О необходимости спасения окружающей среды заговорила католическая церковь. «Современному обществу не найти решения экологических проблем, если оно не обратит внимания на свой образ жизни. Во многих частях света общество подвержено потребительству и стремлению мгновенно удовлетворять свои нужды, оставаясь между тем безразличным к наносимому ущербу. Как я уже заявлял, серьезность экологической проблемы во всей глубине раскрывает нравственный кризис человека», — утверждает папа Иоанн Павел II. Он объявил св. Франциска покровителем природы. В русле христианского богословия сформировалось даже особое направление — экотеология. Среди американских философов растет убеждение о необходимости объединения всех верующих и атеистов, особенно сторонников левых, в том числе марксистских направлений, поддерживающих экологические движения, в «зеленую коалицию», которая будет бороться со всеми антиэкологическими силами, не желающими считаться ни с чем, кроме непосредственной материальной выгоды [4].
Чтобы не отдельные подвижники, но люди в своей массе ориентировались на духовные ценности (причем не в качестве средств обеспечения материальных благ в этом мире и не ради обещанного блаженства в загробном мире) как на самоцели, придающие глубокий смысл и составляющие истинное богатство бытия, они должны быть по возможности освобождены от забот об обеспечении элементарных материальных условий своего существования, включая питание, жилье, образовательные и медицинские услуги, личную безопасность. Только тогда может быть реально обеспечен в мировом сообществе приоритет духовных ценностей над материальными, о чем мечтают издавна мыслители почти всех философских и религиозных направлений. До тех пор постоянно отдавать приоритет духовным ценностям не на словах, а на деле — поступками и всем образом своей жизни — способны лишь немногие одержимые высокими идеями подвижники.
По мере создания необходимых материально-технических условий и, самое главное, по мере реального формирования гуманистических взаимоотношений между людьми труд на общую пользу — на благо не только «ближних», но и «дальних» — будет постепенно превращаться из жесткой необходимости в главную форму свободной творческой самодеятельности и самореализации каждой личности. И тогда станет возможной и духовная революция, необходимая для позитивного разрешения всех глобальных проблем современности. Отсюда следует необходимость в громадной работе по созданию соответствующих духовных предпосылок, в массовом сознании для организованных эффективных практических действий.
Сегодня понятие «духовность» постоянно звучит в качестве ключевого слова в выступлениях ученых, писателей, педагогов, политических и церковных деятелей, в устах людей различных религиозных верований и самых бескомпромиссных атеистов. С ним связывают надежды не только на возможность перехода к равновесному природопользованию, но и на позитивное разрешение всех глобальных проблем современности и возрождение России. Однако мало кто обращает внимание, что в него вкладывается часто весьма различное содержание.
Так, среди студентов Орловского пединститута 15% опрошенных отождествляют духовность с внутренним миром человека или со «всем хорошим в человеке», около 20% связывают ее со стремлением к высшим идеалам, 25% — с религией, 5% — со стремлением к красоте и гармонии, столько же — с осмыслением, переживанием своего единства с природой. Причем более половины подчеркивали связь духовности и нравственности. Около 4% считают невозможным определить сущность этого понятия, так как внутренний мир непознаваем, или полагают, что «у каждого своя духовность». Некоторые же выразились в том смысле, что духовность — блеф, игра интеллектуалов, отстаивающих свои необузданные претензии и привилегии [5].
Определение «первопорядковой» сущности понятия духовности, приемлемое на самом абстрактном уровне для всех (или, по крайней мере, для большинства) направлений гуманистической мысли, представляет весьма трудную методологическую задачу. Основу плодотворной методологии А. Уайтхед усматривает в том, чтобы начинать с постулатов, которых можно было бы придерживаться при рассмотрении любого вопроса, относящегося к интересующей нас предметной области. Попробуем же найти такой твердый опорный постулат в крайне зыбком море представлений о содержании понятия «духовность».
Академик Г. В. Осипов подчеркивает, что «духовность выражает прежде всего нравственные справедливые начала общественной жизни, свободу мысли, моральные нормы поведения в обществе, примат добра над злом». Выражая решительное несогласие с таким разъяснением и обвиняя его автора в абсолютной некомпетентности в данном вопросе, А. Я. Чвалюк однозначно и категорично трактует духовность как «состояние веры, церкви, душ наших, всего относящегося к Богу», при этом искажает и вульгаризирует смысл определения, которое дается в Философском словаре (М., 1986). По его мнению, говорить о духовности, тем более предлагать какие-то свои определения, не только бессмысленно, но и вредно, так как «вряд ли на этом пути возможно объединение россиян» [б]. Другой автор, представившийся читателям как «глубоко верующий Андрей Е.», пытается осмыслить это понятие исходя из формальной этимологии. «Духовность, — пишет он, — подразумевает хотя бы веру в существование духов» [7].
