В основе третьего подхода, который описывает атипичные и, как правило, экстремальные случаи, – именно исследование самого контекста, проявление границ его возможностей. … Несомненным преимуществом исследования таких казусов («пограничных случаев») мне представляется способность продемонстрировать гетерогенность (разнородность – прим. сост.) данной социальной и культурной среды, обнажая ее ранее скрытые фрагменты, а значит делая наше представление о ней более полным и менее зависимым от деформаций все усредняющей статистики, для которой главное – частота случаев, а вовсе не их разнообразие.
Не исчерпывая, разумеется, всех направлений биографического жанра, Дж. Леви упоминает в этом ряду четвертый, «герменевтический» подход, в котором подчеркивается роль диалога, коммуникации между индивидами и культурами, и завершает на этом перечень «подлинно крупных направлений», «представляющих собой новые пути, которыми идут те, кто пытается сделать биографию инструментом исторического познания». Традиционные виды исторических биографий, впрочем вполне оправданно, выводятся за рамки обсуждения.
Согласно Дж. Леви, «между биографией и контекстом существует постоянная обратная связь, а всякое изменение является результатом множества их взаимодействий». …выведенная Дж. Леви из этого основополагающего и достаточно широко разделяемого методологического принципа задача биографического исследования – специфическим (прежде всего относительно социальной истории) способом «описать нормы и их реальное функционирование», определяя «границы свободы и принуждения, внутри которых складываются и действуют формы социальной солидарности», – оказывается существенно суженной как раз за счет изучения индивидуально-психологических аспектов. Подобно «усекновение головы» биографического жанра, представляется мне неоправданным, так же как и сомнительный тезис о том, что исследовательский поиск, подчиняясь этому императиву, должен быть направлен на косвенные источники, содержание которых в наименьшей степени носит следы контроля со стороны культурной среды».
Репина Л.П. «Персональная история»: биография как средство исторического познания. // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1999. – С. 78–80.
МАРАСИНОВА Е.Н. «ДУШЕВНО ОТСТАЛ Я ОТ ВСЯКИХ ВЕЛИКОСВЕТСКИХ ЗАМЫСЛОВ» (ОПЫТ ИССЛЕДОВАНИЯ СОЗНАНИЯ РОССИЙСКОЙ ДВОРЯНСКОЙ ЭЛИТЫ ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XVIII – НАЧАЛА XIX ВЕКА)
Две фразы, встреченные мной в частной переписке последней трети XVIII в., охарактеризовать важнейшие эпицентры социальной жизни русского дворянства, которые притягивали устремления его представителей: «желал бы… заслужить в свети имени сходнаго с моим усердием и чрезмерным желанием служить Отечеству и всемилостивейшей Государыне нашей… дабы… государство бы чувствовало власть самодержавства» и «…буду жив… ни о чем ином помышлять не буду, как весть тихую и беспечную жизнь; удалюсь от большаго света, который довольно знаю. Конечно не в нем совершенное благополучие почитать надобно; но собственно в себе».
Эти исполненные неподдельной искренности и экспрессии признания определяют два полюса социального пространства русского дворянина – государственную службу, свет, самодержавную власть и партикулярную сферу, частные интересы личности. Напряжение, возникающее между этими двумя полюсами, и составляло нерв духовного развития господствующего сословия.
Картина общественного сознания особенно сложна в переходную эпоху… Именно таким периодом для развития сознания элиты российского дворянства была последняя треть XVIII – начала XIX века.
…Реконструкция сложнейших процессов, протекавших в сознании элиты российского дворянства рассматриваемого периода, была предпринята на основе 2 тыс. писем 50-ти авторов. Данный эпистолярный материал исследовался с помощью специально разработанных методик контент-анализа, позволивших более или менее полно учесть взаимосвязь между мотивами и ожиданиями автора, обстоятельствами его жизни во время переписки, отношениями с адресатом, функциями данного письма, и тем самым попытаться через текст источника уловить преломившуюся в нем нетекстовую реальность.
Легкораскрываемое по материалам писем содержание господствующих ценностей свидетельствовало о высокой степени их зависимости от воздействовавшей на сознание дворянина официальной идеологии. Общепринятая норма укладывалась в монолитную чиновную формулу «ревностной преданной службы Государыне и Отечеству, за которую полагается всемилостивейшая награда».
Общепринятый стереотип ни в коем случае не был персонифицирован и не исчерпывал сложную мотивационную систему личности. Ориентация на господствовавшую норму присутствовала лишь как составляющая часть многочисленных и противоречивых потребностей. Вливаясь в равнодействующую устремлений человека, которая и реализовывалась в поступке. Далеко не все действия, реакции и оценки авторов писем укладывались в общепринятый шаблон.
За нетипичными поступками и реакциями, как правило, стоят либо уже угасающие тенденции развития общественного сознания, либо нарождающиеся – и те, которые разовьются в новые стереотипы, и те, которым суждено будет остаться нереализованной возможности.
