Смекни!
smekni.com

К. Г. Юнг Психология переноса (стр. 11 из 60)

Серьезному психотерапевту давно понятно, что каждое более-менее сложное лечение - это индивидуальный диалектический процесс, в котором врач как личность участвует так же, как и пациент. Конечно, при подобном взаимодействии вопрос о том, обладает ли врач таким же пониманием своих психических про­цессов, какого он ожидает от пациента, приобретает большое значение, особенно в смысле так называемого раппорта, т.е. доверительного отношения, без чего нет терапевтического ус­пеха. Ведь бывают случаи, когда пациент может почерпнуть внутреннюю уверенность только из надежности своего отно­шения к личности врача. У легковерных людей можно кое-чего добиться с помощью врачебного авторитета, но для критичного взгляда он обычно слишком хрупок. Ведь именно по этой причине в значительной степени утратил свой авторитет, по крайней

* Сам собой (лат.) - Прим. пер. ** С кафедры (лат.) - Прим. пер.

Основные вопросы психотерапии

53

мере у образованной публики, предшественник врача в роли психотерапевта - священник. Поэтому тяжелые случаи означа­ют и для пациента, и для врача ни больше, ни меньше, как испытание человеческой надежности. Врач должен быть как можно лучше подготовлен серьезным учебным анализом. Пос­ледний, конечно, не идеальное и абсолютно надежное средство против иллюзий и проекций. Но он хотя бы продемонстрирует начинающему психотерапевту необходимость самокритики и поддержит готовность к ней. Ни один анализ не в состоянии навечно устранить бессознательность. Учиться надо бесконеч­но и не следует забывать, что каждый новый случай поднимает новые проблемы и тем самым вызывает новые бессознательные констелляции. Без преувеличения можно сказать, что каждое достаточно глубокое лечение примерно наполовину состоит в самоиспытании врача, ибо он может привести в порядок у пациента только то, что исправно у него самого. Если он чув­ствует себя затронутым и пораженным болезнью - это не за­блуждение: лишь в меру собственной раненности он может исцелять. Греческая мифологема о раненном целителе2 не озна­чает ничего кроме этого.

Проблемы, о которых здесь идет речь, в области так назы­ваемой "малой" психотерапии не встают. Там можно обойтись внушением, добрым советом, правильным разъяснением. Не­врозы же или пограничные состояния у сложных и умных людей требуют того, что называют "большой" психотерапией -диалектической процедуры. Чтобы провести ее успешно, нужно элиминировать не только субъективные, но и мировоззрен­ческие предубеждения. Нельзя лечить мусульманина, руковод­ствуясь христианской предвзятостью, парса-огнепоклонника -еврейской ортодоксальностью или христианина - с точки зрения языческой античной философии, не протаскивая при этом кон­трабандой чужеродного тела, которое может стать очень опас­ным. Конечно, такие вещи делаются постоянно и не всегда плохи, но это эксперимент, легитимность которого кажется сомнительной. Я считаю, что консервативное лечение полез­нее. Не следует разрушать ценности, которые не показали себя вредными. Замена христианского мировоззрения материалис­тическим представляется мне столь же ошибочной, как и ста­рания разрушить материалистические убеждения. Все это задачи для миссионера, но не для врача.

54

К.Г.Юнг

Многие терапевты, в отличие от меня, придерживаются мне­ния, что в терапевтическом процессе мировоззренческим проб­лемам вообще нет места. Они полагают, что этиологические факторы являются лишь частью личной психологии. Но если мы рассмотрим эти факторы несколько внимательнее, то сло­жится совершенно иная картина. Возьмем, к примеру, сексу­альный инстинкт, который играет столь большую роль во фрей­довской теории. Этот инстинкт, как и вообще любой другой, не является личным приобретением, но всеобщей и объективной данностью, не имеющей ничего общего с нашими личными желаниями, волей, мнениями и решениями. Это безличная сила, с которой мы пытаемся разобраться посредством объек­тивных и мировоззренческих суждений. Из этих последних лишь субъективные предпосылки (да и то лишь отчасти) относят­ся к личной сфере; мировоззренческие же большей частью заимствуются из общей традиции и влияния окружения, и лишь изредка их сознательно выбирают и лично конструируют. Я обна­руживаю себя сформированным как внешними и объективными социальными влияниями, так и внутренними, поначалу бессозна­тельными данностями, которые я назвал просто "субъективным фактором". Один человек основывается главным образом на социальных отношениях (экстравертированная установка), другой (интровертированная установка) - на субъективном факторе. Первый по большей части вообще не отдает себе отче­та в своей субъективности, считает ее неважной, даже боится ее. Второй не выказывает интереса к социальным отношениям, охот­но пренебрегает ими, воспринимая как нечто обременительное и внушающее страх. Одному главным, нормальным и желан­ным представляется мир отношений, для другого важнее внут­ренние выводы, согласие с самим собой.

