Образ смерти как сна пережил столетия: мы находим его в литургии, в надгробной скульптуре, в завещаниях. Ведь и сегодня после чьей-либо смерти люди молятся «за упокой его души». Образ покоя воплощает в себе самое древнее, самое народное и самое неизменное представление о мире мертвых.
Филипп Арьес (1914–1984). Человек перед лицом смерти. – М.: Прогресс, 1992. – с. 38–39, 42–43, 53–55.
Вопросы для самоконтроля
1. Что является предметом психоистории?
2. Каковы основные направления исторической психологии?
3. Какое значение для познания прошлого имеет концепция психоанализа З.Фрейда?
4. Какую роль в познании прошлого играет учение К.Г.Юнга об архетипах?
5. Используя материалы «консультации» и хрестоматии (отрывки из книги Д. Ранкур-Лаферриер о Сталине) попытайтесь сформулировать цели и методологические приемы психобиографического исследования.
6. Сравни оценки Сталина и его политической роли, предложенные в книге «История Коммунистической партии Советского Союза в шести томах» (Раздел II настоящего практикума) и в книге Д. Ранкур-Лаферриер о Сталине (Раздел V настоящего практикума). Попытайся сформулировать различия методологических подходов авторов в оценке личности Сталина и его исторического поведения.
7. Каковы методологические основания «Бесед о русской культуре» Ю. М. Лотмана?
8. Какую роль играет предпринятая Ф. Арьесом реконструкция отношения людей к смерти в познании истории традиционных обществ?
9. .Является ли, по вашему мнению, полезным использование психологии в исторических исследованиях? Поясните свой вывод на примерах.
Раздел VI
Панорама новых
историографических направлений
Консультация
1. «Итальянская» микроистория
Сам термин «микроистория» использовался еще в 1950 – 60-х годах, но имел уничижительный или иронический подтекст: это история, занимающаяся пустяками. В конце 60-х гг. этот термин употребил мексиканский исследователь Л.Гонсалес-и-Гонсалес уже в серьезном смысле, как подзаголовок книги о своей родной деревне. Но только в конце 70-х годов группа итальянских историков сделала термин microstoria знаменем нового научного направления, и под этим названием оно стало известно во всем мире.
Трибуной итальянской микроистории стал журнал Quaderni storici, в нем печатались программные статьи лидеров этого направления: Карло Гинзбурга, Эдоардо Гренди и Джованни Леви. С 1981 г. туринское издательство «Эйнауди» приступило к изданию книг по микроистории (к середине 90-х годов вышло более двадцати томов). К числу наиболее известных работ, выполненных в этом ключе, относятся книги: «Галилей-еретик» Пьетро Редонди (1983), «Нематериальное наследство» Джованни Леви (1985), «Рабочий мир и рабочий миф» Маурицио Грибауди (1987), «Мастера и привилегии» Симоны Черутти (1992) и др.
Микроистория возникла как реакция на традиционную в Италии «риторическую» историю, историю-синтез; как противовес упрощенным представлениям об автоматизме общественных процессов и тенденций. Как признает Э.Гренди, сильное влияние на формирование этого направления оказала социальная антропология. Тот же автор отмечает внутреннюю неоднородность микроистории, и это понятно, поскольку теоретические манифесты стали появляться лишь через десять и более лет после возникновения этого движения, а определяющим моментом всегда была конкретная исследовательская практика.
Говоря о микроистории, всегда обращенной к уникальным чертам исторической действительности, трудно выделить ее общие теоретические принципы. Отличительной ее чертой является экспериментальность в методах исследования и в формах представления его результатов. Но самой заметной частью эксперимента, давшей название и всему направлению, является изменение масштаба изучения: исследователи прибегают к микроанализу, чтобы, словно под увеличительным стеклом, разглядеть существенные особенности изучаемого явления, которые обычно ускользают от внимания историков.
Дж. Леви подчеркивает, что изучение проблемы на микроуровне отнюдь не демонстрирует масштаб изучаемой проблемы. Напротив, микроанализ позволяет увидеть преломление общих процессов «в определенной точке реальной жизни». Таким образом, изучение небольших объектов – жизни отдельного человека, семьи, локального сообщества – позволяет уловить неповторимо своеобразные черты исторической эпохи, выявить пределы социальной «нормы» и «исключения», показать значение индивидуальных событий, которым суждено было стать «рубежными» на грани двух эпох.
