Тем не менее в одном решающем аспекте научное изучение человеческой психологии прямо противоположно религии. Независимо от своих идеологий и методов, все учёные одержимы поиском святого Грааля причинности. В конце концов, это то, вокруг чего вообще вертится вся наука.
ОСУЩЕСТВИМОСТЬ
И от нас природа отступила
Так, как будто мы ей не нужны,
И продольный мозг она вложила,
Словно шпагу в тёмные ножны.
И подъёмный мост она забыла,
Опоздала опустить для тех,
У кого зелёная могила,
Красное дыханье, гибкий смех.
Осип Мандельштам. Ламарк
Когда идеал воспринимается как недостижимый, он отвергается как “утопический”.
Если от ныне живущих, чей альтруизм распространяется лишь на одно-два поколения вперёд и кто, в основном, равнодушен к культуре и цивилизации, требуется настоящая жертва, – возникает естественный вопрос: не является ли евгеника просто фантазией?
Чтобы определить осуществимость восстановления евгенического движения как жизнеспособной социальной силы, мы должны сначала пристально взглянуть на политические системы и выйти за пределы популистского ура-патриотизма, который так же вечен, как и вездесущ.
При сильной диктатуре власть открыто отдана диктатору, в то время как при “демократиях” пирамида властной структуры более размыта:
Уровень А: различные лобби и (по большей части анонимные) олигархи.
Уровень Б: политики.
Уровень В: правительственные чиновники и средства массовой информации.
Уровень Г: население.
Отношение уровней Б и В к уровню А – это в значительной степени отношение наёмных работников к работодателю.
Политикам, чтобы их выбрали, нужны деньги для проведения опросов общественного мнения и рекламы-пропаганды. Что же касается средств массовой информации, также принадлежащие уровню А, они развлекают основное население показным состязанием, в котором разница между соперниками – минимальная, или даже фиктивная. После “избрания”, политики исполняют волю тех, кто обеспечивал им финансирование, а их проигравших конкурентов – “припарковывают” на выгодных официальных местах, чтобы они готовились к следующему раунду.
Конечно, есть среди основного населения умные люди, которых не одурачить механизмом этой системы, но их можно запугать, кооптировать, или в конце концов позволить им высказывать недовольство – их протесты используются в качестве демонстрации “свободы слова”, поскольку они не несут в себе никакой угрозы самой системе.
В конце концов все социальные структуры имеют своих “Альфа”-лидеров, и внедрение жизнеспособной евгенической политики будет зависеть от относительно маленькой элиты. В самом деле, при её ранимости и возможной порче от грубого трибализма и противоположных универсализму ценностей, при её любви к нашим братьям меньшим и благодарности за бесценный дар цивилизации и культуры, евгеника не должна пытаться стать массовым движением. Часть моего побуждения написать эту книгу – направить воссозданное движение евгеники именно по этому пути.
Будущая эволюция человека, само выживание этого вида – поставлены на карту. У нас нет другого выбора, кроме как пытаться. Самая нереальная фантазия, это – безнадёжная мечта о генетической неизменности нашего вида и антинаучное утверждение, будто человечество свободно от дальнейшей эволюции, будто социальный феномен оказывает нулевое влияние на генетический отбор, так что мы можем не считаться с эволюционным процессом при развитии медицины. И предельным эгоизмом является то презрение (пускай, дескать, они сами что-нибудь придумают), которое мы испытываем, как к нашим современникам, так и к нашему потомству.
Если те, кто принимает решения в обществе, не будут в состоянии разобраться в наших жизненных вопросах, мы – как вид – будем сползать обратно вниз по эволюционной лестнице.
Мы можем двигаться вперёд. Неумолимая связь между сексуальной активностью и созданием потомства разорвана. Люди могут заниматься сексом, не производя детей, и они могут зачинать детей, не занимаясь сексом. Таким образом, евгенике нет нужды вторгаться в самые интимные стороны их жизни.
Многие из принимаемых на правительственном уровне решений чреваты генетическими последствиями – программы планирования семьи, легализованные и субсидируемые аборты, иммиграционные критерии, налоговые льготы за детей, оплаченный отпуск по уходу за детьми, генетические исследования, клонирование, помощь при бесплодии и т.д. Разумно ожидать от тех, кто принимает ответственные решения в обществе, чтобы они учитывали евгенические или дисгенические последствия своих действий.
Мир разделён на независимые нации. При необходимом финансировании не так уж сложно будет начать крупные позитивно-евгенические программы размножения, которые совсем не обязательно будут зависеть от человеческих биологических матерей. Сопротивление подобным переменам носит вполне понятный эмоциональный характер, учитывая, что даже искусственное осеменение всё ещё вызывает негодование в иных кругах.