При анализе личности у экстраверта оказывается, что он покупает свою включенность в мир отношений ценой бессозна­тельного самовосприятия или иллюзий о самом себе; интроверт же при самореализации наивно совершает в социуме грубей­шие ошибки и абсурдные бестактности. Обе эти типичные позиции - не говоря о физиологических темпераментах, опи­санных Кречмером, показывают, как мало можно мерить людей и их неврозы меркой одной теории.

Как правило, субъективные предпосылки неизвестны пациен­ту. К сожалению, нередко и врачу, что заставляет его забывать старую истину: quod licet Jovi, поп licet bovi - что хорошо для

Основные вопросы психотерапии

55

одного, вредно для другого, и потому не стоит открывать двери там, где их надо закрыть, и наоборот. Как пациент оказывается жертвой субъективных предпосылок, так и клиническая теория, хоть и в меньшей мере, поскольку она родилась из сравнения многих конкретных случаев и потому отторгла слишком инди­видуальные варианты. Однако это лишь в ограниченной сте­пени относится к личным предубеждениям ее создателя. Конеч­но, в ходе сравнительной работы это несколько сглаживается, но все же придает врачебной деятельности известную окраску и устанавливает определенные границы. В зависимости от этого тот или другой инстинкт, то или другое понятие становятся пределом и, следовательно, кажущимся принципом, означающим конец исследования. Внутри этих рамок возможно верное на­блюдение и (в меру субъективных предпосылок) логическое истолкование, как это, несомненно, было и у Фрейда, и у Адлера. И все же - или как раз поэтому - в итоге складываются раз­личные и prima vista" почти несовместимые представления. Причина, как нетрудно заметить, заключена в субъективном предубеждении, накапливающем подходящее и отвергающем противное.

Такое развитие вовсе не редкость, а как раз правило в исто­рии науки. Тот, кто упрекает современную медицинскую психо­логию в том, что она не может договориться даже о собствен­ных теориях, - забывает, что ни одна наука не оставалась живой без разброса мнений и точек зрения. Подобные несоответствия образуют исходный момент для новых вопросов. Так это слу­чилось и здесь. Решением дилеммы Фрейд-Адлер стало призна­ние различных подходов, каждый из которых делает акцент на определенном аспекте проблемы.

Отсюда вытекает множество возможностей для дальнейших исследований. Прежде всего интересна проблема априорных типов установок и лежащих в их основе функций. В этой области работают тест Роршаха, гештальт-психология и другие попытки выявления различий. Другая, столь же важная задача - исследование мировоззренческих факторов, которые обладают решающим значением для выбора и принятия реше­ний. Они играют роль не только в этиологии неврозов, но и при интерпретации результатов анализа. Фрейд и сам постоянно подчеркивал функцию моральной "цензуры" как одну из причин вытеснения и был вынужден представить религию как невротический фактор, поддерживающий инфантильные влече­ния и комплексы. Мировоззренческие предпосылки претендуют и на решающее участие в "сублимации"; другими словами, именно основанные на мировоззренческих факторах ценностные кате­гории должны интегрировать выявленные анализом бессознатель­ные тенденции в жизненный план пациента, то поддерживая, то тормозя их. Исследование таких мировоззренческих факторов имеет большое значение не только для этиологии, но и, что гораздо важнее, для терапии и необходимой реинтеграции личности, как подтвердил в своих поздних работах сам Фрейд. Важной частью этой предпосылки является фрейдовское понятие "супер-эго" суммы всех сознательных коллективных убеждений и цен­ностей, представляющих собой (как Тора для ортодоксального иудея) стоящую над Я консолидированную психическую систему, из которой исходят конфликтогенные воздействия.

Наряду с этим Фрейд также заметил, что бессознательное иногда порождает образы, которые иначе чем архаическими назвать нельзя. Они встречаются преимущественно в сновиде­ниях и фантазиях. Он занимался "историческим" толкованием или амплификацией таких символов например, мотива двух матерей в сновидении Леонардо да Винчи3.

Известно, что так называемое супер-эго соответствует поня­тию "коллективные представления", предложенному Леви-Брюлем при изучении психологии примитивных обществ. Это основан­ные на мифологических первообразах универсальные представ­ления и ценностные категории, регулирующие психическую и социальную жизнь примитивных народов так же, как наши нрав­ственные убеждения, взгляды и этические ценности являются основой для воспитания и мировоззрения. Они автоматически вмешиваются во все наши акты выбора и принятия решений, равно как и в формирование любых представлений. Поэтому мы почти всегда можем указать причины своих действий, решений и суждений. Невротические, патогенные действия и выводы обычно конфликтуют с этими предпосылками. Тот, кто не испытывает от них неудобств, так же хорошо интегрирован в наше общество, как первобытный человек, беспрекословно слушающийся племенных учений.