Смекни!
smekni.com

К. Г. Юнг Психология переноса (стр. 15 из 60)

При неясном сне речь идет поначалу не о том, чтобы понять и истолковать, а о тщательном восстановлении контекста. Под этим я подразумеваю не безбрежное "свободное ассоцииро­вание" по поводу образов сновидения, а тщательное сознатель­ное освещение тех ассоциативных связей, которые объективно группируются вокруг них. Многих пациентов для этой работы еще нужно подготовить, потому что они, как и врач, имеют не-

* Собаке снится хлеб, рыбаку рыба (лат.). -Прим. пер.

Использование анализа сновидений

71

преодолимую склонность сразу понимать и толковать, особенно под влиянием чтения или неудачного анализа. В таких случаях первым делом ассоциируют теоретически, толкуя, а не пони­мая, и часто застревают в этом. Как и врачу, пациенту хочется сразу "заглянуть за сон" в ошибочном допущении, что сон -просто фасад, скрывающий истинный смысл. Но так называе­мый фасад в большинстве домов совсем не иллюзия или обман­чивое искажение, а соответствует содержанию дома и даже часто полностью выдает его. Поэтому картина сна и есть сам сон, она содержит весь смысл. Если я нахожу сахар в моче, то это сахар, а не просто фасад белка. То, что Фрейд называет "фасадом сновидения", это его неясность, являющаяся в дейст­вительности лишь проекцией непонимания. То есть о фасаде мы говорим только потому, что не понимаем сон. Поэтому лучше сказать, что речь идет о чем-то вроде непонятного текс­та, у которого вообще нет фасада, мы просто не можем его прочитать. Тогда не стоит толковать скрытое за ним сначала нужно попытаться его прочесть.

Как я уже сказал, лучше всего сделать это через восстанов­ление контекста. Так называемое свободное ассоциирование не приведет к цели, как нельзя с его помощью расшифровать хет­тскую надпись. Оно "выведет наружу" комплексы, но для этого сон не нужен, это с таким же успехом можно сделать на осно­вании запрещающей таблички или предложения в газете. Сво­бодное ассоциирование извлекает комплексы, и только в исклю­чительных случаях смысл сновидения. Чтобы понять смысл сна, надо как можно ближе придерживаться его образов. Если снится еловый стол, то недостаточно ассоциации с собствен­ным письменным столом, - уже по той простой причине, что стол сновидца сделан не из елового дерева. Однако во сне однозначно имеется в виду еловый стол. Если предположить, что сновидцу больше ничего не приходит в голову, то это за­труднение имеет объективное значение, потому что оно наме­кает, что в непосредственном окружении образа господствует особая тьма, которая должна бы заставить задуматься. В нор­мальной ситуации возникли бы десятки ассоциаций с еловым столом, и то, что это не так, уже значительно. В этом случае следует вернуться к образу, и я тогда обычно говорю своим пациентам: "Представьте себе, что я вообще не знаю, что зна­чат слова "еловый стол", и дайте мне такое описание предмета и его естественной истории, чтобы я понял, что это такое".

72

К.Г.Юнг

Таким образом удается приблизительно выявить весь контекст образа сновидения. После того, как это сделано для всего сна, может начинаться риск толкования.

Каждое толкование есть лишь гипотеза, попытка прочтения незнакомого текста. Отдельный неясный сон редко можно истолковать сколь-нибудь надежно. Поэтому я придаю неболь­шое значение толкованию изолированных сновидений. Более или менее надежны только серии снов, когда последующие сновидения исправляют ошибки в толковании предыдущих. Да и основные содержания и мотивы в серии различимы намного лучше. Поэтому я советую своим пациентам тщательно записы­вать свои сны и толкования. Я прошу их именно так готовить сновидения, принося на консультацию уже записанный сон и кон­текстный материал. На более поздних этапах я позволяю им самим разрабатывать толкования. Таким образом пациент учится правильно обращаться со своим бессознательным и без врача.

