В этой серии мотив встречался не менее 51 раза. Сначала он проявился как множество неопределенных женских фигур, потом это была смутная фигура женщины, которая сидела на лестнице. Потом она явилась под покрывалом, а когда сняла его, то ее лицо светилось, как солнце. Потом она появилась обнаженной, стоя на глобусе, видимая со спины. Затем она вновь разделилась на множество танцующих нимф, потом на несколько больных венерическими болезнями проституток. Несколько позже незнакомка появляется на балу и сновидец дает ей деньги. Потом она оказывается больной сифилисом. Начиная с этого момента, незнакомка связывается с так называемым мотивом двойника, который также часто встречается в снах. Дикарка, возможно малайка, раздваивается. Ее надо взять в плен, но она и светловолосая нагая женщин, которая стояла на глобусе, или молодая девушка с красной шапочкой, гувернантка, бонна или старая женщина. Она очень опасна, член разбойничьей шайки и не совсем человек, а словно абстрактная идея. Она проводник, сопровождающий сновидца на высокую гору. Но она и как птица, что-то вроде марабу или пеликана. Она хочет поймать себе мужчину. Она большей частью белокура и дочь парикмахера, но у нее есть индийская, очевидно, темная сестра. В качестве белокурой горной проводницы, она объясняет сновидцу, что часть души его сестры принадлежит ей. Она пишет ему письмо, но является женой другого. Она не говорит, и с ней не заговаривают. У нее то черные, то белые волосы. У нее оригинальные, неизвестные сновидцу фантазии. Может быть она - неизвестная жена отца, но не его мать. Она летит с ним в самолете, который падает. Она голос, превращающийся в женщину. Она объясняет ему, что она - осколок, то есть фрагмент, что, пожалуй, означает, что она - частичная душа (Teilseele). У нее есть брат, который сидит в плену в Москве. Как темная фигура она - служанка, глупа, и за ней надо присматривать. Незнакомка часто появляется двойственной, как две женщины, идущие с ним в горы. Белокурая горная проводница является ему однажды как видение. Она приносит ему хлеб, занята религиозными идеями, знает путь, которым ему
Соображения о психотерапии
39
надо идти, он встречает ее в церкви, она его духовная наставница, поводырь. Она выходит словно из темного ящика и может превратиться из собаки в женщину. Однажды она даже обезьяна. Сновидец рисует во сне ее портрет; но то, что появляется на бумаге - это абстрактная символическая идеограмма, содержащая в основном троичность - часто встречающийся мотив.
Таким образом, мотив незнакомой женщины характеризует фигуру крайне противоречивого характера, которую действительно нельзя связать с нормальным женским существом. Изображается скорее сказочное существо, нечто вроде феи, которая тоже имеет "переливающийся" характер. Как известно, есть злые и добрые феи, они тоже могут превращаться в животных, могут быть невидимыми, любого возраста, то молодые, то старые, имеют не человеческую, а эльфийскую природу с характером частичной души, соблазнительные, опасные и мудрые Поэтому мы вряд ли ошибемся, предположив, что этот мотив идентичен мифологическим представлениям о похожих на эльфов существах (нимфы, сильфиды, ундины, русалки, дриады, суккубы, ламии, вампиры, ведьмы и иже с ними). Ведь весь мифический сказочный мир - порождение бессознательной фантазии, как и сон! Часто бывает, что этот мотив сменяет мотив воды. Как вода означает бессознательное вообще, так фигура незнакомой женщины является персонификацией бессознательного, которую я обозначил как аниму. Эта фигура, в принципе встречается только у мужчин, и появляется лишь тогда, когда свойства бессознательного начинают становится для пациента проблемой. У мужчины бессознательное имеет женскую природу, а у женщины - мужскую, поэтому персонификацией бессознательного у мужчины является вышеописанное женское существо.
Рамки доклада не позволяют мне описать все те мотивы, которые встречаются в процессе индивидуации, то есть в случае, когда материал пациента нельзя свести к общим, свойственным среднему человеку предпосылкам. Есть множество мотивов, и все они в полном составе встречаются в мифологии. Поэтому единственное, что можно сказать - индивидуальное психическое развитие поначалу порождает нечто, похожее на старый сказочный мир. Поэтому понятно, что это выглядит так, словно индивидуальный путь идет вспять в человеческое прошлое, словно он - регрессия в историю духовного развития
40
К.Г.Юнг
и словно происходит нечто недопустимое, что следует предотвратить терапевтическим вмешательством. Ведь сходные вещи можно видеть и при психотических заболеваниях, особенно при параноидных формах шизофрении, где кишат мифологические создания. Опасение, что речь идет о патологическом развитии, ведущем в хаотический или болезненный мир фантазии, напрашивается само собой. Такое развитие может стать опасным у человека, недостаточно утвердившегося в качестве социального субъекта. В конечном счете, любое психотерапевтическое вмешательство может натолкнуться на латентный психоз и перевести его в острую стадию. Поэтому некритическая и дилетантская игра психотерапевтическими методами - это игра с огнем, от которой следует настоятельно предостеречь. Дело становится особенно опасным, когда освобождается архетипический слой психики, потому что эти содержания, как правило, оказывают на пациента удивительно захватывающее действие, вполне объяснимое колоссальным влиянием на человеческую природу мифологических представлений.
Представляется, что процесс выздоровления мобилизует эти силы в своих целях. Мифологические представления с их своеобразной символикой проникают в глубину человеческой души, в исторические основы, куда никогда не добираются разум, воля и благие намерения. Ведь они, эти представления происходят из тех глубин и говорят на том языке, пусть и трудном для нашего сегодняшнего разума, но заставляющем резонировать самое существо человека. То, что могло нас поначалу испугать, как регрессия, оказывается скорее reculer pour mieux sauter", сбором и интеграцией сил, порождающих новый порядок.
Невроз на этом уровне - это в полном смысле слова душевная болезнь, с которой ничего нельзя сделать обычными рациональными методами. Поэтому есть немало психотерапевтов, которые в крайнем случае прибегают к одной из известных религий или, скорее, конфессий. Я далек от того, чтобы представлять эти устремления в смешном свете. Напротив, я должен подчеркнуть, что в их основе лежит очень верный инстинкт -ведь нынешние религии еще содержат живые остатки мифического века. А то, что политические учения при случае обращаются к религии, самым ясным образом доказывают свастика, "немецкие христиане" и немецкое религиозное движение (Gla-ubensbewegung). He только христианство с его символикой
* Отойти назад, чтобы дальше прыгнуть (фр.) - Прим. пер.
Соображения о психотерапии
41
спасения, но и все религии вообще, вплоть до магических практик примитивных обществ, являются видами психотерапии, которые лечат и исцеляют болезни души и порождаемые ею недуги тела. Сколько в современной медицине суггестивной терапии - об этом я не хочу судить. Ведь мягко говоря, учет психического фактора в практической терапии - совсем не плохое дело. Как раз в этом смысле история медицины чрезвычайно поучительна.
Таким образом, когда некоторые врачи обращаются к мифологическим или религиозным представлениям, то с исторической точки зрения они поступают верно. Но сделать это можно лишь с теми пациентами, для которых еще живы содержащиеся в религиях мифические остатки. Таким пациентам показана рациональная терапия - до тех пор, пока не достигнут момент, где необходимы мифологические представления. Когда я лечу прихожан-католиков, я всегда отсылаю их к исповеди и прочим средствам благодати церкви. У верующих протестантов, которым приходится обходится без исповеди и отпущения грехов, ситуация сложнее. В новейшем протестантизме, правда, открылся клапан так называемого оксфордского движения. Оно предлагает в качестве замены взаимную исповедь (Lainbeich-te), а вместо отпущения - взаимное переживание (Gemeinsc-haftserlebnis). Несколько моих пациентов (при моей полной поддержке) вступили в это движение, равно как другие стали католиками - или, по крайней мере, лучшими католиками, -чем прежде. Во всех этих случаях я воздерживаюсь от диалектического способа действия, поскольку нецелесообразно подталкивать индивидуальное развитие пациента сверх его потребностей. Если он может найти смысл своей жизни и исцеление от своего беспокойства и раздробленности в рамках существующих форм вероисповедания (включая политические верования), то врачу этого должно быть довольно. В конце концов он должен заботиться о больном, а не об излеченном.
Однако есть очень много пациентов, у которых вообще нет религиозных убеждений, либо последние неортодоксальны. Их принципиально нельзя обратить в какую-нибудь веру. С любой рациональной терапией они застревают, несмотря на то, что сама по себе их болезнь излечима. В таких обстоятельствах не остается ничего другого, как диалектически развивать те мифологические содержания, которые живы в самом больном, вне зависимости от любой исторической традиции. В этих случаях мы наталкиваемся на мифологические сны с их характерными сериями образов, ставящих перед пониманием врача совершенно новую и неожиданную задачу. От него требуются знания, к которым терапевт совершенно не подготовлен своим специальным образованием. Ибо человеческая душа - это не психиатрическая, ни физиологическая, ни вообще биологическая, а исключительно психологическая проблема. Душа есть самостоятельная область со своими особыми закономерностями. Сущность души нельзя вывести из принципов других областей знания, иначе извращается своеобразная природа психического. Его нельзя идентифицировать ни с мозгом, ни с гормонами, ни с любыми из известных инстинктов, оно волей-неволей должно быть признано феноменом sui generis".