См.: Шоню П. Цивилизации классической Европы
Художественная культура. § 21
Классицизм — законная гордость французской культуры XVII века... Философия Декарта поставила краеугольным камнем мироздания мысль, а его математический метод мышления позволял как бы воссоздать идеальную логическую конструкцию вселенной и человеческой природы. Классические драмы Корнеля дали обществу программу, ставящую выше всего разум и долг, интересы общества и государства. Наконец, Пуссен стал создателем наиболее универсальной доктрины классицизма, связывающей идеалы красоты, истины и добра с разумом, закономерностью, целесообразностью и справедливостью. Это триумф рационализма, безграничной веры в организующие силы разума...
Особенно характерны для барокко живописность и иллюзорность, балансирование на грани реального и воображаемого, стремление к обману глаз, к выходу из изображенного пространства в реальное пространство, где находится зритель, к слиянию видов искусств, образующих торжественное эффектное зрелище... поражающее своим размахом воображение.
Прусс И. Е. Западноевропейское искусство
XVII века. — М., 1974
После долгих лет застоя — последней трети XVII и начала XVIII века — Франция не в состоянии сразу дать своей культуре положительную программу. Она начинает с отрицания. За своеволием и анархичностью рококо кроется дерзость и независимость воображения, идущего наперекор привычным и бесплодным нормам. ...Этот легкомысленный, изысканно-аристократический стиль подготовил почву для мощной демократической эпохи Просвещения.
Искусство XVIII века. — М., 1977
В чем сущность импрессионизма, его художественного метода? Импрессионисты стремились передать в своих произведениях непосредственное впечатление от окружающей среды, прежде всего от современного города с его подвижной, импульсивной, разнообразной жизнью. Это впечатление они стремились воплотить на полотне, создав живописными средствами иллюзию света и воздуха, богатой световоздушной среды. Для этого они разложили свет на основные цвета спектра, стараясь писать чистым цветом, не смешивая его на палитре и используя оптическое восприятие глаза, сливающего на определенном расстоянии отдельные мазки в общий живописный образ. Они стремились быть максимально приближенными к тому, как тот или иной предмет видит человек в натуре, а человек видит всегда его во всем сложном взаимодействии со световоздушной средой. Растворив цвет в свете и воздухе, лишив предметы материальности формы, импрессионисты тем самым разрушили в большой степени материальность мира.
Ильина Т. В. История искусств: западноевропейское
Государство на Западе и Востоке. § 22
Под весьма интересным углом зрения рассматривает проблему образования единых централизованных государств французский историк Пьер Шоню. По его выражению, XVI столетие было веком «великих лоскутных империй». Эталоном в этом смысле являлась Испания времен Филиппа II, а за пределами христианского мира — Османская империя.
Империя Филиппа II в 1598 г. властвовала над 19 млн человек в Европе и косвенно над 30—40 млн во всем мире — от Севильи до Манилы на Филиппинских островах, включая Гоа в Индии, Веракрус, Мехико и Лиму в Центральной и Южной Америке. Между этими владениями испанской короны было много различий (географических, природных, культурных, исторических и т. п.). И только корыстолюбие Испании, куда ежегодно из Америки и других колоний поступало до 300 т серебра, ее военное превосходство над другими народами, а также усердие испанских должностных лиц, справлявшихся с поистине непосильной задачей удержания всех этих владений в покорности, в частности герцога Оливареса, первого министра (1621—1643), подлинного преемника Филиппа II, умершего в 1598 г., препятствовали развалу этой империи.
Столь же разнородное целое, по мнению ученого, представляла собой Османская империя. Она на трех континентах занимала чисто теоретически 4 млн кв. км, неуверенно правя 22 млн подданных.
Другой тип архаичного государства — Польша. Люблинская уния (1569) соединила Королевство Польское и Великое княжество Литовское в «республику» (Речь Посполитую), сохранившую за каждым субъектом особые законы, администрацию и войско, но управляемую общими сеймом и королем. Эта Великая Польша занимала 850—900 тыс. кв. км с населением около 10 млн душ.
«Можно ли считать Польшу полноценным государством?» — вопрошает П. Шоню. По его представлению, юг Украины населяли полуоседлые казаки, которые были скорее союзниками, чем подданными польских королей. Фактически Польша состояла из десятка тысяч крупных феодальных владений. Сейм был парализован благодаря liberum veto (праву вето), делавшему невозможным принятие в сейме важных решений. Территориальный распад, начавшийся еще в середине XVII в., в конечном счете привел к краху государства. Архаичная Польша, подчеркивает историк, раздираемая религиозными распрями, даже в период наибольшего могущества представляла собой всего лишь неустойчивую федерацию крупных феодальных владений. И перед лицом суровой реальности окружавших ее полноценных государств она была обречена исчезнуть в череде разделов 1772, 1793 и 1795 годов.
В XVII столетии рушатся многие из этих лоскутных империй. По словам П. Шоню, «XVII век обеспечивает торжество государств над империями». Ученый имеет в виду конечно же централизованное государство, которое готово пожертвовать территорией, чтобы добиться большей эффективности управления. Такое государство не стремится добавить себе хлопот путем присоединения новых территорий, что добавило бы ему трудностей и могло бы даже подорвать его могущество. Впрочем, централизованное государство не отказывается от империализма и тоже стремится к гегемонии, но иными средствами — не путем завоевания новых территорий, а посредством подчинения своему влиянию других государств или способом «тонкой игры» в уравновешивание одних противников другими. Первый тип гегемонии был характерен для Франции второй половины XVII в., второй — для Великобритании начиная с 1715 г.
Исключение из этого правила в XVII в. составляла лишь Россия, которая еще долго шла по пути расширения своей территории. Но, по мнению историка, «это особый случай», ведь Россия расположена на окраине Европы, на ее подвижной «границе» с Азией.
Ярким примером того, что XVII столетие было губительным для архаичных империй, по мнению французского историка, была Священная Римская империя, если не формально, то фактически распавшаяся в результате Тридцатилетней войны. Вестфальские договоры подвели итог небывалой катастрофы. За 20 лет, с 1625 по 1645 г., население империи сократилось с 20 до 7 млн человек, живших на территории 900 тыс. кв. км. На ее руинах сформировались новые государства — монархия Габсбургов (будущая Австрия), ставшая полюсом притяжения для католической части Германии, и курфюршество Бранденбург (будущая Пруссия), игравшая во многом аналогичную роль в ее протестантской части.
Правители наследственных владений Габсбургов начиная со второй половины XVII в. все меньше значения придавали императорскому титулу, хотя и не спешили от него отказаться. Зато все больше внимания они уделяли укреплению своих наследственных владений. Не борьба с протестантской «ересью» и не завоевание мирового господства становятся главной целью Габсбургов, но отвоевание захваченных ранее турками земель на Балканах.
В свою очередь, Бранденбург стараниями своих курфюрстов, ставших в начале XVIII в. прусскими королями, достигает военного могущества, вполне сравнимого с австрийским. Примерное равенство сил менее чем пятимиллионного государства и в 6 раз более многонаселенной Австрии, достигнутое около 1760 г., достаточно ясно доказывает преимущество среднего государства в классическую эпоху.
Францию П. Шоню считает образцовым государством Нового времени — «она огромна, плотно населена и крепка». Ее население на территории 450—520 тыс. кв. км увеличивалось при значительных колебаниях примерно с 15 млн жителей в 1610 г. до 17 млн в 1640 г., 19 млн в 1680 г., 17 млн к 1715 г., 22 млн к 1750 г. и 24 млн к 1770 г. Франция, по словам историка, сознательно отвергла имперский путь ради внутреннего совершенствования.
В Испании государство Нового времени утверждается в XVIII в.: с министрами, возглавляющими королевские Советы сверху, с интендантами, воплощающими в провинции волю министров, и начавшимся процессом административного подтягивания периферии страны к центру.
Централизацию страны обычно ставят в заслугу династии Бурбонов, воцарившейся в Испании в начале XVIII в. Но этот процесс шел параллельно с распадом старой империи. Испания, которая вышла из войны за наследство в 1713 г., — страна, ограниченная Пиренейским полуостровом и Америкой. Первый король из новой династии Филипп V управлял 16 млн подданных (чуть меньше 6 млн на полуострове и несколько больше 10 млн в Америке), тогда как Карл III, последний король из прежней династии Габсбургов, управлял 29 млн подданных (соответственно 11 и 18). Но зато власть Филиппа V стала гораздо реальнее, чем власть его предшественников. Следовательно, становление государства Нового времени в Испании проходит в результате разрушения империи.
Однако некоторые государства Европы в XVII в. не просто составляли исключение из общего правила становления более компактных, лучше управляемых государств, но даже двигались в противоположном направлении. По этому пути шла Швеция, которая в течение целого столетия растрачивала свои силы ради создания империи на берегах Балтийского моря.
По мнению П. Шоню, попытка встать в противоток дорого обошлась Швеции. В конце XVI в. Швеция была наиболее совершенным из северных государств: 1 млн подданных, послушное дворянство — вот, помимо таланта короля, секрет успехов Густава-Адольфа. Но достижения оказались призрачными — шведам пришлось нести ответственность за всю «балтийскую империю», включая Карелию, Ингрию, Эстонию, Ливонию, Западную Померанию и Бремен. Эта империя не только обеспечивала шведам контроль над хлебной торговлей, но и ставила заслон на пути выхода к морю растущим державам — Бранденбургу-Пруссии и России.
Победа была оплачена внутренним ослаблением государства. Выигрывала знать, расширявшая свою собственность, но тем самым подтачивалась основа свободного крестьянского хозяйства. Его продавали, отчуждали, разрушали. Королевский домен сокращался. В середине XVII в. корона и свободные крестьяне не сохранили и 30% земель, все остальное принадлежало знати. Столетием ранее соотношение между землей крестьян, короны и знати было примерно равно 50, 28 и 32% соответственно.
В XVIII в. в Швеции, которую поражение в войне с Россией спасло от перспективы превращения в бессильную империю, население удвоилось и завершилось формирование централизованного государства, отсроченное на столетие имперской авантюрой.