Смекни!
smekni.com

К. Г. Юнг Психология переноса (стр. 22 из 60)

К.Г.Юнг осень 1945

1 Это не означает, что в подобных случаях никогда не бывает переноса. Отрицательная форма переноса, принимающая обличие сопротивления, неприязни или ненависти с самого начала наделяет другого человека боль­шой значимостью, —даже если это значимость негативна, — и делает все от нее зависящее, дабы помешать положительному переносу. Как следствие, не может получить развитие столь характерный для последнего символизм синтеза противоположностей.

2 [Переведено в качестве т.14 в Collected Works (1963)].

ВВЕДЕНИЕ

ВеШса pax, vultus dulce, suave malutn. ("Воинственный мир, сладостная рана, нежное

зло.") f Джон Гауэр, Confessio amantis , II, р.35[10]

Тот факт, что идея мистического брака играет в алхимии столь важную роль, будет не столь уж удивителен, если мы вспомним, что наиболее часто употребляемый в связи с этим термин conlunctio[11] относился в первую очередь к тому, что мы сейчас называем химическим соединением, и что вещества или "тела", которые предстояло соединить, влекло друг к другу то, что мы назвали бы сродством. В давние времена люди исполь­зовали в таких случаях разнообразные термины, и все они обозначали человеческие, точнее - эротические взаимоотно­шения; эти термины - nuptiae, matrimonium, coniugium, amici-tia, attractio, adulatio[12] Соответственно, соединяемые тела представляли себе как agens et patiens[13], как vir[14] или mascu-lus[15] и как femina, mulier, femineus[16] или же описывали их более прич\дливо - как кобеля и суку1, коня (жеребца) и ослицу2, петуха и курицу3, а также как крылатого и бескрылого дракона4. Чем более антропоморфными и териоморфными ста­новятся эти термины, тем очевиднее роль творческой фанта­зии, а следовательно, и бессознательного, и тем больше мы видим, как философы-естествоиспытатели прошлого, покуда их мысли были заняты изучением темных, неведомых свойств материи, испытывали искушение уклониться в сторону от стро­гого химического исследования и поддаться очарованию "мифа материи". Поскольку никто никогда не может быть абсолютно свободен от предрассудков, даже самый объективный и беспри­страстный исследователь, вступая в область, где никогда не рассеивается тьма и где он ничего не в состоянии распознать, способен стать жертвой какого-либо бессознательного допу­щения. Это - не обязательно несчастье, ибо идея, предлагаю­щая себя в таких случаях в качестве субститута неизвестного, ' принимает форму хотя и архаичной, но не всегда неуместной аналогии. Так, видение танцующих пар Кекуле5, которое впер­вые навело его на след структуры определенных соединений углерода, а именно - бензольных колец, несомненно, было видением coniunctio, совокупления, занимавшего умы алхими­ков на протяжении семнадцати столетий. Именно этот образ всег­да уводил разум исследователя в сторону от проблемы химии, назад к древнему мифу о царском или божественном браке; однако в видении Кекуле он в конце концов достиг своей химической цели и тем самым сослужил максимально возмож­ную службу как нашему пониманию органических соединений, так и последующим беспрецедентным достижениям в области химической синтетики. Задним числом мы можем сказать, что алхимики проявили немалое чутье, сделав это arcanum acra-погит6[17], этот donum Dei et secretum altissimi7[18] эту глубочай­шую тайну искусства получения золота вершиной своего дела­ния. Последовавшее позже подтверждение другой центральной идеи получения золота - трансмутируемости химических эле­ментов - также заняло достойное место в запоздалом триумфе алхимической мысли. Учитывая выдающееся практическое и теоретическое значение двух этих ключевых идей, мы вполне можем заключить, что они представляли собой интуитивные предвосхищения, завораживающая сила которых объяснима в свете происходившего в дальнейшем развития8. Мы, однако, обнаруживаем, что алхимия не просто прев­ратилась а химию, постепенно выясняя, как ей избавиться от своих мифологических предпосылок; она также стала - или всегда была - своего рода мистической философией. С одной стороны, идея coniunctio помогла пролить свет на тайну хими­ческого соединения, с другой же стороны, она послужила сим­волом unio mystica[19], поскольку в своем качестве мифологемы она дает выражение архетипу соединения противоположнос­тей. Но архетипы не выступают представителями чего-либо внешнего, не-психического, хотя, конечно, и обязаны своей конкретной образностью впечатлениям, получаемым извне. Скорее уж они, независимо от принимаемых ими внешних форм и иногда даже в прямом противоречии с ними, репре­зентируют жизнь индивидуальной психе, ее сущность. Хотя эта психе у каждого индивида является врожденной, сам он не в состоянии ни изменить ее, ни обладать ею личностным обра­зом. Она одинакова и в индивиде, и в конце концов, в каждом человеке. Она - предварительное условие всякой индивидуаль­ной психе, так же как море - носитель индивидуальных волн. Алхимический образ coniunctio, практическая важность ко­торого была доказана на позднейшей стадии развития, в равной мере ценен и с психологической точки зрения: в исследовании темных глубин психе он играет ту же роль, что и в изучении загадки материи. В самом деле, он не смог бы столь действенно проявить себя в материальном мире, если бы уже до того не обладал способностью зачаровывать и, таким образом, фикси­ровать внимание исследователя в нужном направлении. Coni­unctio представляет собой априори существующий образ, занимающий выдающееся место в истории психического разви­тия человека. Если мы проследим эту идею вглубь, то обна­ружим, что в алхимии она имеет два истока: один - христиан­ский, другой - языческий. Христианский источник - это, безусловно, учение о Христе и Церкви, sponsus[20] и sponsa[21], где Христос берет на себя роль Солнца, а Церковь - роль луны9. Языческий источник - это, с одной стороны, иеро-гамия10, а с другой - брачный союз мистика с Богом11. Опыт такого рода психических переживаний и следы, оставленные ими в традиции, объясняют многое, что иначе оставалось бы совершенно непостижимым в странном мире алхимии и в ее тайном языке.

