Таким образом, в статусе отмечались вербальные псевдогаллюцинации императивного содержания, идеаторные автоматизмы в виде "вкладывания" мыслей, управления мыслями, бредовые идеи воздействия и преследования, достигающие мегаломанического уровня. В целом статус характеризовался парафренным синдромом.
Психологическое обследование. В структуре личностных особенностей выявляются сниженный уровень субъективного контроля, тревожность, напряженность, внушаемость. В актуальном состоянии - фиксация на внутренних переживаниях, ослабление адекватного эмоционального резонанса с окружающей действительностью. В сфере мышления - расплывчатость, аморфность, разноплановость, актуализация латентных признаков.
Динамический психический статус. Снизилась аффективная насыщенность переживаний, внешне спокойна. О переживаниях говорила, что "все ушло в космос, я им больше не нужна и они отстали". Критика к состоянию отсутствовала. Сохранялась убежденность в том, что должна была передать информацию. Высказывала идеи отношения, утверждала, что "муж хочет упрятать ее в больницу, не допускает до детей и дома".
Свои прошлые переживания объясняла чувством ненужности, ощущением себя как лишней. Сообщает, что наступило понимание надуманности переживаний. В поведении стала упорядочена, спокойна, в отделении незаметна, малообщительна. Наличие голосов, влияние со стороны на мысли и поведение отрицала. Читала ежедневно молитвы, считала, что они помогают.
Обсуждение. Данный клинический случай является наглядным примером психопатологического варианта решения проблемы противопоставленности "потенциального Я" Абсолюту, психопатологической, не реализуемой личностью в настоящем социокультурном окружении.
Клиническая симптоматика интерпретируется нами как результат психопатологических проекций содержания латентного (мифологического) уровня на социально-ролевой, как развитие и стабилизация дезадаптивных недифференцированных самоидентификаций.
В манифестации болезни отчетливо прослеживается инициирующая роль тревоги, на фоне которой у больной появляются новые, не обусловленные прежними потребностями интересы и склонности. На основании тех фактов, что больная могла отказаться от поездки на юг ради посещения специфических лекций, сообщала супругу о том, что книга по уфологии является ее настольной книгой, можно говорить о появлении достаточно устойчивых и субъективно значимых новых самоидентификаций, о включении в социально-ролевые самоидентификации мифологического эквивалента. В оформлении новых самоидентифицирующих признаков существенную роль играла информация, почерпнутая из литературы по "паранормальным явлениям". Социально-ролевые признаки личности больной сохраняли при этом свою важность, и объяснение тревоги она пыталась найти в непосредственном окружении - предъявляла претензии в недостаточном внимании к ней.
В то же время прослеживалось стремление изменить социально-ролевые идентификации, которые в связи с переживанием тревоги уже не удовлетворяли больную (эпизод уничтожения личных бумаг). Подобная потребность в разотождествлении с прежними социально-ролевыми самоидентификациями имеет отчетливые параллели в культуре. Существовавшие в традиционных обществах обряды инициации (посвящения) предопределяли личностную динамику в переходные периоды жизни, при обретении нового социального статуса, и предполагали символическое переживание смерти - отмирание старого.
В содержании мифологических проекций обсуждаемой больной привлекает внимание тот факт, что в них одновременно присутствуют представления более традиционные, конституализированные религией, и так называемые альтернативные, оккультные. В сознании больной они разъединены и противопоставлены - окрашены противоположенными эмоциями. Примечательно, что оккультные уфологические сюжеты, в которых значительную часть составляют почерпнутые извне представления, входят в структуру бредовых построений. Они хоть и обладают для больной, переживающей тревогу, объяснительной силой, но в то же время имеют для нее оттенок болезненных (травмирующих личность) переживаний.
Данный факт мы склонны объяснять тем, что христианская религия вполне официальна, даже модна в последние годы. Толерантность в обществе к проявлениям данной веры (мифологического содержания сознания) высока. В то же время увлечение уфологией, традиционно воспринимаемое как чудачество, если оно серьезно занимает человека, приобретает оттенок патологии. Данное обстоятельство не могло остаться незамеченным больной. Ее мифологическим представлениям сопутствует преморбидная христианская религиозность, конфликтующая с оккультизмом. Данное обстоятельство, которому сопутствует достаточное интеллектуальное развитие больной и способность к критической рефлексии, является, по нашему мнению, причиной сложного интрасубъективного конфликта между социальными требованиями и возникшими на почве тревоги оккультными увлечениями, между данными увлечениями и характерной для больной с детства религиозностью. В итоге оккультное входит в структуру бредовых идей (патологичных для внешнего наблюдателя и болезненных для самой больной), а социально "санкционированная" религиозность, христианские молитвы становятся, как отмечает сама больная, действенным средством компенсации тревоги.
Возвращаясь к нашим рассуждениям о двух бессознательных инстинктообразных тенденциях психики, зафиксированных в культуре как универсальные принципы Разума и Любви, мы видим, как в случае с данной больной попытка рационального оформления тревоги оказывается безуспешной, дезадаптивной в конечном счете. В то же время христианские верования больной, мессианское содержание переживаний выполняли существенную компенсаторную роль и способствовали некоторой коррекции неудавшейся экзистенциальной адаптации.
