 1830-е годы в российской провинции была создана сеть газет под «типовым» на-^ званием «Губернские ведомости» — официальных правительствен­ных органов, которые много способствовали консолидации нации.

В идеологическом отношении монархическую журналистику от­личает патриотизм широкого спектра тонов — от искренней пре­данности своему народу до так называемого казенного и квасного. Разумеется, любовь к отечеству нераздельно сливается в такой пе­чати с прославлением трона. Феодализму присущ симбиоз светской и религиозной власти, обожествление правящего режима, что нахо­дит отражение в материалах прессы. В печати открыто заявляется на­циональная идея, получившая высочайшее одобрение. В этом кон­тексте нельзя не сослаться на формулу «православие, самодержа­вие, народность», выработанную министром Николая I графом С. С. Уваровым. В круг идеологических установок монархической прессы входит и забота о народном просвещении. Монарх ощуща­ет на себе обязанность способствовать развитию образования, про­цветанию искусства и науки, исправлению нравов своих поддан­ных. При всей неровности политики царизма в этой сфере несом­ненно, что журналы и газеты несли населению страны колоссальные объемы знаний о мире, нередко компенсируя недостатки собствен­но образовательных учреждений. Характерно, что «отцы» и «мате­ри» нации сами брали в руки перо, чтобы напрямую обращаться if «детям». Такова была Екатерина II, регулярно выступавшая с нра-; воучительными сочинениями в журнале «Всякая всячина», так поступали, например, французский король Людовик XII и факти-; ческий правитель страны кардинал Ришелье, которые на протя­жении многих лет поставляли в опекаемую властью «La Gazette» Теофраста Ренодо статьи и документы.