Смекни!
smekni.com

К. Г. Юнг Психология переноса (стр. 19 из 60)

Шизоидная предрасположенность характеризуется аффек­тами, исходящими от обычных комплексов, которые имеют более глубокие последствия, чем аффекты неврозов. С психо­логической точки зрения аффективные следы являются симпто­матически спецификой шизофрении. Как уже подчеркивалось, они не систематичны, с виду хаотически и случайны. Кроме того, они характеризуются, по аналогии со снами, примитив­ными или архаичными ассоциациями, близко родственными мифологическим мотивам и комплексам идей5.

Уже Фрейд не мог не сравнить с мифологическим мотивом часто встречающийся в неврозах комплекс инцеста и выбрал для него подходящее название Эдипов комплекс. Но этот мотив далеко не единственный. Скажем, для женской психо­логии надо было бы выбрать другое название - комплекс Элек­тры, как я уже давно предлагал. Кроме них, есть еще много других комплексов, которые также можно сопоставить с мифо­логическими мотивами.

Именно наблюдаемое при шизофрении частое обращение к архаическим формам и комплексам ассоциаций впервые натолк­нуло меня на мысль о бессознательном, состоящем не только из утраченных исконно сознательных содержаний, но также из более глубокого слоя универсального характера, сходного с мифическими мотивами, характеризующих человеческую фанта­зию вообще. Эти мотивы ни в коей мере не выдуманы (erfun-den), они найдены (vorgefunden) как типичные формы, спонтанно и универсально встречающиеся в мифах, сказках, фантазиях, снах, видениях и бредовых идеях. Их более внимательное исследование показывает, что речь идет об установках, формах пове­дения, типах представлений и импульсах, которые должны рас­сматриваться как типичное для человека инстинктивное пове­дение. Поэтому выбранный для них термин архетип совпадает с известным биологии понятием "pattern of behavior"[8].

Здесь речь идет вовсе не об унаследованных представлениях, но об унаследованных, инстинктивных стимулах (Antrieb) и формах в том виде, как они наблюдаются у всех живых существ.

Поэтому, если в шизофрении особенно часто встречаются архаические формы, то этот феномен указывает на более глу­бокую (по сравнению с неврозом) биологическую патологию. Опыт показывает, что в снах архаические образы с их харак­терной нуминозностью возникают, главным образом, в ситуа­циях, каким-либо образом задевающих основы индивидуально­го существования, в опасные для жизни моменты, перед или после несчастных случаев, тяжелых болезней, операций и т.д., или же в случае проблем, придающих катастрофический обо­рот индивидуальной жизни (вообще в критические периоды жизни). Поэтому сны такого рода не только сообщались в древ­ности ареопагу или римскому сенату, но в примитивных общест­вах и сегодня являются предметом обсуждения, откуда явствует, что за ними исконно признавалось коллективное значение.

Понятно, что в жизненно важных обстоятельствах мобили­зуется инстинктивная основа психики, даже если сознание не понимает ситуации. Можно даже сказать, что как раз тогда инстинкту предоставляется случай взять верх. Угроза для жизни при психозе очевидна и понятно, откуда появляются обусловленные инстинктами содержания. Странно только, что эти проявления не систематичны, как, например, в истерии, где одностороннему сознанию личности в качестве компенсации противостоит уравно­вешенность и рационализм, дающие шанс для интеграции.

Если бы шизофреническая компенсация, т.е. выражение аф­фективных комплексов, ограничивалась лишь архаическим или мифологическим формулированием, то ассоциативные образы можно было бы понять как поэтические иносказания. Однако обычно это не так, и в нормальных снах тоже; ассоциации бес­системны, бессвязны, гротескны, абсурдны и, разумеется, непонят­ны. То есть шизофренические компенсации не только архаичны, но еще и искажены хаотической случайностью.

Здесь, очевидно, речь идет о дезинтеграции, распаде аппер­цепции в том виде, как он наблюдается в случаях крайнего, по Жанэ, "abaissement du niveau mental" при сильном утомлении и интоксикации. Исключенные из нормальной апперцепции варианты ассоциаций появляются при этом в поле сознания, -именно те многообразные нюансы форм, смыслов и ценностей, ко­торые характерны, например, для действия мескалина. Как известно, этот наркотик и его производные вызывают снижение порога сознания, которое позволяет воспринимать необычное6, что удивительно обогащает апперцепцию, но препятствует ее интеграции в общую ориентацию сознания. Объем содержания вариантов перцептивного акта заполняет все сознание и придает мескалиновым фантазиям неотразимость. Нельзя отрицать, что шизофреническое восприятие имеет много сходного.

Однако экспериментальный материал не позволяет утверж­дать с уверенностью, что мескалин и патогенный фактор шизо­френии вызывают одинаковые нарушения. Бессвязный, жесткий и прерывистый характер апперцепции шизофреника отличается от текучей и подвижной непрерывности мескалинового симпто­ма. С учетом повреждений симпатической нервной системы, обмена веществ и кровообращения вырисовывается общая психологическая и физиологическая картина шизофрении, ко­торая во многих отношениях напоминает токсикоз, что за­ставило меня еще пятьдесят лет назад предположить наличие специфического обменного токсина7.