Если бы сны были только источником информации об этиологически важных моментах, то всю работу с ними можно было бы спокойно оставить врачу. Или если бы врач использо­вал сновидения только для того, чтобы извлечь из них полезные намеки или психологические выводы, то моя методика была бы избыточной. Но так как сновидения могут содержать больше того, что служит подспорьем в ремесле врача (как это показы­вают мои примеры), то анализу снов следует уделять особое внимание. Ведь иной раз речь идет даже об опасности для жизни. Среди многих случаев такого рода мне особенно за­помнился следующий. Один из моих коллег-врачей, немного старше меня, имел обыкновение подтрунивать надо мной при встрече по поводу толкования снов. Встретившись со мной на улице, он как-то воскликнул: "Ну, как дела? Все еще толкуем сны? Вот, кстати, мне недавно приснилось нечто идиотское. Это тоже что-нибудь значит?" Ему приснилось: "Я поднимаюсь на высокую гору по крутому склону. Поднимаюсь все выше, стоит чудесная погода. Чем выше взбираюсь, тем мне радостнее, хочется вечно так подниматься. Когда я добираюсь до вершины, душевный подъем и ощущение счастья так велики, что я чувствую, что мог бы поднять­ся и дальше в космос. Я действительно могу это сделать и поднимаюсь в воздух,. Просыпаюсь в полном экстазе".

На это я ему ответил: "Дорогой коллега, так как я знаю, что альпинизм Вы бросить не можете, то я хотел бы убедительно

Использование анализа сновидений

73

попросить Вас отказаться отныне от всех одиночных походов. Когда Вы идете в горы, берите двух проводников, которым под честное слово пообещаете абсолютное повиновение". Он рассме­ялся: "Вы неисправимы", и мы распрощались. Я больше никогда его не видел. Через два месяца после этого раздался первый зво­нок: в одиночном походе его накрыла лавина, но в последний мо­мент откопал случайно находившийся неподалеку военный пат­руль. Три месяца спустя наступил конец: во время восхождения без проводника с молодым приятелем он, как видел стоявший ниже проводник, буквально шагнул в воздух при спуске по стене, рухнул на голову ожидавшего ниже приятеля и оба скатились в пропасть. Это был ekstasis[1] во всех отношениях.

При всем моем скепсисе и критичности я никогда не считал сновидения фактором, которым можно пренебречь. Если они кажутся глупыми, то на самом деле глупы мы сами, ибо не обладаем способностью правильно прочитать загадочное пос­лание нашей ночной стороны. Но тем тщательнее следовало бы клинической психологии изощрять свое восприятие систе­матической работой над снами, ведь по меньшей мере половина нашей душевной жизни проходит в ночной тьме. Так же, как сознание не полностью бездействует ночью, бессознательное проявляется в нашей дневной жизни. Никто не сомневается в важности сознательного переживания, с чего тогда сомневать­ся в значении бессознательной жизни? Это тоже наша жизнь, иногда даже более опасная или полезная, чем дневная.

Поскольку сновидения дают информацию о скрытой внут­ренней жизни и выявляют компоненты личности, которые в дневной жизни означают лишь невротические симптомы, то пациента можно лечить не только сознательно, но и бессозна­тельно. Насколько позволяют судить наши нынешние знания, единственный путь для этого - ассимиляция сознанием содер­жаний бессознательного.

Под ассимиляцией в этом случае следует понимать взаим­ное проникновение сознательных и бессознательных содер­жаний, а не их одностороннюю оценку, перетолкование и переиначивание сознанием (как принято думать, да и практико­вать). В этом отношении существуют очень далекие от истины представления о ценности и значении бессознательных содер­жаний. Как известно, фрейдовская теория видит бессознательное в абсолютно негативном свете, равно как и примитивный человек, по мнению этой школы, подлинное чудовище. Рос­сказни об ужасном первобытном человеке вместе с учением об инфантильно-извращенно-криминальном бессознательном смогли представить естественный феномен, каковым, собственно, явля­ется бессознательное, опасным монстром. Как если бы все до­брое, все разумное, все достойное жизни и прекрасное было прописано только в сознании! Неужели мировая война с ее ужасами еще не открыла нам глаза чуть пошире и мы все еще не видим, что наше сознание -вещь гораздо более дьявольская и извращенная, чем естественная сущность (Naturwesen) бес­сознательного?

Недавно меня упрекнули в том, что моя теория ассимиляции бессознательного подрывает культуру и вверяет примитивному наши величайшие ценности. Подобное мнение может основы­ваться только на совершенно ошибочном представлении о бес­сознательном как о монстре. Это представление проистекает из страха перед природой и реальной действительностью. Фрей­довская теория для спасения из воображаемых когтей бессо­знательного изобрела понятие сублимации. То, что реально и существует как таковое, не может быть алхимически сублими­ровано, а сублимированное вообще никогда не было тем, чем казалось неправильному толкованию.