Смекни!
smekni.com

К. Г. Юнг Психология переноса (стр. 5 из 60)

Но все совсем иначе у человека во второй половине жизни. Ему больше не нужно воспитывать волю - скорее, чтобы понять смысл своей индивидуальной жизни, нужен опыт собственной сущности. Социальная полезность уже не столь желанна, как раньше. Он воспринимает свою социально бесполезную твор­ческую деятельность как работу и над собой, и личное благо­деяние. Кроме того, она освобождает от болезненной зависи­мости, и пациент приобретает внутреннюю устойчивость и новое доверие к самому себе. Именно эти достижения, в свою очередь, благотворно сказываются на социальной жизни па­циента. Ведь внутренне устойчивый и доверяющий самому себе человек справится со своими социальными задачами лучше, чем тот, у кого нелады с бессознательным.

Я старался не перегружать свой доклад теорией, поэтому многое осталось темным и непроясненным. Но чтобы научиться понимать картины пациентов, необходимо все же упомянуть некоторые теоретические положения. Все эти картины отлича­ются примитивным символизмом, ярко проявляющимся и в рисунке, и в красках. Кричащие цвета, архаические изобра­жения - все указывает на природу лежащих в основе изоб­разительных сил. Это иррациональные символические тенденции столь древнего исторического характера, что им нетруд­но найти параллели с аналогичными предметами археологии и истории религий. Поэтому можно предположить, что такие картины порождаются, главным образом, теми регионами пси­хики, которые я обозначил как коллективное бессознатель­ное. Этим термином я называю бессознательное общечелове­ческое психическое функционирование, лежащее в основе как современных символических картин, так и подобных порож­дений человеческого прошлого. Такие картины вызываются естественной потребностью и удовлетворяют ее же. Дело об­стоит так, словно наша уходящая корнями в древность психика выражает себя в этих картинах, получая возможность функцио­нировать вместе с чужеродным для нее сознанием. Правда, не­обходимо добавить, что чисто изобразительная деятельность сама по себе недостаточна. Сверх этого нужно еще интеллек­туальное и моральное понимание картин, благодаря чему они интегрируются в сознание. Их следует подвергнуть синтетичес­кой работе толкования. Несмотря на то, что я многократно прошел этот путь с отдельными пациентами, мне еще не удалось прояснить и опубликовать такой процесс во всех его деталях4.

Все это, конечно, весьма отрывочно. Но здесь мы находимся на абсолютной целине, где самое главное - накопить опыт. По очень важным причинам именно тут я не хотел бы допускать опрометчивых выводов. Ведь речь идет о жизненном процессе души вне сознания, который становится косвенно доступен на­блюдению. И мы не знаем, в какие неизвестные глубины про­никает при этом наш взгляд. Как я уже указывал, речь идет о чем-то вроде процесса центрирования - многие главные образы указывают в этом направлении; в ходе этого процесса то, что мы называем Я, уходит на периферию. Это изменение, по-видимому, вызвано тем, что историческая часть души выходит на передний план. Цель самого процесса поначалу непонятна. Мы можем лишь констатировать его сильное воздействие на сознание личности. Поскольку это повышает ощущение жизни и поддерживает ее поток, приходится заключить, что данному процессу присуща определенная целесообразность. Можно на­звать это новой иллюзией. Но что такое иллюзия? С какой точки зрения мы можем говорить об иллюзии? Существуют ли иллюзии для души? Или они для нее важнейшая форма жизни, необходимость, как кислород для организма? То, что мы назы­ваем "иллюзией", возможно, есть исключительно важная психическая реальность. Душа вряд ли заботится о наших кате­гориях действительности. Для нее, похоже, действительно то, что действует. Кто хочет исследовать душу, не должен путать ее с сознанием, или он скрывает предмет исследования от соб­ственного взгляда. Напротив, чтобы познать душу, нужно понять, насколько она отлична от сознания. Вполне возможно, что наша иллюзия для нее действительность, и потому в выс­шей степени бессмысленно мерить психическую реальность реальностью сознания. Для психолога нет ничего глупее, чем миссионерская точка зрения, объявляющая иллюзией божества бедных язычников. Но к сожалению, мы все еще допускаем хал­туру догм, как если бы наша так называемая реальность не была столь же иллюзорной. В психическом, как и повсюду в опыте, действующие вещи реальны, как бы человек их не на­зывал. И речь идет как раз о том, чтобы по возможности пони­мать эту реальность как таковую, а не о том, чтобы навязывать ей другие имена. Дух остается для души духом, даже если на­звать его сексуальностью.

Я должен повторить, что эти названия и изменения назва­ний не имеют никакого отношения к сущности обрисованного процесса. Он, как и все сущее, не исчерпывается рациональ­ными понятиями сознания - именно поэтому мои пациенты предпочитают символическое представление и интерпретацию как более адекватные и действенные.

Это, пожалуй, все, что я мог бы сказать о своих терапевти­ческих планах и взглядах в рамках обзорного доклада. Может быть, это просто начало, и я буду вполне удовлетворен, если так и окажется.