Тогда у меня не было опыта, и я был вынужден оставить открытым вопрос о первичности или вторичности токсической этиологии. Сегодня я пришел к убеждению, что психогенная этиология болезни вероятнее, чем токсическая. Есть много легких и преходящих явно шизофренических заболеваний, не говоря уже о еще более частых латентных психозах, которые чисто психогенно начинаются, так же психогенно протекают и излечиваются чисто психотерапевтическими методами. Это на­блюдается и в тяжелых случаях.

Так, например, я вспоминаю случай девятнадцатилетней де­вушки, которая в семнадцать лет была помещена в психиатри­ческую больницу из-за кататонии и галлюцинаций. Ее брат был врачом и, так как он сам был замешан в цепь приведших к ка­тастрофе патогенных переживаний, то в отчаянии утратил тер­пение и дал мне "carte blanche"*, для того, чтобы "наконец было

Полную свободу (фр.) - Прим. пер.

Шизофрения

91

сделано все, что в человеческих силах". Он привез ко мне пациентку в кататоническом состоянии, в полном мутизме, с хо­лодными синими руками, застойными пятнами на лице и расши­ренными, слабо реагирующими зрачками. Я поместил ее в распо­ложенный неподалеку санаторий, откуда ее ежедневно привозили ко мне на часовую консультацию. После многонедельных усилий мне удалось заставить ее к концу каждого часа шепотом сказать несколько слов. В тот момент, когда она собиралась говорить, у нее каждый раз сужались зрачки, исчезали пятна на лице, вскоре затем нагревались и приобретали нормальный цвет руки. В конце концов она начала говорить - поначалу с бесконечными повто­рами и оттяжками - и рассказывать мне содержание своего психоза. У нее было лишь очень фрагментарное образование, она выросла в маленьком городке в буржуазной среде и не имела ни малейших мифологических и фольклорных познаний. И вот она рассказала мне длинный и подробный миф, описание ее жизни на Луне, где она играла роль женщины-спасителя лунного народа. Как классическая связь Луны с безумием, так и другие мно­гочисленные мифологические мотивы в ее рассказе были ей неизвестны. Первый рецидив произошел после приблизительно че­тырехмесячного лечения и был вызван внезапным прозрением, что она уже не сможет вернуться на Луну после того как открыла свою тайну человеку. Она впала в состояние сильного возбуж­дения, пришлось перевести ее в психиатрическую клинику. Профессор Эуген Блейлер, мой бывший шеф, подтвердил диагноз кататонии. Через приблизительно два месяца острый период пос­тепенно прошел и пациентка смогла вернуться в санаторий и восстановить лечение. Теперь она была доступнее для контакта и на­чала обсуждать проблемы, характерные для невротических случаев. Ее прежняя апатия и бесчувственность постепенно уступили место тяжеловесной эмоциональности и чувствитель­ности. Перед ней все больше открывалась проблема возвращения в нормальную жизнь и принятия социального существования. Когда она увидела перед собой неотвратимость этой задачи, произошел второй рецидив, и ее вновь пришлось госпитализи­ровать в тяжелом припадке буйства. На этот раз клинический диагноз был "эпилептоидное сумеречное состояние" (предпо­ложительно). Очевидно, за прошедшее время вновь пробудившаяся эмоциональная жизнь стерла шизофренические черты.

После годичного лечения я смог, несмотря на некоторые сомнения, отпустить пациентку как излеченную. В течение

92

К.Г.Юнг

тридцати лет она письмами информировала меня о своем сос­тоянии здоровья. Через несколько лет после выздоровления она вышла замуж, у нее были дети и она уверяла, что у нее никогда более не было приступов болезни.

Впрочем, психотерапия тяжелых случаев ограничена отно­сительно узкими рамками. Было бы заблуждением считать, что есть более или менее пригодные методы лечения. В этом отно­шении теоретические предпосылки не значат практически ничего. Да и вообще следовало бы оставить разговоры о мето­де. Что в первую очередь важно для лечения - так это личное участие, серьезные намерения и отдача, даже самопожерт­вование врача. Я видел несколько поистине чудесных исцелений, когда внимательные сиделки и непрофессионалы смогли личным мужеством и терпеливой преданностью восстановить психичес­кую связь с больным и добиться удивительного целебного эф­фекта. Конечно, лишь немногие врачи в небольшом количестве случаев могут взять на себя столь тяжелую задачу. Хотя, действительно, можно заметно облегчить, даже излечить психи­ческими методами и тяжелые шизофрении, - но в той степени, в какой это "позволяет собственная конституция". Это очень серьезный вопрос, поскольку лечение не требует только не­обычных усилий, но может вызвать у некоторых (предрасполо­женных) терапевтов психические инфекции. В моем опыте при такого рода лечении произошло не менее трех случаев индуци­рованного психоза.