150
«писателей» и читателей. Это лишь следствие и одна из форм лроявления более глубокого и многопланового противоречия, ко-Т0рое сегодня все яснее осознается теоретиками СМИ и у нас, и за рубежом. Речь идет о самоизоляции журналистики от общества. При обострении противоречие переходит в стадию конфликта по классической схеме, включающей в себя различие потребностей, интересов и ценностей. В основе разрыва более чем естественных связей лежат корпоративные (если не частные) потребности журналистов, уводящие их в сторону от интересов и ценностей социума и массовой аудитории.
Так, разгадка алогичного (с точки зрения интересов демократии) освещения предвыборных кампаний кроется в огромной материальной выгоде редакций, которую они извлекают из амбиций кандидатов и партий. Собственно политические цели кампании, общества, да и самих журналистов отодвигаются на задний план. Редакции с готовностью предлагают свои услуги состоятельным клиентам, не смущаясь ролью орудия политических манипуляций и заведомо утрачивая единение с аудиторией.
Когда итоги выборов в Госдуму выявили принципиальное расхождение агитации в СМИ с мнением населения, представители печати справедливо расценили этот эффект как «гол в собственные ворота». В качестве иллюстрации приведем ситуацию, сложившуюся в Петербурге по итогам голосования на выборах в Думу в 1999 г. Симпатии региональных СМИ, в первую очередь телевизионных каналов, почти безоговорочно были отданы блоку «Отечество — Вся Россия» (ОВР). Разгадка такой ориентации не составляет секрета, поскольку одним из первых лиц блока являлся губернатор города, а администрация имела сильное влияние на телевидение. Основным мотивом агитации служил тезис о том, что в законодательный орган должны пройти известные, «штатные» политики, которые зарекомендовали себя в предыдущие годы. Однако не СМИ выиграли выборы в Петербурге. Лидеры расположились в такой последовательности: «Единство» и СПС, представленные скорее новыми лицами, чем ветеранами политических дебатов (более 17% каждый), ОВР, коммунисты (соответственно свыше 15% и более 14%, хотя КПРФ получала едва ли не самое СкРомное место на телеэкране), «Яблоко» в традиционно «яблочном» городе чуть превысило уровень 11%. Недоверие горожан к <(Штатным» политикам подтверждает и небывало высокий процент г°лосования против всех — 4% с лишним, вплоть до срыва выборов в одном из восьми округов. Избиратель предпочел как раз те б-Чоки, которые не навязываются ему в спасители нации с экрана
151
и газетных полос, которые сулят надежду на обновление, а не повторение прошлых ошибок.
В текущей практике печати примат материальной выгоды вьь ступает не столь откровенно для стороннего наблюдателя, но внут* ри редакции он ни для кого не составляет тайны. Бывший специ-алист по политическим проблемам одного из ведущих российских изданий заявил корреспонденту американской «Boston Globe», что «экономическая цензура» чувствуется повсюду в коридорах этой респектабельной газеты. Более того, в прессе звучит резко негативная самооценка журналистов, поднимающаяся до уровня серьезных теоретико-социологических заключений. Так, сравнивая деятельность российских и британских газет в политическом поле, «Комсомольской правда» обнаруживает, что есть проблема более общего порядка — разница между национальными и общественными интересами. Первые — это интересы страны с точки зрения государственных чиновников, вторые — с точки зрения простых людей. Значительная часть журналистов ставит выше так называемые национальные интересы и тем самым отгораживает себя от общества. Такая логика анализа совпадает с известной социологической концепцией Юргена Хабермаса, проводящего различие между миром системы (условными, искусственно конструируемыми нормами и ценностями) и миром жизни (ценностями, естественно рождаемыми человеческим сообществом). В согласии с идеями Хабермаса, устремленность в сферу реально значимых событий и подлинных интересов населения должна составлять доминанту социожурналистики. Так обозначается направление в теории и практике прессы, которое призвано составить альтернативу субъективизму традиционной, «вчерашней» прессы. Его принципиальная основа заключается в установке на развитие зрелого социального мышления журналистов, на отыскание объективного смысла событий и проблем вместо их априорного и предвзятого истолкования и на использование тех методов работы с информацией, которые оправдали себя в практике социальных исследований27.
Камнем преткновения для СМИ на исходе XX в. стала утрата доверия к ним населения. Это характерно не только для российской действительности, но и для других стран. По данным Инст! тута Гэллапа — авторитетной службы изучения общественног мнения, — в 90-е годы прессе доверяли менее 40% жителей с ропейского континента, теле- и радиовещанию — около 50%, PefC'
27 См. об этом: Социология журналистики. Очерки методологии и практИ Под ред. С. Г. Корконосенко. М., 1998.
152
ки/
дама, совсем, как говорится, вышла из доверия. Психологи видят корень вопроса в непродуктивности профессиональных установок, утвердившихся в редакциях: господствующее положение заняло отношение к человеку как к вещи, объекту воздействия, но не как к личности. С точки зрения содержания общения с аудиторией, первый тип отношений представлен информационным давлением, отчуждением, развлечением и отчасти информированием, второй — воспитанием и просвещением, диалогом и партнерством.
Схемы, модели взаимоотношений с аудиторией, которые выражаются в социально-профессиональных установках журналиста и исследователя СМИ, получили среди специалистов название парадигм журналистского творчества28. Они заслуживают подробного рассмотрения.
Долгое время в нашей стране была широко распространена управленческо-технократическая (авторитарная) парадигма, согласно которой аудитория выступает в качестве объекта воспитательного, формирующего воздействия со стороны редакций. Отсюда распространенное в недавние годы акцентирование функций побуждающего, управляющего воздействия. С социологической точки зрения необходимо видеть, что ответственная пресса, наоборот, откликается на требования многообразных социальных субъектов в соответствии с их собственными потребностями и ожиданиями. Объективные условия для этого создает освобождение редакций от централизованной опеки и контроля, исходящих от органов власти. Зависимость прессы от внешних сил не исчезает, но она как бы дробится на множество видов связей и отношений с различными субъектами, не только с политико-государственными институтами.
Сегодня в теории журналистики более прочные позиции занимают иные парадигмы, ориентированные на равноправное положение аудитории и журналистики, на их партнерское взаимодействие. Одна из них получила название коммуникативно-познавательной. Ее идейную основу составляет ориентация на рыночное изобилие информационной продукции и свободный выбор потребителем сообщений, мнений, каналов СМИ. Предполагается, что конкуренция побуждает журналистов к беспристрастности и публикации только Достоверных фактов, с тем чтобы сама аудитория-покупательница вьфабатывала суждение на основе достаточного количества сведе-
28 См. подр.: Дзялошинский И. М. Советская журналистика: три парадигмы твор-Чества//Журналист. Пресса. Аудитория. Вып. 4/Под ред. И. П. Лысаковой, Ю. Н. Со-
ломина. Л., 1991.
153
ний. Таким образом обеспечивается независимость сторон друг От друга — их связывают лишь деловые, денежные отношения.
Третья парадигма получила название гуманитарной. В рамках этой установки налаживается прежде всего духовно-интеллекту, альное сотрудничество прессы и аудитории, основанное на взаимном уважении к позиции другой стороны. Предметом взаимодействия здесь служат реальные интересы общества и человека, опорным методом при создании текстов является убеждение (в отличие от психологического принуждения в случае с авторитарной установкой), основной формой общения — диалог, а целью — развитие сознания аудитории в процессе совместного поиска истины подлинного знания о мире. Автор и читатель суверенны, они сотрудничают на началах равенства, каждый из них изначально прав в своих взглядах, и каждому дозволено заблуждаться, только ошибку надо признавать, когда она становится явной. Данной парадигме особенно органичны непредвзятые дискуссии, рассчитанные на честное стремление к общей цели.
Заметим, что в чистом виде та или иная парадигма существует лишь в абстракции, но не на практике. Более того, «чистота» пошла бы только во вред профессии, которая лишилась бы разнообразия вариантов поведения корреспондентов и аудитории, превратилась бы в набор догм. В зависимости от конкретной ситуации журналисту приходится уделять повышенное внимание либо выражению собственной позиции, либо сбыту своей продукции, либо поиску интеллектуального и эмоционального контакта с публикой. Нельзя и перечеркивать какую-то из установок как в корне неверную. Скажем, публицистике принципиально свойственно духовное лидерство в обществе (хотя бы в смысле постановки вопросов для обсуждения), как и некоторые черты учительства, даже поучительства, впрочем, без менторской назидательности тона. В то же время с распространением «голых» фактов гораздо увереннее, чем журналистский коллектив, справится какой-нибудь центр компьютерной информации, обладающий непосредственным доступом к источникам деловых сведений. Многочисленные исследования показывают, что аудитория ждет от редакций взвешенной оценки событий, в которых она не в состоянии разобраться без помощи экспертов. За объективность нередко выдается следующий прием освещения конфликтов: надо дать высказаться всем участникам спора, а читатель (зритель, слушатель) сам решит, на чьей стороне правда. В результате читательское сознание остается наедине с непримиримыми оппонентами, каждый из которых в одинаковой мере далек от разрешения противоречия. Доверие населения с опорой на такую фор" мальную объективность вряд ли удастся завоевать.