В данном клиническом примере мы видим случай, добавляющий к приводимым ранее схемам индивидуальные вариации, обусловленные культурой и воспитанием. В то же время приведенный пример подтверждает или, по крайней мере, демонстрирует непротиворечивость наших предыдущих выводов о том, что изменения сознания трансформируются в патологию, когда происходит стабилизация проекций мифологических сахоидентификаций на социально-ролевом уровне и когда эти проекции оказываются социально не реализованными, не интегрированными личностью. При этом естественная бидоминантная структура личности оборачивается психопатологическим схизисом, препятствующим развитию адаптивных изменений сознания.
Вашему вниманию представляется больная М., 1946 г. рождения. Поступила в Московскую психиатрическую больницу № 3 им. В. А. Гиляровского 20 октября 2001 года. Переведена из Института им. Склифосовского с диагнозом "суицидальная реакция, суицидальная попытка".
Анамнез. Родилась в г. Мурманске в семье офицера-подводника. Имеет двух братьев, с которыми поддерживает отношения по телефону. Отец погиб в 1953 г. на подводной лодке, которая утонула после взрыва. Мать, со слов больной, во время беременности голодала, чуть не умерла во время родов. В детстве пациентка тяжело болела скарлатиной, дифтерией с трахеотомией. Общее развитие в раннем возрасте без особенностей. Была подвижной, общительной, большой фантазеркой. Росла в среде, где часто рассказывали страшные истории, мистические ужасы. Дружила в основном с мальчишками и рано начала проявлять к ним интерес. С детства думала о будущем женихе, видела его в деталях во сне. В детстве во сне часто летала. В школу пошла с семи лет, училась средне. Плохо давалась физика, так как не любила преподавателя, который делал ей замечания за увлечение мальчиками. Окончила семь классов и из-за материальных затруднений сразу устроилась работать няней в детский сад. Работая, окончила вечернюю школу и курсы медсестер-воспитателей. В 1987 году по материальным соображением перешла на завод по изготовлению телеэкранов. В 1995 году завод закрылся. Устроилась на рынок уборщицей и затем до 2000 года работала в разных местах. С 2000 года не работает. В 1997 году оформила пенсию по возрасту.
Замуж вышла в 19 лет и прожила с мужем 20 лет. В 1980 году развелась с ним из-за его пьянства. Имеет от него замужнюю дочь 36 лет и внука 13 лет. Дочь с семьей проживает отдельно. Взаимоотношения с дочерью неровные, часто бывают конфликты. Дочь говорит, что мать взрывная, распущенная и эгоистичная хулиганка, которая любит, чтобы все было так, как она сказала, постоянно пытается переложить свои проблемы на других. В последнее время часто давала в ссорах истерические реакции, билась головой о стену. После развода с мужем долго не было контактов с мужчинами, в связи с чем считала себя неудачницей. В 1984 году вступила в связь с женатым человеком.
Отношения продолжались около двух лет. После разрыва снизилось настроение: перестала следила за собой, ничего не делала, не выходила на улицу. Не видела выхода из создавшейся ситуации, жизнь казалась конченной, решила отравиться. Приготовила порошок из димедрола, гипотензивных таблеток, однако травиться не стала. Вскоре познакомилась с азербайджанцем и вышла за него замуж. Сразу появился интерес к жизни. Прожила со вторым мужем 13 лет, была счастлива. В марте 2001 года муж внезапно умер от пневмонии. Тяжело переживала его смерть, была подавлена, не ела, не спала, много курила, пила кофе ночами, плакала, просила мужа "забрать ее с собой", чувствовала безысходность, апатию к жизни, резко похудела, вновь возникли суицидальные мысли. Решила покончить с жизнью после того, как пройдет 40 дней со смерти мужа: "отдать ему должное". Рассказывая о том, как она отмечала сорок дней, сообщает мистические подробности: падали рюмки, гасли свечи и т.д. Придавала этому большое значение. До истечения сорока дней познакомилась на рынке с азербайджанцем, который моложе ее на тридцать лет. Временно зарегистрировала его у себя, вступила с ним в интимную связь. Со слов дочери намеревалась прописать его постоянно. Этот мужчина "вернул ее к жизни". Однако дочь возражала против их связи, упрекала мать в аморальном поведении. Больная сама, "от отчаяния", предложила любовнику прекратить связь. 18 октября произошел разрыв, любовник ушел, и опять началась депрессия: плакала, чувствовала свою ненужность, одиночество, апатию, появились суицидальные мысли. 19 октября, оставив предсмертные записки дочери и любовнику, выпила 18 таблеток сонапакса и 18 таблеток энапа. В состоянии оглушения была обнаружена племянницей, которую она незадолго до этого отправила в магазин. Племянница вызвала скорую помощь, и больную госпитализировали в Институт Склифосовского.