О роли объединений в общественной жизни американцев
Американцы самых различных возрастов, положений и склонностей беспрестанно объединяются в разные союзы. Это не только объединения коммерческого или производственного характера, в которых они все без исключения участвуют, но и тысяча других разновидностей: религиозно-нравственные общества, объединения серьезные и пустяковые, общедоступные и замкнутые, многолюдные и насчитывающие всего несколько человек. Американцы объединяются в комитеты для того, чтобы организовывать празднества, основывать школы, строить гостиницы, столовые, церковные здания, распространять книги, посылать миссионеров на другой край света. Таким образом они возводят больницы, тюрьмы, школы. Идет ли, наконец, речь о том, чтобы проливать свет на истину, или о том, чтобы воспитывать чувства, опираясь на великие примеры, они объединяются в ассоциации. И всегда там, где во Франции во главе всякого нового начинания вы видите представителя правительства, а в Англии — представителя знати, будьте уверены, что в Соединенных Штатах вы увидите какой-нибудь комитет.
В Америке мне встречались такие ассоциации, о возможности существования которых, признаюсь, я не имел ни малейшего представления, и я часто восхищался той бесконечной изобретательностью, с которой жители Соединенных Штатов умеют внушать общую цель большому числу людей, добиваясь от них поддержки и готовности добровольно идти к ней.
Впоследствии я путешествовал по Англии, у которой американцы заимствовали кое-какие из своих законов и многие из обычаев, и мне показалось, что англичане далеко не постоянно и не столь искусно пользуются правом создания ассоциаций.
Часто бывает так, что англичане, рассчитывая только на свои собственные силы, добиваются очень значительных результатов, тогда как для американцев нет предприятия столь ничтожного, чтобы они не могли вокруг него объединиться. Очевидно, что первые рассматривают ассоциацию как могучее средство коллективного действия, в то время как вторые относятся к ней как к единственно возможному образу действия вообще.
Таким образом, самой демократической страной в мире является та из стран, где в наши дни люди достигли наивысшего совершенства в искусстве сообща добиваться цели, отвечающей их общим желаниям, и чаще других применять этот новый метод коллективного действия.
А. де Токвиль. Демократия в Америке. — М., 1992
Встреча миров: Запад и Восток в Новое время. § 26
Цели колониальной политики Великобритании
Цели колониальной политики Великобритании на разных этапах истории подверг анализу отечественный историк Н. А. Ерофеев. Основной вывод, к которому он пришел в итоге своего исследования, гласит: «Колониальная прибыль играла важную роль в развитии английского капитализма на всех его этапах». Колонии служили британским интересам и как источники личного обогащения колонизаторов, и как ускоритель экономического развития страны.
Задачу личного обогащения колонизаторы решали тем легче, чем большей властью они располагали над зависимыми от них народами. Не зная над собой контроля, они взимали в колониях произвольные налоги и поборы, вымогали взятки и подношения. В Индии колонизаторы ввели высокий налог на соль — продукт массового потребления, дорожные повинности, налоги на воду и т. п. Они не стеснялись наживаться на религиозных чувствах индийского народа, взимая поборы с верующих и паломников в период религиозных праздников. Только один из буддийских праздников в Индии принес за полтора десятилетия чистый доход в 99 тыс. ф. ст.
После пребывания в колонии британские подданные, как правило, возвращались на родину богачами. Слово «набоб» (так называли людей, вернувшихся из Индии) отождествлялось с богатством. Историк приводит мнение автора одной из публикаций, который писал, что, как всем известно, Индия уже доставила и продолжает доставлять Англии большие богатства «как в результате торговли, так и в результате ограбления несчастных туземцев. Отрицать этот факт бессмысленно, как отрицать, например, существование Лондона. Мне лично известны 20 человек, которые отправились в Индию, не имея ничего, а вернулись, имея от 50 до 200 тыс. ф. ст.». А один британский журналист заявлял: «Из Индии, этого самого великолепного придатка, полученного в результате завоевания, мы можем почти неограниченно черпать и богатство, и силу».
Признавая, что Индия является источником огромных доходов, современники расходились лишь в оценке размеров индийской дани. Так, известный статистик Д. Портер в середине XIX в. полагал, что Индия дает в год около 3 млн ф. ст. Возражая ему, другой современный статистик и экономист У. Спакман утверждал, что одни только налоги приносят в Индии в год до 18 млн ф. ст., однако лишь часть этой суммы доходит до казначейства, а остальная, большая часть оседает в карманах отдельных лиц.
Вместе с тем постоянно возрастало значение колоний и для развития британской экономики в целом.