Между тем только у 21% россиян в системе ценностных ориентации присутствует вера в Бога [8]. Если же учитывать, что содержание и глубина религиозности у людей весьма различны, то становится очевидной необходимость какой-то более широкой, чем религия, объединяющей духовной основы. Это обстоятельство хорошо понимал русский религиозный философ Н. А. Бердяев, признававший духовность и внехристианскую, и даже различную внутри отдельных направлений христианства, считавший, что «верующие не должны свысока относиться к атеистам, должны вникать в чужой опыт, в чужие искания» [9]. По сути дела, ту же мысль выражал выдающийся индийский мыслитель-гуманист С. Вивекананда: «Я встречал в моей жизни немало людей, полных здравого смысла и духовности, которые вовсе не верили в бога... И, может быть, они понимали бога лучше, чем это когда-либо удастся нам» [10].
Сотворение блага, добра людям может выражаться в словах сочувствия и утешения, добрых советах. Духовными являются и доброжелательные мысли, искания высоких истин. Но главное — созидательное проявление духовности, когда даже самая простая повседневная работа обретает для совершающего ее высокий смысл (не «камни тащу» и не «деньги зарабатываю», но «храм строю!»). Именно исполненный радости подвижнический созидательный труд рабочего, крестьянина, ученого, педагога, врача, художника, сотворяющий блага другим людям (не только «ближним», но и «дальним»), и ратный труд защитника Отечества есть высшая форма духовного бытия, а мера потребности в таком труде — мера истинной духовности человека.
С. Вивекананда полагал важным утверждение духовности не созерцательной, а практической, бескорыстной и, главное, самоотверженную деятельность на благо народа, в первую очередь, его наиболее угнетенной и обездоленной части: «Я хотел бы поклоняться единственному богу, в которого я верю... и прежде всего мой бог, состоящий из униженных, несчастных обездоленных людей всех рас и обществ, есть особый объект моего почитания» [11]. И не созвучно ли это словам Джека Лондона о том, что, не зная никакого Бога, он сделал человека предметом своего поклонения?
Да и христианство, как известно, призывает судить не по словам, а по делам людей. Вот почему нельзя согласиться с А. Менем, утверждающим, что «человек в своих религиозных исканиях бесконечно больше осуществляет свою высшую природу, чем когда он воюет, пашет, сеет, строит» [12]. Такая трактовка соответствует, скорее, талмудизму, чем христианству.
Сторонникам трактовки духовного как относящегося лишь к религии, Богу следует учитывать, что даже в рамках одного религиозного направления имеют место течения, существенно расходящиеся друг с другом. В христианстве, например, православие, по определению И. Солоневича, есть религия милости и любви, католицизм — насилия и организации, а протестантизм — религия сделки и расчета. Причем такие глубокие различия в сути этих течений имеют место, несмотря на малые расхождения по форме, на общность основных канонических источников.
Объединение ревностных последователей столь разных течений на общей духовной основе по крайней мере проблематично, а скорее всего, и «противопоказано». Так, широко пропагандируемые идеи «иудо-христианства», униатства и экуменизма, по оценкам многих исследователей, а также по мнению авторитетов православной церкви, несут для мира не созидательную, а разрушительную силу. Возможно ли, в принципе, выработать какую-либо общую идейную платформу для приверженцев разных верований и атеистов в такой тонкой сфере, как духовная жизнь, чтобы совместно действовать ради спасения природы и человечества?
Если попытаться осмыслить понятие духовности в контексте аутентичного, то есть соответствующего первоисточникам христианского мировоззрения, то, очевидно, следует в качестве исходной позиции рассуждений принять его заповеди: во-первых, возлюби Господа Бога своего всем сердцем, душою, разумением и крепостью и, во-вторых, возлюби подобным образом своего ближнего. Тогда уровень духовности народа, сообщества, отдельных лиц определяется тем, насколько далеко они продвигаются по пути следования этим заповедям.