Один очевидный фактор, который будет содействовать евгенике, это несомненное желание родителей иметь здоровых и умных детей. Генетический скрининг зародышей будет выявлять всё большее число отрицательных свойств, и таким образом мы перейдём на ступень выше – от ликвидации ужасных заболеваний до попыток произвести на свет детей с такими генетическими премуществами, которыми сейчас обладают маленький процент населения.
Терапия зародышевого пути, в отличие от традиционных методов как позитивной, так и негативной евгеники, даст людям возможность иметь своих собственных детей. Которые будет более здоровыми и умственно развитыми, чем они были бы без генетического вмешательства. Этот метод полностью обойдёт конфликт интересов разных поколений, который наносит ущерб беспомощным ещё-не-рождённым.
Как обсуждалось выше, общественное мнение чрезвычайно податливо. Успех рекламы и политической пропаганды сводятся к финансированию. Евгеника – не безнадёжно утопична. Путь предстоит нелёгкий, но абсолютно реально, по крайней мере, вернуть эволюцию на позитивную траекторию.
Но если какая-то отдельная страна станет агрессивно внедрять политику евгеники, будучи в военном отношении слабой по сравнению с другими странами, или если какая-нибудь этническая группа последует этим курсом, неучаствующие страны (или группы) ощутят конкурентную угрозу своему потомству и у них будет сильное искушение нанести превентивный удар, чтобы избежать необходимости самим проводить политику евгеники. Именно это настаивание на групповом господстве лежит в основе антиевгенических настроений.
В конечном счёте сила евгенического движения – в разумном отношении к человечеству, как к одному из многих видов, и подавление евгеники принадлежит представителям радикального инвайронментализма (от environment – окружение, среда), у которых были веские аргументы, но которые в своих крайностях были не менее абсурдны, как суды над ведьмами в г. Сейлеме в конце 17-го века.
Евгеники правы, вот и вся простая истина.
РАДИКАЛЬНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО
Мы знаем, что мы есть, но знаем ли, – чем можем стать?
Гамлет
Хотя мы всё ещё находимся на очень ранней стадии понимания человеческой генетики, вполне можно предвидеть, что будущие знания позволят нам выйти за пределы простых генетических починок – замены того или иного болезнетворного гена или усиления какой-то желательной способности или личного свойства. Мы сумеем пойти гораздо дальше и самым радикальным образом изменить наше генетическое строение. Как было замечено биоэтиком и теологом Джозефом Флетчером ещё в 1973 году, создание людей с геномом, частично заимствованным от других видов, абсолютно возможно.[156] Сейчас учёные успешно пересаживают ДНК из одного биологического вида в другой, наглядно доказывая неустойчивость видов и даже делая возможным коллапс межвидовых барьеров; появилась возможность не просто открытия генов, а их созидания; и на каком-то этапе будущего различные группы людей, используя генетическую технологию, могут пойти разными путями развития – быть может, настолько различными, насколько сейчас отличаются мужчины от женщин.
Должны ли мы пытаться сохранить человеческую природу, или же нам следует попытаться изменить ее?[157]
Изобретение письменности создало всеобщий человеческий разум, в котором знание передается и накапливается через поколения. В этом процессе отдельные люди специализируются в специфических областях, и никто сейчас не станет даже робко пытаться говорить об “универсальном гении”. Для этого слишком много нужно знать.
Технология мозга создавалась – без преувеличения – миллионы лет, но компьютеры, которые по-настоящему развиваются лишь около века, уже побеждают лучших шахматистов. Может быть, компьютеры с развитой личностью ещё и не появились на свет, но они уже сейчас толкаются в своей бинарной утробе.
Технология, основанная на углероде, имеет свои пределы. Индивидуальный человеческий мозг ограничен: 1) своим размером; 2) количеством времени, доступным для обучения; и 3) скоростью, с которой он может обрабатывать информацию. Компьютер может быть создан любого размера, с безграничной памятью и беспредельным программированием. Что касается скорости, современная технология уже позволяет обрабатывать информацию в пикосекунды (триллионные части секунды), в то время как человеческий мозг способен лишь на простые микросекунды.[158]
Человеческий мозг сам по себе – машина, и все его причуды, самосознание и способность к адаптации, в конце концов, будут объяснены. Сейчас продолжаются шумные споры относительно того, когда компьютерный мозг превзойдёт человеческий. Но на самом деле это вопрос времени. Два сообщества, спроектированные Г. Уэллсом в “Машине времени” – одно (“марлоки”) производит материальные блага, а другое (“элои”), похожее на детское, потребляет их, – возможно, появятся раньше, чем мы думаем. И похожими на “элоев” существами будем мы.