Вплоть до конца XVIII в. богатство страны отождествлялось с деньгами в форме драгоценных металлов, и правительство проводило политику протекционизма: оно ограничивало и даже воспрещало ввоз иностранных товаров и продуктов, без которых страна могла обойтись, и всемерно поощряло свой собственный вывоз. Для Великобритании проблема внешнеторгового баланса имела особое значение, поскольку страна сильно зависела от импорта всякого рода продуктов, в особенности сырья для ее растущей промышленности. Единственным видом сырья, которым она располагала у себя дома, была овечья шерсть, все остальное она ввозила: лес, красители для текстильного производства, даже металл (хотя в стране было много железной руды, но для ее плавки до середины XVIII в. применялся древесный уголь, а Англия была бедна лесом).
Составной частью протекционистской системы было поощрение судоходства: так называемые Навигационные акты предоставляли британским судам монополию на перевозку товаров и продуктов: на ввоз в Англию из колоний и других стран, на вывоз в колонии и другие страны, наконец, на торговлю между отдельными колониями. Навигационные акты способствовали созданию сильного морского флота, а это вело к установлению английского преобладания на море.
Обладание колониями значительно упрощало проблему торгового баланса: поставляя в Англию продовольствие и различные продукты, колонии избавляли страну от необходимости тратить деньги на закупку необходимых товаров в других странах. Кроме того, перепродажа некоторых продуктов, например восточных пряностей, сахара, приносила большую прибыль.
Но к концу XVIII в. в торговой политике Великобритании наметились перемены. Значение обычных колониальных товаров — перца, пряностей и пр.— падало, они отходили на второй план, в английской торговле возрастала доля продовольствия и сырья. Английское правительство использовало таможенную систему для поощрения производства в колониях тех видов сырья и продовольствия, в которых особенно нуждалась английская экономика. Так, установив высокую пошлину на ввоз балтийского леса и почти освободив от пошлин канадский лес, английское правительство добилось значительного увеличения ввоза лесных материалов из Канады.
Поощрение судоходства колоний с помощью Навигационных актов способствовало росту судостроения в колониях, в особенности в Британской Северной Америке, богатой лесом. В 1815 г. здесь было построено 150 судов, общим водоизмещением в 9363 т, а спустя 10 лет, в 1825 г., — 422 судна, общим водоизмещением в 61 197 т. Льготы на ввоз хлеба из колоний приводили к аналогичным результатам: ввоз хлеба из Британской Северной Америки на протяжении 20-х гг. составлял в среднем 488 тыс. бушелей в год (бушель — около 36 л); в 1830 г. он достиг 948 тыс., а в 1840 г. — 1739 тыс. бушелей. На протяжении 40-х гг. среднегодовой вывоз хлеба из Британской Северной Америки составлял 2767 тыс. бушелей.
Высокие таможенные пошлины на иностранную шерсть способствовали увеличению ее импорта из колоний. Особенно успешно развивалось овцеводство в австралийских колониях. Породистые овцы — мериносы — были отправлены туда лишь в 1797 г., в 1810 г. поголовье овец в колонии Новый Южный Уэльс составляло 34,5 тыс. голов; в 1828 г. оно перевалило за 500 тыс.
Первые образцы австралийской шерсти получили в 1804 г. высокую оценку специалистов. В 1807 г. в Англию была ввезена первая партия австралийской шерсти на 245 ф. ст. В последующие годы ввоз австралийской шерсти в Англию стремительно возрастал: в 1814 г. ее ввезли на 32 тыс. ф. ст., в 1820 г. — на 99 тыс., в 1830 г. — на 1967 тыс. ф. ст. Австралийская шерсть вытесняла испанскую и саксонскую шерсть с английского рынка: за 1820—1850 гг. ввоз в Англию шерсти из Испании сократился с 74,4 тыс. до 30 тыс. тюков, а из Саксонии — с 10,5 тыс. до 9,4 тыс. тюков.
Увеличивались и объемы британского экспорта в колонии. По мере развития промышленности колонии приобретали все большее значение как рынки сбыта товаров. По некоторым подсчетам, уже в 1774 г. примерно треть всего товарного вывоза Англии направлялась в колонии. Англичане вывозили в свои заморские владения такие товары, как шерстяные и хлопчатобумажные ткани, изделия из железа, меди и пр.
Особенно быстро стали возрастать масштабы британского товарного экспорта в XIX в. В результате промышленного переворота одна отрасль за другой переходила к массовому производству, и проблема сбыта становилась все более острой. Всемерное использование существующих рынков и открытие новых становились жизненной проблемой британской торговой политики.
Между тем как раз в это время некоторые страны Европы и США, прежде охотно принимавшие английские товары, начали ограничивать иностранный ввоз. Эта тенденция диктовалась стремлением сохранить и развить отечественную промышленность. Поскольку наиболее опасным противником для нее были дешевые британские товары, острие таможенной защиты направлялось в первую очередь против них.
Естественно, в этих условиях колонии представляли собой особенный интерес как гарантированные рынки сбыта. По приблизительным оценкам, в первой половине XIX в. за пределы Британской империи направлялось не более 25—30% всего английского экспорта. По некоторым видам товаров доля колоний была еще выше. В своем исследовании Н. А. Ерофеев приводит такую таблицу: