«Если геополитика в прежние времена, — пишет В. П. Казначеев, — касалась политических границ, политических отношений государств и их объединений друг с другом, с различного рода экономическими, военными, социальными или религиозными структурами, то сегодня политические границы как линии разделяющие государства, потеряли свою прежнюю значимость» [13]. С этим утверждением можно согласиться, но с весьма существенным уточнением: потеряли существенное значение границы и суверенитет стран, побежденных в холодной войне. Победители же очень жестко регулируют общение с другими странами в выгодных для себя рамках и решительно, вплоть до массированного применения военной силы, пресекают малейшие попытки нарушения своих геополитических интересов, не говоря уже о нарушениях своих национальных границ на земле, на воде или в воздухе.
Полагать, что геополитика становится каким-то всеобщим объединением, «концептратором» многих научных и практических задач, которые могут быть сведены, как надеется В. П. Казначеев, к задаче выживания всего человечества, пока нет никаких оснований: Скорее, современная геополитика — это небывало масштабная и острая борьба государств за жизненное пространство и стремительно сокращающиеся ресурсы земного шара, за околоземное пространство. Возглавляемый США модиалистский блок (то есть тот самый «золотой миллиард») стремится полностью подчинить себе «нужную» (меньшую) часть человечества, а основную его часть устранить по возможности «мягкими», «гуманными», методами (вроде кабальных займов, организации финансово-экономических кризисов, распространения алкоголя, табака и других наркотиков, платной дорогостоящей медицины, и т. п.), а если потребуется, — жестокими и решительными мерами, связанными с прямым вооруженным насилием.
Истинный смысл геополитических интересов этого блока, именуемого «странами Третьей волны», Олвин и Хейди Тоффлеры с предельной откровенностью выразили в вышедшей в США книге: «Невозможно остановить загрязнение окружающей среды, болезни и иммиграцию в страны Третьей волны».
Богатые страны, пишут они, не смогут выжить, если бедные страны будут вести экологическую войну. Под «экологической войной» в данном случае понимается активная защита странами «третьего мира» суверенных прав распоряжаться природными богатствами на своей территории и отказ подчиняться диктату при решении глобальных экологических проблем. Поэтому, считают Тоффлеры, «напряженность между цивилизацией Третьей волны и двумя более ранними цивилизациями (имеются в виду развивающиеся страны, находящиеся на доиндустриальной ступени и еще не вступившие в постиндустриальную фазу. — В. Т., Г. К.) будет нарастать, и новая цивилизация может с успехом бороться за глобальную гегемонию, как это делали в XVII—XIX вв. модернизаторы Второй волны, то есть индустриально развитых стран, по отношению к представителям Первой волны (под ними Тоффлеры понимают аборигенов африканского, американского, австралийского континентов, индусов и т. п. — В. Т., Г. К.) несколько веков назад» [14, 28].
Тем не менее постановка В. П. Казначеевым вопроса о геополитике как науке, бесспорно, заслуживает внимания и поддержки. При условии, что эта новая дисциплина, во-первых, будет инструментом анализа реальных борющихся сил за господство на нашей планете, во-вторых, поможет осознанию истинных национальных интересов России в этой борьбе и поиску эффективных способов их защиты.
В. П. Казначеи и его коллеги правильно подчеркивают необходимость разработки стратегии национальной безопасности и отмечают фактическое отсутствие таковой. «Осознание Россией своей новой роли в изменяющемся мире, — пишут они, — требует определения ее долгосрочных стратегических интересов, выбора ближайших и отдаленных приоритетов, формирования систем «обратной связи», регистрирующих вектор движения страны и меру расхождения с намеченной траекторией» [12]. Содержанием такой стратегии по отношению к другим государствам должна быть именно определенная российская геополитика, которая, конечно, не может сводиться к концепции стабильного развития, на что вполне обоснованно указывают авторы. Вместе с тем геополитика, направленная на защиту действительных интересов нашего народа, обязана строиться с учетом этой концепции.
Выполнение программы ООН «Повестка на XXI век», предусматривающей переход мирового сообщества на путь устойчивого развития, по мнению В. П. Казначеева, «неминуемо приведет к расколу человечества, к идее выживания «золотого миллиарда», что является научно необоснованным. Налицо полный возврат к идеям Мальтуса» [11]. В действительности концепция, принятая в 1992 г. в Рио-де-Жанейро, вовсе не ставит целью выживание одного миллиарда людей, а имеет ясно выраженную гуманистическую направленность [15]. Вместе с тем следует подчеркнуть, что опасения и тревоги оппонентов не лишены серьезных оснований. Транснациональные корпорации, извращая суть концепции устойчивого развития, используют ее в качестве идеологического прикрытия планов утверждения своего абсолютного господства над миром, чтобы превратить подавляющее большинство землян в покорное стадо, численность которого (возможно, в размере одного миллиарда или даже менее) будет устанавливаться в зависимости от потребностей финансовой элиты «мировым правительством», и таким путем разрешить экологические проблемы, избавив планету от «перенаселенности» [16].
О величайшей опасности для рода человеческого и даже неизбежности в условиях современного глобального рынка, контролируемого транснациональными корпорациями, реализации именно такого плана, явно не декларируемого, но уже осуществляемого на деле, предупреждал выдающийся глобальный аналитик современности Н. Н. Моисеев [17]. Следовательно, чтобы сорвать подобные замыслы, необходима опирающаяся на высокую духовность и научную методологию твердая и последовательная политика российского государства, направленная на освобождение от финансово-экономических, политических и идеологических пут, которыми Запад повязал нашу еще совсем недавно великую державу. В этом залог и необходимое условие спасения всего человечества от надвигающейся на него «железной пяты».
Призывы заменять геополитику «геокосмической» политикой, направленной на взаимодействие с «живым космосом», или не тратить силы на защиту прав на потребление, чтобы направлять усилия государств на «изменение технологий и выход из экологического кризиса», могут импонировать гуманистическому сознанию. Но по реалистичности они мало отличаются от призывов Ф. Бэкона прекратить все политические и классовые распри, чтобы обратить все силы человечества на покорение природы: тогда, полагал он, богатств хватит на всех и, таким образом, отпадут причины борьбы и вражды между людьми. Надежды этого провозвестника научных и промышленных революций могли бы, возможно, оправдаться, если бы Земля со всеми ее природными богатствами уподобилась модели безгранично расширяющейся Вселенной.
Бесперспективность методологического изоляционизма, связанного с жестким отграничением научно-технических и экономических вопросов от политики, четко осознают многие широко мыслящие ученые и государственные деятели Запада. «Охрана природы в гораздо большей степени, — подчеркивает профессор Ф. Сен-Марк, — политическая проблема, чем техническая. Она зависит прежде всего от соотношения сил» [18].
Устойчивое развитие есть нормативная концепция — вектор социальных целей, пишут Д. Пирс и И. Уордфорд, выраженных определенным набором показателей. Содержание развития, подчеркивают они, зависит от конкретных социальных целей, рекомендуемых правительством, его аналитиками или советниками, а следовательно, концепция должна быть политической. Выбор целей основывается не только на политических решениях, но также на преобладающих ценностях и этических нормах, что требует, по своей сути, арбитража между конфликтующими, целями, такими как экономический рост и сохранение окружающей среды, введение новых технологий и сохранение традиционных культур, или согласования роста с социальной справедливостью [19].
Именно нормативный характер концепций объясняет большой «разнобой» методологических подходов и определений ключевых понятий, зависящий, прежде всего, от целей, выдвигаемых в качестве желаемых для общества, а также от предлагаемых средств реализации. Вместе с тем существует и некоторая существенная общность трактовок, что позволяет достигать определенного консенсуса по поводу базовой концепции устойчивого развития. Однако политические государственные решения сегодня имеют определяющее значение с точки зрения того, останется ли эта концепция благим пожеланием или же получит воплощение в практической жизни.
Думается, академик В. А. Коптюг совершенно обоснованно отказался принять участие в правительственной группе по разработке государственной стратегии устойчивого развития, поскольку, по его убеждению, никакой разумной рациональной стратегии без радикального изменения социально-политического курса страны в России быть просто не может [20]. Он вместе с другими известными академиками — социологом Г. В. Осиповым и экономистом Л. И. Абалкиным — обращался в 1996 г. с письмом к Президенту РАН Ю. С. Осипову, в котором подчеркивалось, что «предпринимавшиеся в последние годы на правительственном уровне попытки привязать терминологию устойчивого развития к проводимой в России социально-экономической и политической практике реформ лишь показали научную несостоятельность, бессмысленность и неэффективность такой политики» [21]. Такую оценку разделяет и Президиум Сибирского отделения РАН [22].
В 1997 г. опубликован очередной доклад членов Римского клуба Э. фон Вайцзеккера, А. и X. Ловинсов «Фактор четыре: удвоение богатства при двукратном сокращении использования ресурсов». Авторы убедительными расчетами доказывают, что если повсеместно применить действительно современные технологии, то величина полезного продукта, получаемого от использования единицы ресурсов, может возрасти в 4 раза, а следовательно, мы можем жить в 2 раза богаче, расходуя лишь половину ресурсов. Они приходят к выводу о том, что для реализации таких возможностей развитые страны должны ежегодно выделять около 1% своего валового национального продукта для помощи остальному миру [23].