Кроме того, Маркова считает началом Греческого проекта переписку Екатерины II с Иосифом II, Императором Австрии, которая происходила в начале 80-х годов XVIII века. Сама Маркова пишет: «Данная статья посвящена изучению истории Крымского вопроса 80-х годов XVIII века в связи с так называемым греческим проектом»[v]. Однако, хронологические рамки первой Архипелагской экспедиции - конец 70-х годов XVIII века. Следовательно, Маркова выкидывает из своей статьи неопровержимое доказательство существования Греческого проекта.
Ещё одним сомнительным аргументом советского историка является отсутствие экспедиции в Грецию во время второй русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Маркова считает, что после писем Иосифу Екатерина должна была доказать свое стремление освободить Грецию на деле, т.е. снарядив экспедицию в Архипелаг. Однако никаких материальных и военных усилий по освобождению Эллады так и не было предпринято. Из этого Маркова делает вывод, что Екатерина не придавала особого значения Греческому проекту. Но можно найти рациональное объяснение и отсутствию русских войск в Архипелаге во время 2-й русско-турецкой войны: дело в том, что, хотя с получением Крыма у России и появился и Черноморский флот, он был скован необходимостью защиты Крыма от турецкого десанта, а Балтийский флот, который активно участвовал в 1-й Экспедиции, был обязан защищать столицу от шведов, с которыми в то время воевала Российская Империя.
Таким образом, указанные к рассмотрению обстоятельства дали возможность Марковой как историку сделать вывод, что в реальности Греческого проекта просто не существовало, он был лишь на бумаге, да и то его целью было не освобождение Греции, а обман Австрии и захват Крыма.
Диаметрально противоположную точку зрения на Греческий проект представляет современный историк и литератор А. Л. Зорин. Этот ученый защищает идею существования Греческого проекта и, более того, считает его одним из важнейших направлений в русской политике XVIII века. Свою позицию он доказывает целым рядом аргументов.
Аргументацию Зорин начинает с того факта, что на внешнюю политику России XVIII века большое влияние оказывали филэллинистические настроения, захватившие в то время стремления не только Императрицы, но и всего передового дворянства. В доказательство этого приводится текст сообщения английского посла в Петербурге Дж. Харриса, который писал: «Ум князя Потемкина <…> постоянно занят идеей создания Империи на востоке: ему удалось заразить императрицу этими чувствами, и она оказалась в такой степени подвержена химерам, что окрестила новорожденного Великого князя Константином, наняла ему в кормилицы гречанку по имени Елена и говорит в своем кругу о том, чтобы посадить его на трон Восточной империи»[vi]. Начало Греческого проекта Зорин относит к середине 70-х годов, когда князь Потемкин представил Екатерине план свой Восточной системы. Именно этот план Зорин видит причиной возвышения Потемкина в 70-е года XVIII века. В этом проекте освобожденная Греция становилась бы зависимым от России государством со столицей – Константинополем. Кроме того, Екатерина представляла греков не простыми людьми, а древними героями, «спартанцами с православным крестом в руках». Именно поэтому все дворяне считали высшей наградой направление в Архипелаг.
Другим фактором, повлиявшим, по мнению Зорина, на Императрицу, стали письма Вольтера. Известный Европейский просветитель считал Екатерину единственной, кто может «изгнать этих варваров и сделать Константинополь столицей Русской Империи». Екатерина в ответ послала просветителю шубу, пошитую на Греческий манер, написав, что она пока не может пригласить его в Константинополь, но дарит шубу, пошитую a la greque как напоминание, что Греция будет освобождена. Возможно, именно письма Вольтера добавляли Екатерине уверенности в необходимости греческого проекта. Для Вольтера турки всегда оставались «варварами, презирающими изящные искусства и запирающие женщин». Он писал: «Они заслуживают того, чтобы их уничтожали»[vii].