1 Лейпциг, 1904-1913.

2 Ср. Психологические типы XI, раздел Функция.

3 Шиллер: Об эстетическом воспитании человека. Письмо 15

4 Этот недостаток с тех пор устранен. Ср. Zur Empirie cles Individuationprozes-ses (К вопросу об опыте процесса индивидуации), GW 9/1.

Некоторые принципиальные

соображения о практической психотерапии*

Доклад, прочитанный перед медицинским обществом в Цюрихе в 1935 г. Опубликован в Zentralblatt fur Psychotherapie, VIII, 1935, 2, р.66-82. GW 16.

28

К.Г.Юнг

Психотерапия - это область искусства врачевания, развив­шаяся и получившая известную самостоятельность лишь в пос­ледние пятьдесят лет. Взгляды в этой области очень измени­лись и дифференцировались, накопился опыт, допускающий самые разные толкования. Причина в том, что психотерапия -не простой и однозначный метод, как ее понимали поначалу. Постепенно оказалось, что она является (в определенном смыс­ле), диалектическим процессом, т.е. диалогом между двумя людьми. Диалектика первоначально была в античной филосо­фии искусством убеждения, но довольно рано стала обозначать метод порождения новых обобщений Человек - это целостная психическая система, которая в процессе общения вступает во взаимодействие с другой системой психики. Современная фор­мулировка психотерапевтических отношений врача и пациента далеко отошла от первоначального представления о том, что психотерапия - это метод, который кто угодно может стерео­типно применять для достижения желаемого эффекта. Причи­ной этого неожиданного и, я бы сказал, нежелательного расши­рения были совсем не спекулятивные потребности, а суровая реальность. Сначала это была необходимость признания воз­можности разных толкований опытного материала. Возникли разные школы с диаметрально противоположными взглядами; вспомним французский метод суггестивной терапии Бергейма и Льебо, воспитание воли, убеждение (persuasion) по Бабински, рациональную психическую ортопедию Дюбуа, психоанализ Фрейда с подчеркиванием -сексуальности и бессознательного, методы (с упором на стремление к власти) индивидуальной психологии Адлера, аутогенную тренировку Шульца - и это только самые известные. Каждый из этих методов основывает­ся на особых психологических предпосылках и порождает соб­ственные результаты, которые чрезвычайно трудно сравнивать. Поэтому неудивительно, что представители различных точек зрения большей частью считали мнение других ошибочным, дабы упростить дело. Однако объективная оценка фактов пока­зывает, что за каждым методом и теорией нельзя признать определенного права на существование, поскольку они имеют не только определенные успехи, но и подкреплены фактами, их доказывающими. Таким образом, в психотерапии мы сталкива­емся с ситуацией, которая сравнима с положением в современ­ной физике, имеющей, например, две противоречащие друг другу теории света. И как физика не считает это чем-то непреодолимым, так и существование нескольких психологических точек зрения не следует считать поводом для предположения о том, что противоречия непримиримы, а взгляды субъективны и потому несопоставимы. Противоречия в какой-либо области науки доказывают лишь то, что предмет науки обладает свой­ствами, которые в настоящее время могут быть представлены лишь в виде антиномий (например, как волновая и корпуску­лярная природа света). Только природа психики бесконечно сложнее природы света, поэтому и нужны многочисленные антиномии, чтобы достаточно полно описать сущность психи­ческого. Одной из фундаментальных антиномий является поло­жение: Психика зависит от тела, тело зависит от психики. Есть убедительные доказательства для обеих частей этой анти­номии, так что объективное суждение ни в коем случае не может согласиться с преобладанием тезиса над антитезисом. Наличие противоречий указывает на трудность предмета исследования, и поэтому - по крайней мере пока - могут делаться лишь отно­сительные утверждения. Любое утверждение действительно лишь постольку, поскольку указано, с какой психической сис­темой соотносится его предмет. Таким образом, мы получаем диалектическую формулировку, которая не утверждает ничего кроме того что психическое воздействие есть взаимодействие двух психических систем. Так как существует бесконечное множество индивидуальных систем психики, то и суждения бесконечно разнообразны. Если бы индивидуальность была то­тальным отличием, т.е. если бы индивид полностью отличался от каждого другого индивида, то психология как наука была бы невозможна - она состояла бы из хаоса субъективных мнений. Но так как любая индивидуальность относительна и компен­сируется конформностью, то общезначимые суждения (науч­ные констатации) возможны. Но эти суждения могут, естест­венно, относиться только к похожим, общим частям психики, но не к индивидуальному, уникальному в системе. Второе фун­даментальное противоречие психологии гласит: Индивидуаль­ное - ничто по сравнению с общим, общее - ничто по срав­нению с индивидуальным. Как известно, нет слона вообще, есть только отдельные слоны. Но если бы не было общности при всегдашнем множестве слонов, то уникальный, индивидуаль­ный слон был бы сверх всякой меры маловероятен.