В 1990-е годы микроистория вышла за пределы Италии; сейчас у этого направления есть активные сторонники во многих странах, включая Россию.
2. История повседневности в Германии
Особое направление исследований, альтернативное итальянской микроистории, но также привязанное к изучению микрообъектов, получило название «истории повседневности» и сформировалось в Германии конца 1980-х годов.
C начала 1980-х годов Западную Германию, возможно, впервые после второй мировой войны, охватил настоящий «исторический бум», связанный, в первую очередь, с настоятельной потребностью разобраться с тем, что же случилось со страной в ХХ веке. Возник массовый интерес к изучению прошлого своего города или поселка, к истории своей семьи. В некотором смысле, энтузиасты бросили вызов профессионалам – историкам. Большое распространение получили «исторические мастерские», открытые к участию всех желающих; широко практиковалась «устная история», основанная на записях воспоминаний пожилых людей о своей жизни.
Этот интерес к опыту и переживаниям «маленького человека», получивший название «истории повседневности» (Alltagsgeschichte), или «истории снизу» (Geschichte von unten), стал частью более широкого процесса демократизации общественной жизни и неслучайно совпал с зарождением движения «зеленых» и феминистского движения в Германии. Представители академической науки выступили поначалу с критикой «истории повседневности» как малооригинальной дилетантской попытки подорвать основные принципы исторической профессии. Но на фоне усилий энтузиастов-любителей по созданию «истории повседневности» профессиональные ученые создали наконец под тем же названием свою концепцию этого направления. Среди внутринаучных импульсов, способствовавших созданию истории повседневности, можно назвать влияние трудов английского историка Э.Томпсона, интерес к работам этнологов и социологов и т.д.
Наибольший вклад в разработку научной «истории повседневности» внес сотрудник Института истории имени Макса Планка в Геттингене Альф Людтке. Предметом его основного внимания стала история германских рабочих в XIX–XX вв., а главным вопросом – проблема принятия и/или сопротивления пролетариев, навязываемым им «правил игры», фабричных порядков, идей национал-социализма и т.д. Ключевым в его концепции является труднопереводимое понятие Eigensinn («своеволие», «самоуважение»): как показывает А.Людтке, зависимость рабочих от заводского начальства не была абсолютной; они находили ниши в фабричной дисциплине для самоутверждения, используя для этого несанкционированные перерывы в работе, «валяние дурака» и т.д.
К концу 80-х годов «история повседневности» стала общепризнанным научным направлением, получила широкую известность за пределами ФРГ. И все же ее основным экспериментальным полем остаются жизнь и быт людей в истории ХХ века, которую «историки повседневности» стремятся избавить от искажающих историческую действительность идеологических интерпретаций. Большой вклад историки этого направления внесли в изучение феномена нацизма, рассматривая его изнутри, с точки зрения тех «рядовых людей», которые вольно или невольно содействовали утверждению фашистской диктатуры в Германии.
Хрестоматия
РЕПИНА Л.П. «ПЕРСОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ»:
БИОГРАФИЯ КАК СРЕДСТВО ИСТОРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
Ставшие заметными в конце 80-х годов увлечение историков биографиями и обновление проблематики и методологии биографических исследований получили теоретическое обоснование в известной программной статье историка Джовани Леви. В ней он, в частности, предложил и свою типологию исторических биографий. Один из вариантов был обозначен им как «модальная биография», которая выполняет служебную роль и в которой задача исследователя сводится к иллюстрации типичных форм поведения, присущих наиболее многочисленным социальным группам. речь в данном случае, естественно, идет не о собственно биографии, не об изучении жизненного пути индивида, а лишь об использовании биографических данных в статистических целях.
Повышенное внимание к контексту характеризует второй подход, при котором своеобразие судьбы героя объясняется атмосферой его эпохи, среды, ближайшего окружения. Представителям этого направления, которое можно было бы назвать контекстуальным, по мнению Дж. Леви, большей частью удается, используя общий культурно-исторический контекст для реконструкции по имеющимся параллелям утраченных фрагментов биографии своего героя, не растворить в нем индивидуальные черты, «сохранить равновесие между специфичностью частной судьбы и совокупностью общественных условий». В основном все же этот метод применяется в историко-антропологических исследованиях, в которых воссоздание так называемых биографий простых людей занимает некоторое промежуточное положение между целью и средством.