Однако Вольтер считал, что Екатерина должна воцариться в Греции: «падение Оттоманской Империи будет прославлено по-гречески, Афины станут одной из ваших столиц, Греческий язык станет всеобщим…», а Греческий проект подразумевал именно ОСВОБОЖДЕНИЕ, а не захват Эллады. То есть идея независимости Греции не была высказана европейскими просветителями. Но тогда возникает вопрос: кто же тогда автор этой идеи? Ведь Вольтер показывал необходимость изгнания турок из Эллады, а не создание нового государства. В любом случае роль Вольтера в греческом проекте очень важна, ведь именно он убеждал Екатерину в необходимости изгнания турок из Европы.
Помимо авторитета Вольтера, на Екатерину также могли повлиять многочисленные оды, которые, в надежде на великие свершения, способствующие славе России, поэты XVIII века посылали Императрице. Например, М. М. Херасков, писал:
«А паче просит вас туда
Народов близкая беда
Соединенных нам законом
Они в оковах тяжких там…»[viii].
Однако, такое масштабное событие (если не политическое направление) как греческий проект, конечно, не могло быть результатом лишь бурной фантазии Екатерины, рождённой под влиянием мнений ближайшего окружения и подкрепленной заявлениями Вольтера и призывами героических од. Для столь важного проекта должны были быть и реальные политические предпосылки. И они были. В 1768 году, незадолго до подписания манифеста «О начале войны с Оттоманской Портою», тогдашний фаворит Екатерины, граф Орлов, предложил снарядить экспедицию с целью поднять восстание в Греции. Екатерина одобрила этот проект. Но изначальное понимание целей проекта Екатериной и графом Орловым было различно. Граф Орлов высказывал надежду к возрождению Греции (под российским протекторатом), Екатерина же всерьез рассчитывала лишь на крупномасштабную диверсию. В начале 1770 г., когда перспективы восстания в Греции были ещё неопределенными, Екатерина II писала графу Орлову: «Пускай бы и тут веками порабощения и коварства развращенные греки изменили своему собственному благополучию, одна наша морская диверсия уже довольна привести в потрясение все турецкие в Европе области». То, что Екатерина планировала лишь диверсию, доказывает также тот факт, что она дала Орлову указание поднимать на восстание обязательно только большое количество народов. «Восстание каждого народа порознь <…> не нанося неприятелю чувствительного ущерба, а еще менее причиняя ему какую-либо полезную диверсию, в чем одном прямая наша цель быть долженствует, привела бы только к открытию туркам глаз»[ix]. Ведь чтобы освободить народ в такой ситуации, надо было закрепиться, собрав все войска на какой-либо территории (например, на Пелопоннесе). Однако когда пришли вести о первых успехах Орлова, Екатерина действительно поверила в реальность освобождения Эллады. Но все же, после подавления восстания, Императрица четко выставила цель: сдерживать Турецкие войска в Греции и блокировать проливы. Хотя при этом с радостью приняла Архипелагское княжество под свой протекторат! Значит, все-таки проект не был ни химерой, ни разовой акцией! Однако 1-я Архипелагская экспедиция не принесла ожидаемых итогов. Восстание в Морее было подавлено, а русским пришлось оставить архипелаг с заключением мира. Алексей Орлов писал: «Здешние народы льстивы, обманчивы, непостоянны, дерзки и трусливы…». Казалось бы, теперь у Екатерины, должно было появиться негативное отношение к грекам, отторжение от них. Но этого не случилось. Хотя, Екатерина и не была полностью удовлетворена результатами первой экспедиции, она сразу же начала готовить следующие походы (одна база в Аузе показывала решительность Екатерины в отправлении в Архипелаг дальнейших экспедиций). Большую моральную поддержку таким действиям Императрицы, по мнению Зорина, оказывало одобрение дворянской общественности, выражавшееся в героических одах, посвященных как ей самой, так и главным военачальникам. Поэт Петров пишет: