В этом аспекте данное исследование зафиксировало распределение предпочтений, схожее с тем, что мы получили при анализе материалов политической рекламы. Примечательно, что, согласно этому исследованию, самоидентификация с жителями той же территории к началу 1997 г. несколько «обогнала» социально-профессиональную самоидентификацию. Вполне возможно, что этот «скачок» уровня самоидентификации с жителями данной территории стал следствием региональных избирательных кампаний, пик которых пришелся на конец 1996 – начало 1997 гг.
Результаты указанного исследования свидетельствуют о том, что ни социально-профессиональный, ни региональный тип самоидентификации не доминируют друг над другом в том смысле, что актуализация одного подавляет актуализацию другого. Если пытаться определить их соотношение, то наиболее подходит метафора «сосуществуют».
Это становится еще более отчетливым, если мысленно представить себе соотношение того, что дано нам в результатах опроса и того, что дано нам в рекламе. Результаты опроса демонстрируют потенциально допустимые способы самоидентификации (т.е. отвечают на вопрос, с кем и в какой мере мог бы идентифицировать себя житель России), в то время как политическая реклама создает ту или иную конфигурацию идентичностей, и в зависимости от намерений ее авторов, стремится актуализировать одни и, напротив, подавить другие типы самоидентификации. То, что приблизительно равные по потенциалу идентичности актуализируются исследованными материалами политической рекламы в приблизительно равной степени говорит о том, что в их одновременной актуализации не заложено внутреннего противоречия.
Совершенно по иному выглядит отношение между региональной идентичностью, с одной стороны, и этнической и гражданской идентичностью, с другой. Как следует из таблицы 4, потенциал этнической идентичности (стремление идентифицировать себя с людьми той же национальности) в последние годы (1994-1997) заметно вырос и превзошел потенциал региональной идентичности. Причем есть основания предполагать, что это рост преимущественно русского национализма [24]. Однако в текстах политической рекламы стремление актуализировать этническую идентичность выражено в несколько раз слабее стремления актуализировать региональную идентичность. Выявленные несоответствия потенциалов этнической и гражданской идентичностей интенциям их мобилизации могут быть объяснены тем, что эти типы самоидентификации (в отличие от социально-профессионального) выступают как конкурирующие с региональным (локальным).
Анализ соотношений различных типов идентичности по результатам социологического опроса и исследования материалов политической рекламы позволяет по иному взглянуть на проблему самоидентификации кандидата в семантическом пространстве политической рекламы. Выявленные соотношения показывают, что она осуществляется не в одномерном пространстве, где каждый тип идентичности конкурирует с любым другим из потенциально возможных, а в многомерном, количество измерений которого задается количеством «конкуренций» между отдельными типами идентичности.
Применительно к исследуемому нами семантическому пространству политической рекламы региональных избирательных кампаний 1996-1997 гг. можно говорить о наличии, как минимум, трех измерений, в которых кандидат на пост главы исполнительной власти субъекта Федерации был вынужден себя идентифицировать. Рассмотрим их коротко.
Первое измерение условно можно обозначить оппозицией «низы-верхи». Как видно из таблицы 3, кандидаты пытаются выступать в роли политического представителя тех категорий населения, к которым часто применяется метафора «простые люди», «простой народ» и т.п. По отношению к ним региональный лидер пытается предстать в облике защитника и покровителя, что хорошо видно в следующих примерах.
«Главный ориентир в его программе – социальная защита каждого и прежде всего безработных, пенсионеров и инвалидов, детей и подростков» (В. Тихомиров. Ивановская область. 1996 г.) [25]
«Всего за три месяца глава администрации Краснодарского края Николай Егоров добился:
возобновления строительства краевого кардиологического центра;
выделения денег на завершение строительства краевого реабилитационного центра для ветеранов;
выделения более 15 миллиардов рублей войсковым частям, где служат кубанцы, для решения первоочередных бытовых проблем;
увеличения заработной платы учителям и врачам;
начала строительства жилья для пострадавших от стихийного бедствия в поселке Пжада...
бесперебойного обеспечения медикаментами и продуктами военного госпиталя;
закупки современного медицинского оборудования для роддомов на сумму 1 миллион долларов;
льготного тарифа на электроэнергию для малообеспеченных групп населения края...» (Н. Егоров. Краснодарский край. 1996 г.) [26]
Второе «измерение» семантического пространства проанализированных рекламных текстов создается ориентацией кандидата в пространстве допустимых экономических стратегий по отношению к отечественному (и/ или местному) производителю и задается оппозицией «протекционизм-монетаризм». Как видно из таблицы 3, кандидаты на должности глав исполнительной власти субъекта Федерации предпочитают определять свое место как можно ближе к «полюсу» протекционизма. Тем самым они, как и в предыдущем случае, пытаются предстать в образе «защитника и покровителя», но только теперь в отношении местного производителя. В следующих примерах это видно достаточно отчетливо.
«С первых дней после прихода в областную администрацию Цапин начал решать острейшие проблемы областного хозяйства. Результаты его недолгой работы можно увидеть уже сегодня. Огромное количество наших крестьян благодарны ему за начатое упорядочение работы корпорации «Воронежагроконтракт», за долгожданное открытие границ нашей области для производителей сельскохозяйственной продукции, которым теперь ничто не мешает искать рынки сбыта в любом российском регионе. Жители Калачаевского, Бутурлиновского и Павловского районов благодаря Цапину перестали страдать от постоянного отключения электроэнергии, вечерами дети могут спокойно учить свои уроки, любители «мыльных сериалов» – спокойно смотреть свой телевизор.
Но самое главное – Цапин повернул-таки администрацию лицом к областному производству, залогу оздоровления воронежской экономики. Большие надежды и оптимизм в меня вселяет то, что повышенное внимание новый губернатор уделяет энергетикам, учреждениям здравоохранения и образования, правоохранительным органам...» (А. Цапин. Воронежская область. 1996 г.) [27].
«Активная работа в Государственной Думе позволила Гордееву наладить деловые контакты в министерствах и ведомствах правительства России. Примером этого являются практические дела по формированию государственного оборонного заказа и привлечению денежных средств на выплату заработной платы на оборонных предприятиях области, стипендий студентам саратовских учебных заведений, пенсий пенсионерам, строительство жилья для военнослужащих запаса ликвидаторов аварии на чернобыльской АЭС, переселенцев из аварийных домов системы инженера Лагутенко, компенсаций на удорожание строительства ТЮЗа родильного дома в Саратове, мостового перехода через Волгу в районе села Пристанное» (А. Гордеев. Саратовская область. 1996 г.) [28].
Рассмотрим последние два примера более подробно с точки зрения того, как в них взаимодействуют стратегии идентификации по обоим измерениям. Оба отрывка характеризуют кандидатов, баллотирующихся в разных регионах, обладающих различным политическим статусом (один- действующий глава администрации, другой – бывший депутат Государственной Думы) и представляющих различные политические лагери (один – представитель так называемой «партии власти», другой – коммунист), однако описания кандидатов очень похожи: и тот, и другой выступают в качестве защитников «простого народа» (Цапин делает так, чтобы хорошо жилось крестьянам, учителям, врачам, чтобы «не отключали свет..»; Гордеев обеспечивает существование рабочих, студентов, пенсионеров, чернобыльцев и т.д.) и одновременно помогает местным производителям (Цапин «открывает границы» для сельхозпроизводителей, «поворачивается лицом к производству»; Гордеев «формирует оборонный заказ», в результате которого обеспечивается работой саратовский ВПК).