Новая ценностная система проявлялась как в традиционной сфере деятельности служилого сословия, так и на социальной периферии…
В области государственной службы сбой стереотипа был зафиксирован по эпистолярным источниками, в частности, в следующих фактах:
резкая, порой озлобленная критика блестяще отработанной и не вызывающей у большинства никакой рефлексии системы прошений, протекций, «выхаживания чина», «идолопоклонства в передней»;
появление морально-этических определений у понятий, казалось бы, не имеющих качества и тем более нравственных градаций (заслуженная награда, сторонняя награда, выпрошенная награда, награда, полученная без искательств, и т.п.);
нарастающее равнодушие к собственной карьере и служебным успехам потенциальных конкурентов;
разрушение тождества между службой государыне, службой Отечеству, придворной службой;
утрата осознания принадлежности к чиновной элите, формирование иной, отчасти мистифицированной, референтной группы «умных, прямо почтения достойных, благородных людей».
Марасинова Е.Н. «Душевно отстал я от всяких великосветских замыслов» (Опыт исследования сознания российской дворянской элиты последней трети XVIII – начала XIX века). //Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М., 2000. – с. 209–213.
ЛЮДТКЕ АЛЬФ. ИСТОРИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ В
ГЕРМАНИИ ПОСЛЕ 1989 ГОДА
Проект «Истории повседневности» всегда имел два плана. Он был ориентирован на цели и задачи исторической науки в той же мере, как и на критику ее традиционных концептов, теорий и методов.
Начнем с первого. Здесь подразумеваются две вещи. С одной стороны, не следует сбрасывать со счетов дилетанские фикции, те рассказы о собственной истории с их интерпретации, а также умышленным сокрытием фактов, что имеют хождение вне рамок …профессиональной истории. С другой стороны, к данной теме относится и проблема формулировки целей и задач истории как научной дисциплины, как возникает и изменяется спектр допустимых вопросов и перспектив. В отношении первого пункта вопрос состоит в том, чтобы понять и построить «историю снизу», в частности, проверяя «солидную историографию», но прислушиваясь и к иным голосам, повествующим о своей (или же чужой) истории. В прежней ФРГ это практиковалось, в частности, применительно к истории немецкого фашизма и национал-социализма. Биографические интервью – так называемые голоса дилетантов – существенно помогли раскрыть различные формы причастности к совершению нацистских преступлений… В этой перспективе общественный, т.е. укорененный в повседневной практике, «базис» диктаторского режима и его ничем не ограниченной захватнической и истребительской деятельности, направленной на уничтожение людей, были показаны совершенно иначе.
Теперь о критике прежних концептов. В центре ее – проблема форм и способов «усвоения». Под «усвоением» здесь подразумеваются взаимоотношения между отдельными людьми и группами. А также воспринимаемые ими стимулы и принуждения… Мы изменяем взгляд на условия действий людей в обществе. … «Усвоение» …подразумевает практику самовыявления в уже наличествующем; при этом процесс «усвоения» находится в состоянии постоянного изменения. Вырисовывающийся взгляд на действующих лиц истории более не нацелен на те мнимо автономные личности, которые рассматривались… как последний оплот существования мира и истории.
… В своей концепции индивида сторонники «Истории повседневности» используют понятие актер. В актерах они видят не «выразителей» неких анонимных сил, не их «агентов» (которые лишь реализуют находящиеся за ними силы). Актеры совершают поступки, они действуют исходя не только из свободной воли, но и ни как простые марионетки. Они зависимы, но действуют таким способом, который позволяет им определить свои шансы, и они пользуются этими шансами».
Людтке Альф. «История повседневности в Германии после 1989 года». // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1999. – С. 119–125.
Вопросы для самоконтроля
1. В чем специфика микроисторических исследований?
2. Чем, на ваш взгляд, различаются итальянская микроистория и «история повседневности»?
3. Какие подходы к жанру исторической биографии выделяет Л.П. Репина?
4. Попытайтесь объяснить, за что критикует Л.П. Репина биографический подход Джовани Леви?
5. Какие выводы о самосознании русского дворянства делает Е.Н.Марасинова на основании анализа переписки?
6. Почему, на ваш взгляд, современные немецкие историки, например, Альф Людтке, стремятся утвердить в исследовании тему «маленького человека»?
Методологическое введение к курсу
«Отечественная история»
Хрестоматия-практикум
Составители
Надежда Ивановна Гузарова
Владимир Николаевич Гузаров
Наталья Валерьевна Трубникова
Подписано к печати 18.04.2004
Формат 60х84/16. Бумага офсетная
Печать RISO. Усл. печ. л. 6,1. Уч.-изд. л. 5,53.
Тираж 500 экз. Заказ .Цена свободная.
Издательство ТПУ. 634050, Томск, пр. Ленина, 30.
[1][7] "Annales". Economies, Sociétes, Civilisations, 1953, p. 514.
[2][8] Блок М. Апология истории. с. 11.
[3][13] Там же, с. 13.
[4] Февр Л. Бои за историю, с. 14–15, 30–31, 68–70.