356 Как уже было сказано, образ coniunctio всегда занимал важ­ное место в истории человеческой психики. Недавние достижения медицинской психологии с помощью наблюдений над психическими процессами, протекающими при неврозах и психозах, заставили нас все более тщательно исследовать ту основу психики, которую обычно называют бессознательным. Такие исследования необходимы прежде всего для психоте­рапии, ибо мы более не можем соглашаться с возможностью , объяснения психических расстройств исключительно теми изменениями, что происходят в теле или же в сознании; для объяснения требуется некий третий фактор, а именно, гипоте­тические бессознательные процессы12.

357 Практика анализа показала, что бессознательные содер­жания вначале неизменно проецируются на конкретных лиц и конкретные ситуации. Многие проекции могут быть в конце концов реинтегрированы индивидом, после того как он распоз­нает их субъективное происхождение; другие же проекции сопротивляются интеграции и, будучи отделены от своих пер­воначальных объектов, оказываются перенесенными на лич­ность врача. Особенно важная роль среди этих содержаний принадлежит отношению к лицу противоположного пола из числа родителей, то есть отношению сына к матери, дочери к отцу; важны также отношения брата и сестры13. Как правило, такой комплекс не может быть полностью интегрирован, пос­кольку врачу почти всегда отводится место отца, брата или даже матери (последнее, конечно, встречается реже). Опыт показал, что проекция такого рода удерживается во всей своей первоначальной интенсивности (которую Фрейд считал этио­логической), тем самым создавая связь, во всех отношениях соответствующую исходному инфантильному отношению; при этом проявляется тенденция пересказать врачу все свои дет­ские переживания. Другими словами, невротическая непри­способленность пациента теперь оказывается перенесенной на врача14. Фрейд, первым познакомившийся с данным феноменом и описавший его, предложил термин "невроз переноса"15.

358 Такая связь зачастую настолько интенсивна, что мы почти с полным правом может говорить о "соединении". Когда два химических вещества соединяются, оба претерпевают изме­нения. Именно так и получается при переносе. Фрейд верно распознал терапевтическую важность этой связи, состоящую в том, что благодаря ей возникает mixtiim compositum[22], состав­ленное из собственного психического здоровья врача и неприспособленности пациента. Согласно фрейдовской технике, врач старается, насколько возможно, отстранить от себя пере­нос - что в достаточной мере понятно с человеческой точки зрения, хотя в определенных случаях это и может существенно ухудшить терапевтический эффект. Той или иной степени во­влеченности врача избежать невозможно; здоровье его собственной нервной системы при этом также может пострадать10. Он почти буквально "берет на себя" страдания своего пациента и делит их с ним. Тем самым он подвергает себя риску, и риск этот представляется чем-то вполне естественным17. То, что Фрейд придавал огромное значение феномену переноса, стало понятно мне во время первой же нашей личной встречи в 1907 году. Тогда мы говорили несколько часов подряд, а затем на­ступила пауза. Внезапно, он ни с того ни с сего спросил меня: "А что Вы думаете о переносе?" Я с глубочайшей убежден­ностью ответил, что это - альфа и омега аналитического мето­да; на что он заметил: "Ну что ж, самое главное Вы поняли".